Страница 11 из 13
Заканчиваются последние приготовления. Еще немного.
Еще чуть-чуть.
Мы начинаем, господа.
Пора поставить точку в этой игре.
Хватит.
Мир.
* * *
Первая мировая. Руины французского города Реймс
ОТ РОССИЙСКОГО ИНФОРМБЮРО
Оперативная сводка за 2 июля 1917 года.
В течение минувшего дня на Западном театре военных действий продолжались ожесточенные бои на улицах Парижа. Русско-французский корпус и присоединившийся к нему полк британских союзников, героически обороняли от германских оккупантов столицу Франции. Особенно отличились подразделения капитана Сухарева и штабс-капитана Говорова. Отличившиеся представлены к государственным наградам.
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО выразил СВОЕ ВЫСОЧАЙШЕЕ БЛАГОВОЛЕНИЕ героям обороны Парижа.
На юго-западе Франции русско-французские войска завершили охват Бордо, восстановив законность в Либурне, Марманде, Ажене, Морсане и других городах. Продолжается продвижение союзных сил, для соединения с испанскими войсками в районе города Биарриц.
На других участках фронта ничего существенного не произошло.
* * *
305-мм гаубица образца 1915 года в Санкт-Петербургском Артиллерийском музее
МОСКОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ. ИМПЕРАТОРСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ «МАРФИНО». 2 (15) июля) 1917 года.
Восемь тяжелых артиллерийских бригад ТАОН завершили передислокацию и заняли позиции в предписанных районах Юго-Западного и Румынского фронтов, хмуро «поглядывая» в сторону противника многочисленными крупнокалиберными стволами. Так что 36 единиц 305 миллиметровых гаубиц образца 1915 года, восемь 305-мм гаубиц системы Виккерса и 26 мортир системы Шнейдера образца 1914/15 годов калибром в 280 миллиметров, десятки французских и британских 240 миллиметровых минометов, равно как многие тысячи орудий и минометов калибром поменьше уже были готовы обрушить свои заряды на позиции противника. Причем на узких участках предполагаемого прорыва.
Вообще, Тяжелые орудия особого назначения в этой эпохе были прообразом артиллерии Резерва Главного Командования более позднего времени. Причем, многие из этих орудий позднее доставили немало весьма неприятных минут нацистам, засевшим в «неприступной цитадели» Кенигсберга в 1945 году. Так что я смел полагать, что и в 1917-м они не посрамят себя. Тем более что позиции австро-венгерской армии были отнюдь не такими мощными, как у немцев в Кенигсберге двадцатью с лишним годами позднее.
По существу, можно было констатировать, что наша армия проводит развертывание даже с опережением графика. Уж не знаю, что повиляло решительным образом, но несмотря на взаимные дрязги и открытую неприязнь, и правительство, и военное ведомство, и сама Ставка, являли миру образец согласованности и взаимных уступок. Я даже начал задумываться о том, имеет ли их взаимная неприязнь реальные основания или они просто публично демонстрируют взаимную ненависть и неприятие, сговариваясь где-то там, у меня за спиной. Паранойя скажете вы? Зато жив пока. Чего и вам желаю. Тем более что генеральский заговор никто не отменял.
Однако, если отбросить в стороны пустые рассуждения, то вырисовывалась картина того, что войска вскорости будут практически готовы и полностью отмобилизованы. Даже вечно недовольный всем и вся командующий ТАОН генерал-лейтенант Шейдеман докладывал о том, что боевых припасов для тяжелых орудий имеется в достатке. Что уж говорить о чем-то еще. В целом, с учетом докладов, можно было смело предполагать, что русская армия…
– Папа?
Я вздрогнул и отложил бумаги. Георгий виновато потупился и пробормотал:
– Мне сказали, что ты желал меня видеть.
Спохватываюсь с некоторой суетливостью:
– Да, сынок, конечно. Но, не здесь. Давай лучше прогуляемся…
Мальчик несколько удивленно смотрит на меня, я же, досадуя на самого себя, запираю бумаги в ящик стола и приглашающе киваю на дверь. Лестница, холл, выход на улицу, и вот мы уже идем по тропинкам лесочка, который с каждым днем становился все более ухоженным. Надо будет построить садовника, что-то его ландшафтный дизайн меня начинает напрягать, а то так мы и до дворцового парка докатимся.
Но все равно хорошо. Птички поют. Тишина. Благость, одним словом. Да, это тебе не Москва.
– Чем занимались сегодня в пионерском лагере?
– Ну… Нам рассказывали об истории России. А потом пришел господин Циолковский и прочитал нам лекцию о жизни на Марсе.
Я не удержался от ухмылки и цитаты:
– Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, науке это неизвестно. Наука пока не в курсе дела…
Георгий моего юмора не понял и серьезно возразил:
– А господин Циолковский считает, что наверняка есть.
– Ну, если господин Циолковский так считает, то оно конечно.
Представив себе Константина Эдуардовича в роли лектора из фильма «Карнавальная ночь», я чуть не рассмеялся. Но, тут же одернул себя. Не для того мы сегодня гуляем. Есть разговоры и поважнее мифических марсиан.
– А по истории России вы до какого момента дошли?
– До воцарения Династии Романовых.
– Понятно. Кстати, сынок, ответь – а кто такой Помазанник Божий?
Мальчик серьезно на меня посмотрел и ответил:
– Это – ты.
Да, уж, устами младенца, как говорится…
– А если не брать меня персонально. Кто это вообще?
– Это Государь Император Всероссийский.
– Верно. А что по-твоему означает «Венчание на Царство»?
Георгий задумался на секунду, ища подвох в вопросе, затем ответил уже менее уверенно:
– Ну, это когда Наследник Престола становится Императором.
Качаю головой.
– Нет, сынок, не совсем. Например, твой папа стал Императором четыре месяца назад, а обряда Венчания на Царство и коронации еще не было. Так что это не одно и то же. Да, я – полновластный правитель России, но Венчание на Царство мне только предстоит. Но я не об этом хотел с тобой поговорить.
Мальчик пытливо смотрит на меня. А он реально повзрослел за эти месяцы. По взгляду никак не скажешь, что ему шесть лет. Удары судьбы не прошли даром, а общение с более взрослыми детьми ускорило и его собственное развитие. Впрочем, меньше чем через месяц ему исполнится семь. Целых семь лет. М-да.
Георгий граф Брасов, сын Михаила Романова
– Я хотел поговорить с тобой. И как отец с сыном, и как мужчина с мужчиной, и как Государь с графом. Пусть ты пока не приносил мне присягу верности, но полагаю, что я смею на нее рассчитывать, а, граф?
Георгий несколько озадачено на меня глянул, а затем склонил голову.
– Да, Государь.
Нет, ну что за умница! Отвечаю так же официально:
– Благодарю вас, граф.
А затем заговорил уже значительно мягче, однако отнюдь не как с ребенком.
– Сын, пришла пора взрослого разговора. Дети Императоров взрослеют быстро, и я уверен, что ты поймешь то, что я тебе сейчас собираюсь сказать. Да, Император – Помазанник Божий, ты верно это сказал. Он возвел меня на Престол Всероссийский, хотя я и не хотел этого. Человек предполагает, а Господь располагает. Так говорят. И это полностью относится ко мне. Я должен править и должен исполнять свой долг Государя до самого конца, вне зависимости от желаний и обстоятельств. Ты меня понимаешь?
– Да, папа. Но…
– Что?
– Но ведь дядя Ники отрекся от Престола. Выходит, он нарушил свой долг Государя?
Серьезно смотрю ему в глаза. Он взгляд не отводит, вопросительно, но твердо глядя на меня. Да, мальчик далеко пойдет.
– Георгий, я мог бы сказать сейчас то, что говорю обычно другим людям про этот случай, но мы с тобой договорились говорить прямо и откровенно, как отец с сыном и как два дворянина нашей Империи. Поэтому тебе я скажу так, как есть. Да, твой дядя Ники нарушил свой долг Государя и свою присягу, данную Богу и народу. Да, были обстоятельства, которые могут объяснить то его решение. Объяснить, но не оправдать. Его решение отречься от Престола едва не погубило Россию. Мы были на грани катастрофы, на грани революции и гражданской войны. В огне братоубийства погибли бы десятки миллионов русских людей, а Держава наша распалась бы на части. Вот цена малодушия Императора. Ты слышал новости о том, что сейчас происходит во Франции?