Поле битвы – душа

Следующим проектом была дубовая доска. Мой партнёр, этот милый старичок, выиграл у бельгийского правительства тендер на поставку дубовых шпал для строительства солидного участка железной дороги. С одним условием: содержание влаги в дубе не должно было превышать, кажется, шестнадцати процентов. Не было тогда в России дуба с таким процентным содержанием влаги, ну не научились ещё так сушить дерево – не было необходимых сушильных камер, но мои партнёры в России совершают чудо: они находят, уж не знаю где и как, этот дуб. И опять сделка срывается в самый последний момент. Уже в день подписания контракта бельгиец сообщает мне, что есть решение правления фирмы закупить дуб в Африке.

Три месяца держал меня этот старичок в напряжении, пока не выяснилось, что он давно выжил из ума, а фирмой заправляет его сын, который оставил папе офис с секретаршей как любимую игрушку…

Много забавного, смешного и поучительного произошло за время нашего пребывания в Бельгии, но я оставляю это за рамками своего повествования, поскольку нужно двигаться дальше.

V

Россия, Санкт-Петербург, 1990-е.

Конфликт с грузинскими деньгами был исчерпан, претензий ко мне ни у кого не осталось, и мы с женой решили съездить в Россию на неделю-другую, благо нашлась к этому какая-то необходимость. В Европе мы прижились, обросли друзьями, жили весело и беспечно, и, думалось, что так и будет продолжаться. Но вернувшись в Россию на время, мы вдруг почувствовали, что мы – русские, что у нас есть Родина, и наш Дом здесь. Это невозможно описать – это нужно пережить. Эмиграция послужила катализатором для рождения в сердце патриотизма, и мы остались в России. Я слетал в Брюссель закрыть вопрос с квартирой и текущими делами и вернулся в Петербург.

Начинать пришлось с чистого листа. Бизнеса нет, жилья нет, деньги кончились, но есть желание освоить свое будущее, есть друзья и способность зарабатывать. Да-да, я не оговорился. Это с бизнесом у меня не сложилось, любые мои начинания всегда терпели фиаско, с какой-то пугающей и безжалостной закономерностью. Может быть, в прошлой жизни я был бухгалтером, и в небесной канцелярии решили дать мне передохнуть? А вот зарабатывать у меня получалось, пускай нерегулярно, нестабильно, от случая к случаю, но получалось. Вот и по возвращении в Россию я помог одной европейской фармацевтической компании выйти на лекарственный рынок Петербурга и неплохо на этом заработал. Это позволило нам с женой купить квартиру, и квартира эта стала ещё одним фрагментом Мозаики, или, если хотите, точкой бифуркации.

Есть такое понятие, им пользуются физика и психология, математика и социология, оно применимо почти в любой отрасли знаний – точка бифуркации. Точка раздвоения движения. Точка выбора. Налево – направо. Да – Нет. Для человека это означает, что он постоянно выбирает свое будущее. Бывают значимые точки бифуркации, когда от того, что или как вы выберете, изменится вся ваша дорога жизни. Например: машина не завелась, и вы решили не брать такси, а поехать на метро. В метро вы встретили старого школьного приятеля, завязывается совместный бизнес, и вот, вы уже удачливый бизнесмен, вы богаты и владеете солидной компанией. Но через год наслаждения плодами успеха и собственной значимостью вы погибаете в море на Таити на глубине двадцати метров – у вас отказал клапан акваланга. Или вы все-таки взяли такси, и, выходя из него, встречаете девушку своей мечты. У вас трое детей, любимая жена, вы доживаете до глубокой старости, всю жизнь копите деньги на Таити, но смогли съездить только в Турцию. Или третий вариант: машина завелась, и вы погибаете в тот же день в автомобильной катастрофе. Знать человек не может. Он может только выбирать, иногда предчувствовать. И для него выбранный вариант всегда будет и единственным. Не знаю, как вас, а меня гнетет сознание того, что в этих самых точках бифуркации я со страшной силой теряю упущенные возможности. Эх, зря я «не поехал на метро…».

Впрочем, может быть и такое, что никакой точки бифуркации нет – и все решает степень влияния события на Судьбу. Или где-то там – в небесной канцелярии – уже все записано и предопределено…

Как бы то ни было, квартира, о которой идёт речь, появилась в моей жизни задолго до того, как я узнал о её существовании. Однажды поздним летним вечером моей юности мой друг – известный петербургский архитектор, человек с такой полифонией красок в душе, что с него можно написать учебник по психологии творческого человека, и ещё останется материал для пары докторских диссертаций, приключенческого романа, сценария кинофильма и мемуаров в стиле Казановы, и всё равно, вы о нём так ничего и не узнаете, – остановил машину на Дворцовой набережной рядом с Эрмитажем. Мы вышли и спустились по ступеням к воде. Отражаясь в ночном зеркале Невы, торжественно светился шпиль Петропавловской крепости, а напротив, за нашими спинами высился жилой дом, вплотную примыкавший к ансамблю эрмитажных зданий. «Да… Вот бы жить в этом доме, какой вид из окон…» – мечтательно произнёс мой друг-архитектор. Не согласиться с ним было невозможно, вид крепости на воде завораживал красотой. Но даже в самых смелых мечтах я не предполагал, что пройдут годы, и, расселив одну из коммунальных квартир этого дома, я буду жить в квартире, из окон которой буду подолгу любоваться течением Невы и величием Петропавловской крепости.

В квартире площадью двести квадратных метров я снёс все внутренние стены, кроме несущей, выломал все полы и отбил все потолки. Не сам, конечно. Хотя мог бы всё это проделать голыми руками в качестве сеансов психотерапии после всего того, что мне пришлось вынести при расселении квартиры. Аборигены коммуналки, одухотворённые видом из окон, судя по своим запросам, полагали себя сопричастными архитектору Трезини и Петру Первому, воздвигнувшим Петропавловскую крепость. А одна старушка не иначе считала себя преемницей Петра, потому как потребовала за комнату две двухкомнатные квартиры в центре Петербурга и загородный дом. Как бы там ни было, все препятствия были преодолены, а я, приобретя квартиру, ограничился потерей веры в человечество и из альтруиста превратился в законченного мизантропа. Теперь я знаю, что самая неблагодарная и опасная для психики профессия – это профессия риэлтора.

Место обязывало, и за год профессиональные музейные реставраторы сделали из квартиры, как шутили друзья, «филиал Эрмитажа». Квартира получилась необыкновенно красивой. При входе вас встречал тридцатипятиметровый холл, пол которого был выложен наборным итальянским мрамором. Пересекая холл и пройдя под аркой, вы попадали в шестидесятипятиметровую залу, где пол был набран узорчатым паркетом, повторявшим узор паркета одного из петербургских дворцов. В зале стоял старинный камин черного мрамора с белыми прожилками, в прошлом – камин из приемной шефа жандармов Бенкендорфа. Ко мне он попал неисповедимыми путями из запасников Петропавловского дворца.

С камином этим связана любопытная история. Поскольку я поставил рабочим задачу, чтобы камин был действующим, то, пока меня не было, они в поисках дымохода пробили в стене дыру. Лом провалился в простенок между домами – стена вплотную примыкала к дворцу дяди последнего царя, великого князя Владимира Александровича (ныне Дом Ученых). От идеи завести в простенок асбестовую трубу вертолетом отказались, но не сразу, а после бурного обсуждения и осознания факта отсутствия вертолета. Тогда русский человек поступил как всегда – на «авось». Рабочий ударил ломом через простенок в стену дворца, входящего в эрмитажный ансамбль зданий (не иначе предки этого рабочего участвовали в штурме Зимнего), и, что вы думаете, попал прямо в дымоход. Непонятно было, действующий он или нет, поэтому рабочие сложили в нём небольшой костерок из обломков досок и вышли на набережную посмотреть: приедут к Дому Ученых пожарные или нет. Дымоход оказался (о, чудо!) действующим, дым, к счастью, пошел вверх, не попадая в помещения дворца, где на четвёртом – соответствующем моему – этаже была размещена музейная экспозиция. Так я присоединил к своей территории кусочек дворца великого князя Владимира Александровича, через дымоход «породнившись» с Эрмитажем.