Полицай

Причём, за заслуги перед Германией им предложили сформировать в районе помимо полиции и гражданскую администрацию, при немецкой комендатуре. И получилось очень удобно. Хутор находился на польской территории, а небольшой городок Стаховец, в четырёх километрах от границы, на советской территории, то есть бывшей до войны советской. Всего до хутора пять километров. И казаков в Стаховце очень хорошо знали, да и помнили по тем недавним временам, когда кругом тут была Польша, поэтому местные охотно откликнулись на призывы поступить на службу к ним.

Я сам, за эти несколько дней, плавно влился в семью и в окружающую жизнь, сразу без всяких сантиментов и душевных переживаний, приняв необычность своего положения. Ясно поняв – прибыл сюда навсегда и обратной дороги нет. По характеру я был спокойным, общительным, отчего всегда быстро сходился с людьми. Так и здесь. Уже на второй день пропала определённая натужность в отношение к окружающим людям и спокойно принял свою новую родню. Хотя странно было совершенно незнакомых людей воспринимать – отцом, матерью, братьями. По сути дела, так как я имел советское воспитание, хорошо знал историю, они для меня должны были быть врагами. Но я их не мог так воспринимать. Да, они ненавидели советскую власть и у них были достаточно веские причины её ненавидеть. Достаточно вспомнить, как советская власть безжалостно выкорчёвывало само понятие Казачество, как рушила все устои их жизни, которыми они гордились. Да было в этой обоюдной борьбе достаточного негатива и жестокости, но по моим меркам той жизни, это было 100 лет тому назад и я сейчас, их прошлую жизнь и борьбу именно и воспринимал чисто психологически как столетней давности, совершенно не соотнося к настоящему. Когда прошло всего 20 лет и они это помнят, как вчера. Так что уже на второй день спокойно называл Силантия Ивановича и Клавдию Петровну – отцом и матерью. А уж с братьями сошёлся сразу. Отдельным вопросом была Агаша. Она мне нравилась, как молодая женщина и с интересом думал о ней, как о жене и о наших отношениях.

Глава третья

Незаметно пролетела неделя после последнего посещения доктора. И первые три дня со мной всегда была Агаша. Её специально освободили от всех домашних дел и теперь под умиленными взглядами матери и отца, мы с ней хороводились и миловались, беззаботно гуляя по окрестностям, по тем местам, где она до свадьбы встречалась и шалили с Тимофеем. И мне всё больше и больше нравилось её общество и она сама, тем более моя нынешняя жена была полностью в моём мужском вкусе. Красивая, молодая, озорная, когда нет бдительного ока родни, послушная и правильно воспитанная в казацких обычаях. И что не маловажно – не глупа. Да и что бы не нравиться. Я сам находился в эйфории. Ещё несколько дней тому назад, в той жизни, мне было 64 года. Да…, ещё не старый, но уже и не то. Как говориться в пословице – Старый конь борозды не портит, но и не глубоко пашет. Да…, ещё было полно энергии, но уставать стал быстрее, физически не те силы, очки периодически стал носить, с зубами определённые проблемы появились, память стала подводить и много чего другого грустного было, связанного с этим возрастом. Может для других, в том числе и для моей уже бывшей пассии, врачихи Елены Александровны, я ещё и был мужчиной в соку, но знал себя гораздо лучше, чем другие и ощущал все свои ещё маленькие негативы, более ярче и сильнее. Что уж говорить, ещё лет 10-12 тому назад, идя по улице, я хотел трахаться с каждой встречной женщиной. То в 64 года уже далеко не с каждой. И даже не всякий раз хотелось идти к Елене Александровне и заняться с ней сексом. Неохота. Но шёл и каждый раз приходилось доказывать уже самому себе, что ещё что-то там можешь. Мочь то мог, но и стояк уже был не такой мощный и кончал не так ярко. Всё катилось на закат….

А тут бац…!!! И у тебя впереди жизнь! И не какие-то 15 может быть и 20 лет печального и серого угасания, а целая яркая жизнь. Я то сейчас знаю, отчего и когда умерли Тимофей и Агаша в той жизни и ведь не повторю эту ошибку и значит у меня впереди гораздо больше времени, наполненной жизнью и энергией. А самое главное – сейчас я молодой. Это всё равно что пересесть со старого, убитого автомобиля, на новую, мощную машину следующего поколения. Где ты только обозначил нажатие ноги на педаль, а из двигателя уже моща прёт. Так и здесь – энергия и желания прямо прут из меня. Уже на вторую ночь Агаша легла спать со мной. Да я там… Я мгновенно забыл про контузию, про боли в голове, когда положил ладонь на упругую, молодую грудь и сжал её. А когда она сама встречно прижалась жарким телом ко мне, всё во мне забурлило и, вскочив, задубело. А уж концовка была яркой, сочной, богатой на все краски вспышкой. И так чуть ли не половину ночи. Мне на следующее утро даже неудобно было смотреть на домочадцев и на следующую ночь Агаша постелила на сеновале, где уж мы не сдерживали себя. Так что, наши совместные прогулки проходили очень приятно. Гуляли, купались, занимались друг другом и снова купались, а вечером приходили домой усталые, счастливые и под весёлые шутки и подколки окружающих, с жадностью поглощали пищу. И ночью на сеновале вновь продолжались и кипели страсти.

Три дня пролетели мигом и теперь Агаша полностью погрузилась в домашнюю работу, помогая своей свекрови. А когда она пошла в немаленький огород за домом полоть грядки, я тоже пошёл, помочь ей и составить компанию, но отец, застав меня за этим занятием, не злобливо отругал. Типа: не казацкое это дело. Бабское…

– Да мне, батя, скучно… Давай тогда тебе помогу.

Отец, весело поблёскивая глазами, но ещё по инерции хмуря брови, заявил как отрезал: – Сынок, вот Сидор Ефграфович, сказал две недели покоя и отдыха, вот и отдыхай. А я ценю его советы. Очень грамотный дохтур. Из наших, из казаков и я с ним все войны прошёл. А потом найдём тебе дело. Скучно не будет…, а сейчас иди и чем-нибудь займись, – махнул он перед моим лицом полусогнутым указательным пальцем и ткнул в сторону двора.

Сделав слегка обидчивое лицо, легко подчинился, внутренне радуясь что теперь был предоставлен самому себе и наконец-то появилось время для того чтобы основательно подумать о своём положение и как жить дальше. Да и вообще – определиться с местом в этой жизни. Ведь война уже идёт две недели и фронт откатился, насколько я помню историю, к границе между Белоруссией и РСФСР.

Неспешно послонявшись минут десять по просторному двору, залитому солнцем, я зашёл в полутёмный и прохладный пристрой к большому амбару, где в порядке хранился мелкий хозяйственный инвентарь и из дальнего угла достал густо покрытый пылью и паутиной зелёный велосипед. Как весело вспоминала и рассказывала Агаша, его купили мне за год до поступления в техническое училище и я её катал по окрестностям. Велосипед пылился здесь уже несколько лет, братья к нему были равнодушны, а вот я решил привести его в порядок и покататься, раз мне дали возможность отдохнуть и заниматься чем хотел.

– Мда…, – я оглядел простенькое велосипедное чудо конца тридцатых годов, – это конечно, не современные… То есть из той жизни, но для приятных покатушек вполне потянет. Под заржавел конечно, но зато резина нормальная. Сейчас подтянем, помоем, смажем где надо, подкачаем и можно покататься. А заодно и подумать.

Через пять минут, поставив зелёненький велосипед на руль и треугольное сиденье, принялся обслуживать двухколёсный агрегат, поглядывая через него на отца, запрягающего в пролётку молодого жеребца. Тот в свою очередь бросал довольные взгляды на меня, видя, что я занят, хотя бы и таким детским делом.

А ещё через час, с удовольствием катил по плотно укатанной грунтовке вдоль светлой, пронизанной солнечным светом берёзовой рощи, наслаждаясь неспешной ездой. Что ж теперь, когда ничто меня не отвлекало, можно и спокойно пораскинуть мозгами.

Начал с того – Что мы имеем на данный момент? А имеем мы Великую Отечественную войну. И сейчас нахожусь на территории врага, среди бывших белогвардейцев, их пособников и врагов советской власти. Именно советской власти, а не России. У них своя Россия и свои планы насчёт её будущего, у меня своя. И по идее мы должны быть по разные стороны баррикады. Но глядя на отца, братьев, сослуживших немцам хорошую службу, на казаков, которые здесь проживали и совсем не ощущал их врагами – это были нормальные русские люди. И немцев они приняли, только потому что надеялись с их помощью вернуться в ту Россию, которую помнили и за которую сражались в Гражданскую войну. И тут у меня есть два пути. Либо стать на их сторону и быть с ними до конца, либо уйти или в партизаны, или дойти до фронта и перейти к своим.