Простить нельзя расстаться

– Шесть недель! – как заклинание шептала она, когда мальчики исчезали. – Шесть недель осталось потерпеть, и я их обниму!

Потом Марк стал приходить реже, стоял в сторонке, ожидая, когда мама и его друг наговорятся, а потом и вовсе пропал.

В тот день незнакомый мальчик был печален. Он пожимал плечами на вопросы о Марике. Вздыхал, когда Даша говорила, как рада ему.

– Скоро я не буду тебе нужен, и ты опять от меня откажешься.

– Что ты! Нет! Когда я от тебя отказывалась? Этого не будет! – Даша готова была разрыдаться, она чувствовала: ребёнок прав, ему известно что-то такое, что сама она упустила.

– Ты не виновата, мама, – потупившись, шептал ребёнок, – они тебя заставляют.

Фигурка худенького подростка растворилась, оставив впечатление вечной разлуки. Даша остро почувствовала: он больше не покажется ей, как и Марк. Она теперь одна.

По внутренней связи пришло оповещение – тихий звякающий звук перерастал в булькающий. Следом заскрежетал ключ в замке, Снегурка принесла поднос, водрузила на тумбочку.

– Плачешь опять? – покачала головой. – Пойду Захаровне скажу.

Плакать Даше полагалось по утрам, сейчас уже перебор.

– Нет! Не плачу! – воскликнула девушка, она испугалась, что доктор продлит лечение. Шесть недель она готова потерпеть, но не больше!

Старушка подвинула стакан с какао и блюдце с круассаном ближе к пациентке и наклонилась, подслеповато разглядывая её лицо:

– Выла, я слышала.

Даша быстро провела ладонями по щекам и завертела головой:

– Вам показалось, это я пела.

Взглянула старушке в лица открыто, насколько могла. Та постояла, сцепив руки на животе, собрала накрашенные перламутровой помадой губы в трубочку и протяжно выдохнула:

– Ах ты, сердешная…

Кажется, поверила, – успокоилась Даша и принялась напевать что-то невразумительное на тот случай, если Снегурка подслушивает под дверью. День, действительно отличался от всех предыдущих. Во-первых, голова не прошла после утренней капсулы, Даша старалась не обращать на неё внимания, отвлекала себя, чем только могла. Во-вторых, отменили утреннюю демонстрацию картинок, радужных как бензиновая плёнка в луже. Пришлось соврать Эльвире Васильевне на утреннем обходе. Кто знает – это признаки выздоровления или наоборот. Хорошо бы с кем-то посоветоваться. Снегурка – не вариант, она сразу настучит докторше. Медбрат слишком высокомерен, вряд ли станет беседовать втайне от начальства. Другие пациенты? Даша отставила опустевший стакан и, собрав с блюдца обсыпавшиеся кусочки кожицы круассана, отправила их в рот. Покачала головой – нет, там другие диагнозы. Остальные обитатели клиники передвигались достаточно свободно: ели в общей столовой, общались в просторном светлом холле, играли в бильярд и в шахматы, смотрели телевизор и читали книги.

Никого кроме Даши здесь не запирали. Неужели она опасна? Боль всколыхнулась с новой силой, опять захотелось плакать. Девушка сжала кулаки, закусила губу: держись, Дарья! Сейчас припрётся Роман, нельзя, чтобы он увидел слёзы. Это не Снегурка, мигом настучит докторше. Словно в ответ на Дашины мысли, клацнул замок, и зашелестела открывающаяся дверь. Медбрат вошёл в комнату, заученными движениями достал стул из-за тумбочки, ловко заскочил на него, распахнул окно и обернулся:

– Переодевайся, подожду в коридоре.

Всё как обычно, но в голосе Романа слышались заботливые нотки. Что-то случилось? Бабка донесла всё-таки? Теперь срок лечения увеличат? Переживания мешали, Даша путалась в штанинах джинсов, в шнурках ботинок . Уже выходя, заметила что кофточка надета на изнанку. Пришлось переодеваться.

Парень ждал, прислонясь в стенке спиной и углубившись в смартфон. Он услышал шаги подопечной и, не отрывая взгляда от экрана, пошагал по коридору. Даша поплелась следом. Сегодня она его рассмотрела: высокий, статный, руку держит в кармане, чуть оттопырив локоть, голову слегка склоняет к левому плечу. Аккуратная стрижка – обычная, без изысков. Из-за ворота форменной тужурки выглядывает татуировка, разглядеть её невозможно. До сегодняшнего дня Даша побаивалась медбрата, а сейчас… Он изменился. Движения мягче, взгляд теплее. Или это ей только кажется?

Даша остановилась на крыльце. Палисадник, расположенный с двух сторон горел тюльпанами. Кажется, недавно здесь сверкали нарциссы. Успели отцвести? Подняв голову, Даша подставила лицо солнечным лучам – горячим, почти обжигающим.

– Захарова, – голос медбрата казался ласковым, – идём скорее.

Пациентка послушно побежала за ним. Роман шагал размашисто, смартфон успел убрать, и теперь обе руки были в карманах, локти топорщились, словно расправленные подкрылки. Он миновал лавочки, где привычно усаживалась Дарья, проследовал дальше по аллее и свернул на боковую дорожку.

– Куда мы? – испугалась Даша.

Медбрат шёл, не оборачиваясь, лишь плечи слегка ссутулились. Девушка замедлила шаг: зачем он заманивает её в глушь? Тропа вспучилась асфальтом, испещрённым трещинами, сквозь них пробилась трава, обочина наползла на старое покрытие размокшим мусором: слежавшимися перегнившими листьями, семенами, обломками сучьев. Даша остановилась, оглянулась назад. Почему бы ей не вернуться на знакомую, прилизанную аллею? Там солнце, там скамейки, гуляющие люди… Всё как всегда. Посмотрела вслед Роману. Он удалился метров на десять. Не ждёт, не приглашает идти за ним. Сгорбился ещё заметнее, обмяк, неуверенность в походке появилась. Тряхнув головой, девушка застонала от вспышки боли, стиснула зубы и побежала догонять медбрата.

Тропа привела их к овальной поляне, в центре диковинными зигзагами росли когда-то стриженные, а теперь разросшиеся кусты барбариса.

– Лабиринт, – указал на них Роман, – спрячемся там. Он дождался, когда спутница свернёт в затенённый проход между рядами кустов и прошёл за ней.

Она сцепила руки в замок, прижав их к груди, и напряжённо следила за движениями парня. Тот замер, наблюдая сквозь редкие ветви за дорожкой. Даше ничего не оставалось, как любоваться его безукоризненным профилем.

– Ну? – заговорил он после непродолжительной паузы. – Рассказывай, кому дорогу перешла? – скосил глаза на девушку, растерянно приоткрывшую рот, но не издавшую ни звука, и пояснил свой вопрос: – До сих пор никого не загоняли сюда насильно, не держали под замком и не пичкали несертифицированными препаратами.

– Я… э-э-э… голова раскалывается, – только и смогла выговорить Даша.

– Извини, забыл. Вот. – По-прежнему не глядя на собеседницу, медбрат протянул ей блистер с таблетками: – прими одну, остальные спрячь. Я тебе сегодня капсулу подменил, поэтому и болит.

Даша выдавила таблетку проглотила её, оставшиеся засунула в карман джинсов, и только тогда поинтересовалась:

– Зачем это ты капсулу подменил?

Роман взялся за верхнюю пуговицу своего форменного костюма и, повернувшись к девушке, сделал шаг.

– Не прикасайся! – отскочила она. – Я буду кричать!

Парень даже покачнулся от неожиданности. Брови его взметнулись вверх, а в глазах мелькнуло удивление. Собравшись, он сказал довольно холодно:

– Нужна ты мне больно. Дура.

Даша, почувствовав неловкость, сорвала лист и стала мять его в руках.

– А чего тогда завёл в кусты, да ещё раздеваешься? – она кивнула на пальцы Романа, до сих пор теребившие пуговицу.

– Разуй глаза! – сердито сказал Роман, оттягивая край одежды. – Видишь, что это?

Даша пригляделась и растерянно протянула:

– Камера?

– Вот именно! Я повредил её, чтобы поговорить без свидетелей. Но это в первый и в последний раз. Иначе мне не только «Центра» не видать, как своих ушей, но и вообще – медицину.

Измятый лист барбариса перекочевал в рот, Даша механично жевала, глядя в одну точку, и слушала рассуждения медбрата.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.