Человэльф

Лодку качнуло на высокой волне, морская вода щедрой горстью плеснула ему в лицо. Борис открыл глаза и то, что он увидел, на какой-то миг парализовало его. Крадучись, словно дикая кошка, к нему приближался рыбак с багром в руках, поднятым над головой. Стальной крюк хищно поблескивал в свете луны. Сомнений в том, что рыбак задумал, быть не могло, однако Борис, как зачарованный, продолжал смотреть на него, не в силах стряхнуть с себя оцепенение. И только когда рыбак, подойдя на расстояние вытянутой руки, взмахнул багром, чтобы раскроить ему череп, Борис пришел в себя. Он прогнулся назад и ударом ноги в живот отбросил рыбака на несколько шагов. Тот, выпустив багор из рук, скрючился от боли. Зюйдвестка слетела с его головы, обнажив крошечный череп, заросший грязной свалявшейся шерстью. Внезапно он оскалился и зарычал, обнажив желтые кривые зубы. Глаза его сверкали от ненависти. Борис содрогнулся от ужаса, но не дрогнул. Он подхватил багор, лежавший на палубе, и приготовился к нападению. Между ними было расстояние в три шага, его можно было преодолеть одним прыжком, но Борис не собирался рисковать. Утлую лодку качало на волнах, и ему было нелегко даже просто стоять в ней и удерживать равновесие. Багор давал ему преимущество в драке, но все остальное было против него – море, ночь, неожиданность нападения, обессиливающий невольный страх, а главное, вся его предыдущая жизнь, в которой не было места смертельной ненависти и опыта убийства. Тем не менее, сейчас он должен был убить другого человека, защищая свою жизнь. И он, подчиняясь инстинкту самосохранения, сделал бы это, рискни рыбак приблизиться к нему. Тот это понял. И не стал искушать судьбу. Вместо этого он бросился в воду. Одно мгновение – и море без всплеска сомкнулось над его головой. Но перед этим в лунном отблеске мелькнула буро-зеленоватая спина огромного угря с желтизной на боках, который некоторое время кольцеобразными движениями скользил близко к поверхности воды, а затем ушел в глубину.

Борис встряхнул головой, отгоняя наваждение.

– И почудится же такое, – вслух произнес он, только чтобы нарушить тишину. Но от звука собственного голоса ему стало еще страшнее. Казалось, что из ночного мрака, из искрящейся морской воды, из низко нависшего над головой сумрачного, в светлых лунных прожилках, неба – отовсюду и разом на него вдруг набросятся чудовища, о существовании которых он даже не подозревал, уродливые, жестокие и безжалостные.

Было очень темно, потому что луна зашла за тучу. Где-то далеко мигала бело-красно-зеленая точка, вероятнее всего, это предупреждал корабли об опасности маяк Эйлин Мор. Но вокруг была только вода, черная, как смола. И никаких признаков близкой земли. Борис подумал, что рыбаку, как бы хорошо он ни плавал, ни за что не добраться до берега ночью. И рыбак, лучше его, городского жителя, понимая это, не стал бы удаляться от лодки, даже страшась мести. Лодка по-прежнему шла под парусом в неизвестном Борису направлении. Он склонился над бортом и окликнул рыбака. Но никто не ответил. Борис вскочил на ноги и вгляделся внимательнее в море. Никого не увидел. Тогда он закричал. Ни звука, ни всплеска в ответ. Рыбак, если и был жив, явно не хотел рисковать, отдавая себя на милость победителя.

Пора было подумать о собственной безопасности. Лодкой никто не управлял, кроме ветра и морского течения. Штурвал был накрепко прикручен обрывком линя. Борис убедился в этом уже через минуту. А еще через пару минут краешек луны вдруг высунулся из-за тучи, и Борис увидел, что лодка держит курс на скалистый берег, который неожиданно оказался гораздо ближе, чем он думал.

И тогда Борис, как ему показалось, понял, почему рыбак не хотел возвращаться в лодку. Морские волны, подгоняемые луной, ветром и течением, словно мощный таран, способный разрушить любую преграду, налетали на берег, с грохотом разбивались о камни, струились по ним вверх, превращаясь в водяные столбы невиданной высоты, а затем с силой обрушивались вниз, подобно гигантскому водопаду. Если лодку разобьет о скалу, то выбраться на берег человек не сможет, даже будь он прекрасным пловцом – его убьет либо низвергающимся потоком воды, либо ударом о камни. В любом случае гибель неизбежна.

Борис бросился к штурвалу, торопливо, ломая ногти, развязал мокрый узел, которым линь был привязан к мачте, и поворотом штурвала изменил курс. Но он был неумелый мореход. Слишком резко повернув лодку, он поставил ее боком к волне. Лодка накренилась, ее мачта почти коснулась воды… Мгновение отделяло ее от крушения. Но все-таки она выровнялась, мачта победно взметнулась вверх. И лодка начала удаляться от скалы. Появилась надежда на спасение, она окрепла, переросла в уверенность. Борис с облегчением перевел дух.

– Ого-го! – закричал он во все горло, не в силах справиться с нахлынувшими на него эмоциями. – Я великий мореход Синдбад! И это мое восьмое путешествие!

Захватывающие дух приключения Синдбада-морехода, описанные в книге сказок «Тысяча и одна ночь», еще в детстве потрясли его воображение. Позже он перечитывал их много раз и вновь неизменно поражался острову, оказавшемуся большой рыбой, гигантской птице рухх, кормившей своих птенцов слонами, людям, у которых каждый месяц вырастали крылья, и они улетали к облакам небесным, чтобы слушать славословия ангелов. И то, что с ним случилось, казалось ему достойным легендарного морехода. Ведь и Синдбад, испытав смертельные опасности и пережив всевозможные ужасы, неизменно возвращался домой, в свой любимый город Басру.

Но радость Бориса оказалась преждевременной. Неожиданно непроглядная тьма перед ним расступилась, как будто черный занавес вспороли острым ножом, и он увидел двухмачтовое парусное судно. Его паруса выгнулись дугой от ветра. Они сближались слишком стремительно, чтобы иметь малейшую возможность разминуться. Кроме того, на палубе судна не было видно ни одного человека, даже на капитанском мостике. Штурвал, оставленный без присмотра, крутился сам по себе, заставляя судно рыскать носом, словно оно, принюхиваясь, шло по следу. Борис не успел даже закричать, как судно подмяло его крошечную лодку под себя. Раздался треск деревянных бортов, во все стороны полетели обломки лодки. А человека, как из катапульты, выбросило далеко в море. Это спасло ему жизнь. Он не попал под киль судна, его не покалечило, и он не пошел на дно, откуда уже не смог бы выплыть.

Судно, не замедлив хода, прошло мимо и снова скрылось во тьме, как будто его никогда и не было. Могло показаться, что все это только привиделось Борису. Но смертельная опасность, которая теперь ему грозила, была не призрачной, вычитанной из сказок о Синдбаде-мореходе, а реальной и неотвратимой.

Течение подхватило человека и понесло к скалам, волны захлестывали его с головой. Однако он упрямо продолжал бороться за свою жизнь, не желая признавать, что обречен. Но еще несколько взмахов руками – и намокшая одежда потянула его под воду… Сопротивляться уже не было сил… Он вздохнул, но вместо воздуха в легкие полилась морская вода…

И в это последнее перед смертью мгновение чья-то рука безжалостно схватила Бориса за волосы, вытягивая на поверхность моря и давая возможность дышать. Над ним навис борт резиновой моторной лодки, низко сидящей в воде. Кто-то, невидимый в темноте, подхватил его под руку, помогая взобраться в лодку. Борис перевалился через борт и свалился на дно, между скамеек. Но он уже успел наглотаться воды, и теперь жидкость хлюпала в его легких при каждой попытке сделать вздох. Неизвестный спаситель с силой надавил ему на грудь, еще раз и еще, а затем прижал свой рот к его рту, резко выдохнув. Ощущение было приятным, несмотря на резкую боль от сломанного ребра. Губы, которые пытались вдохнуть в него жизнь, оказались мягкими и теплыми, они дарили покой и блаженство. Они напомнили ему недавний сон, в котором он умер и ощутил блаженство. И Борис, прежде чем кануть во мрак, ответил на поцелуй…

Глава 7

Желтое такси долго петляло по узким коротким улочкам, густо заросшим зелеными насаждениями, через которые виднелись красными пятнами черепичные крыши небольших частных домиков. Это походило на поездку по лабиринту, в котором не было спасительной нити Ариадны. И тот, кто не знал маршрута, мог бы легко здесь заблудиться. Наконец автомобиль остановился напротив одного из домиков. От дороги его отделяла не привычная оградка, а живая изгородь из высоких густых колючих кустов, которые выставляли, как разозленные ежи, тысячи шипов. Для прохода в изгороди было оставлено узкое пространство длиной в три-четыре шага, но разглядеть его можно было, только подойдя почти вплотную. Кусты облепили птицы, громко и радостно прославлявшие солнечный день, жизнь и Творца. Когда подъехал автомобиль, они умолки. Однако, увидев Катриону, снова начали чирикать, тренькать и клекотать. Но когда следом из салона появился Грир, опять замолчали, дружно вспорхнули и шумной встревоженной стайкой куда-то улетели.