Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 12

Жена покачала головой и пошла по галерее в сторону спальни, шепнув что-то себе под нос.

Чуткое ухо Анатолия уловило: "Чушь собачья". Он нервно оглянулся на Цыпова, не расслышал ли тот. Лицо лейтенанта оставалось деловито-сосредоточенным, ни тени осуждения не мелькнуло, хотя равнодушие, с каким родная мать отнеслась к похищению сына, вызывало вопросы.

– Я вам ещё нужен? – прокашлявшись, спросил Рубинов.

Следователь покачал головой:

– Если понадобятся разъяснения, обращусь, а пока осмотрю комнату.

– Конечно, – Анатолий пожал плечами, удивляясь: чего тут ещё можно найти.

Отправился на третий этаж, в кабинет, гордо именуемый библиотекой. По пути позвонил Дружилину. Тот отозвался скороговоркой:

– За рулём! Скоро буду, всё обсудим.

Рубинов кивнул и отключился. Усевшись во вращающееся кресло, покачивался из стороны в сторону, размышляя. Откуда взялась записка? Даты не стоит. Вполне возможно, что написана она раньше – какой-нибудь хитростью заставили ребёнка сделать это, а теперь подбросили. Кто бы это мог быть? Неужто домработница вошла в сговор с преступниками? Но больше-то некому! Муза работала в доме года два, пришла по рекомендации прежней, кажется, была её родственницей. За место держалась, жалованием была довольна. Рубинову вовсе не хотелось подозревать простую, старательную женщину. Из приоткрытого окна тянуло влажным, пахнущим лопнувшими почками воздухом, цвенькали невидимые птахи, доносилось мягкое урчание мотора. Рубинов прикрыл глаза, стараясь отрешиться от надоедливых звуков и продумать версию о прокравшемся в дом злоумышленнике, но не успел. Муза, точно угадав мысли хозяина, поднялась в кабинет и заговорила сочувственным тоном:

– Там Всеволод … пожаловал, с полицией беседует. Сюда его пригласить?

– Да, – кивнул Анатолий, – и кофе приготовь. Как он любит. – Домработница шмыгнула прочь, а Рубинов сердито треснул по столу ребром ладони: если это она, вообще никому верить нельзя!

Спустя минут пять-десять Валерий поймал себя на мыслях о жене. Его задевала демонстративная отстранённость, с которой та воспринимала случившееся. Нормальная женщина, да и не только женщина, любой человек, сталкиваясь с новостью о потере даже чужого ребёнка, испытывает сочувствие, беспокойство, желание как-то помочь в поисках. Равнодушие к бегству прислуги ещё можно было объяснить, но сын! Вика что-то знает? Не она ли всё подстроила? Вздрогнул всем телом от шокирующего предположения. Нет. Этому не может быть никакого разумного объяснения. Скорее всего, прячет переживания, чтобы не создавать лишней нервозности. Встал, прошёлся по комнате, сделав круг, замер у окна. Небо слепило глаза. Отличная погода.

– Где-то сейчас мой мальчик? – прошептал. Послышались шаги. Анатолий обернулся и поспешил навстречу другу: – Сева! Ну что?

Следом за коротконогим, успевшим обзавестись небольшим животиком и лысиной, другом в комнату влетел аромат кофе, имбиря и перца. Муза проскользнула мимо обменявшихся рукопожатием мужчин, установила поднос на низком столике, украшенном причудливой резьбой по ясеню, и ретировалась. Друзья сели в огромные как два серых бегемота кресла, взяли в руки чашечки. Сева потянул носом вьющийся парок:

– М-м-м… волшебно!

– Так что? – повторил вопрос Анатолий.

– Работаем. Переговорил с нашим детективом. Он кое-что нарыл.

– Ну? Не тяни!

Сева сделал глоток, закатил глаза, изображая блаженство, получаемое от прекрасного напитка, и не отставляя чашки, задал встречный вопрос:

– Знаешь ли, друг Анатолий, кто побывал у тебя дома вчера?

– Проклятье! Ты всю душу решил из меня выдавить? Говори!

– Наш Фондорин, позволь так называть его для конспирации, просмотрел бешеную кучу записей с камер. – Дружилин наклонился в сторону Анатолия и поводил бровями. – Сюда приезжал Тускловцев.

– Какого рожна ему понадобилось? – Рубинов так удивился, что перестал сердиться на друга за неуместное паясничанье.

Дружилин снова поднёс чашку к губам и покачал головой, мол, сам догадайся. Рубинов отвернулся, уставившись в окно. Ничего кроме пустого ярко-синего неба там не было, однако Анатолий вглядывался в бесконечную даль, словно ожидал подсказки. Неужели всё-таки Вика? Вступила в сговор с бывшим, чтобы… Чтобы что? Нет! Бессмыслица какая-то. Сева делился подробностями расследования. Нанятый им детектив успел гораздо больше полицейских: переговорил с товарищами Марка по фехтовальной секции, с одноклассниками, учителями. Теперь заинтересовался бывшим супругом матери.

– Я позвонил ему после разговора со следаком, рассказал о записке. Так что Дарью он тоже поищет.

– Марк грозился сам её искать, – вспомнил Рубинов, – именно поэтому я просил нанять частного детектива.

– Д-да, нестыковочка, – Дружилин со стуком поставил чашку и выцепил конфету из вазочки, – вряд ли парень вёл двойную игру.

– Что? – обернулся Анатолий.

– Судя по записке, Марик знал, где находится Дарья. Тогда как до этого собирался её искать. Притворялся?

Рубинов отрицательно покачал головой:

– Он так плакал.

– Спасибо за кофе, – Дружилин поднялся. – Есть у меня ещё одно поручение нашего детектива.

Анатолий тоже встал:

– Я с тобой. Хочу познакомиться с ним.

– С Холмсом? Не стоит. – Сева взмахнул рукой, пресекая возражения. – Он предпочитает общаться с тобой через меня.

– Это ещё почему?

– На тот случай, если всё-таки мальчика похитили реальные отморозки. Они могут следить за твоими контактами. – Увидев, как изменился в лице несчастный отец, Дружилин поспешил его успокоить: – исключительно для перестраховки. Не сомневайся, с Марком всё хорошо. Кто из нас не бегал из дома?

– А за тобой гипотетические отморозки не могут следить? – отмахнулся Анатолий, показывая, что наслушался успокоительных рассуждений.

– За всеми твоими сотрудниками не уследишь, а новый человек сразу привлечёт внимание. Наш комиссар Мегрэ желает иметь свободу, не вызывать подозрений и всё такое.

Аргументы Севы не убедили Рубинова, но настаивать на встрече с детективом он не стал. Можно отложить дня на два, если, конечно, Марик до тех пор не объявится. Дарью он может искать не торопясь.

К сумеркам все разъехались. Вика после долгой беседы с полицейским была взвинчена, давно её такой никто не видел. Минут сорок отмокала в ванной, надеясь избавиться от негативной энергии.

Домработницу разговор с Цыпиным тоже потряс, у бедной женщины руки дрожали. После того, как Муза опрокинула кастрюлю с кипящей водой и едва не обварилась, Анатолий отпустил её домой и даже предложил взять завтра выходной. Самому ему тоже требовалось побыть одному, чужие, пусть и полные сочувствия, глаза жутко раздражали. Вот так живёшь, считаешь себя уравновешенным человеком, а придёт беда, окажешься неврастеником и слабаком. Анатолий на скорую руку перекусил холодной курицей и вышел во двор. Стоял тёплый вечер, едва ощутимый ветерок нежно касался щёк и влажного лба. Вот бы сейчас отворилась калитка и пропустила Марка. Как бы отец бросился ему навстречу, как прижал бы к себе и зашептал в ухо: «Сынок! Сынок! Спасибо, что вернулся!» Ни слова упрёка б не сказал, ни строгого взгляда не бросил. Лишь бы он был в порядке!

По словам Цыпина, похитители, если это похищение, должны были уже проявиться. Им время дорого. Раз требований выкупа не поступало, значит… О страшных вариантах думать не хотелось. На озлобленного беглеца сын тоже не тянул. Пусть он с Дашей! Она не причинит ему вреда. Пусть с Дашей! Хотя, вопреки желанию сердца, Анатолий считал, это маловероятным. Кто-то парня обманул. Знающий семейную ситуацию человек. Кто же? Неужели, в самом деле, Тускловцев? Анатолий обошёл дом, выглянул за ворота. Постоял. Поднял глаза к небу. Там поблёскивали редкие звёзды. Им-то сверху видно всё. Покачался с пятки на носок и повернул обратно. Свет в окне спальни погас. Вика, похоже, собиралась спать. Рубинов неторопливо пересёк двор, прошёлся по дому, не теряя ощущения пустоты и никчёмности огромных площадей. Здесь бы пятерых детишек растить! Тяжело ступая, поднялся на галерею, завернул в комнату Марка. На столе горела забытая Цыпиным лампа. Открыл папку. Записки не было – полицейский изъял её. Порывшись в листах, Анатолий нашёл портрет сына. Полюбовался. Показать жене? Да она спит уже – подумалось с надеждой. Чего-чего, а любовные утехи сейчас казались абсолютно неуместными.