Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 13

Русины многострадальные

Есть на свете народы, которые на протяжении всей своей истории претерпевают бесчисленные и кажущиеся бесконечными страдания и притеснения от алчных и беспокойных соседей или снедаемых завистью и ненавистью братьев. Прочие соседи и братья, хоть и вмешиваются порой, возмущённые несправедливостью и жестокостью, но большей частью предпочитают оставаться в положении любопытных, а то и равнодушных зрителей.

Сколько слышим мы сегодня о так называемом голодоморе, учинённом якобы злыми москалями ради не имеющего никакого смысла истребления «великого украинского народа»! Однако, приходя в умиление от этих беспримерных страданий, украинские СМИ с иезуитской расчётливостью ни словом не поминают о том, что довелось претерпеть от «мазепинцев» (одержимых москвофобией малороссов) угроруссам или русинам, населяющим Подкарпатскую Русь. Что ж, это в очередной раз подтверждает, что разговоры о «голодоморе» являются не попыткой восстановить историческую справедливость и не желанием обрести затерявшуюся в хаосе времён правду, но стремлением во что бы то ни стало расколоть окончательно русский мир, разобщить славянские народы с целью бесповоротно обескровить Россию. Говорить же при этом о неразборчивости в средствах представляется и вовсе смешным – настолько стало общепринятым в этих самых средствах не разбираться. И вот за трескотнёй и сотрясанием воздуха остаётся сокрытой и замалчиваемой настоящая трагедия, подлинные страдания.

Оказавшиеся в XVI столетии под гнётом Австрии русины – эта ветвь русского народа, получившая своё прозвание уже от австрийцев – если и не подвергались всегда прямому физическому уничтожению, то уж во всяком случае, на многие годы оказались в условиях выживания. Галицкие газеты конца XIX – начала XX вв. так и пестрят сообщениями об истязаниях русинов. Вот учитель из поляков забивает до смерти мальчика за нежелание читать по-польски «Отче Наш». Вот ксёндз расточает пощёчины тем, кто молится по-русски. А вот народный учитель вырывает клок волос у шестилетнего мальчика за плохо прочитанный текст на польском языке. И вытворяют всё это не башибузуки над сербами или болгарами, но подданные Австро-Венгрии над другими её подданными – русинами.

Свод австрийских законов от 1867 г. подразумевал признание равноправными всех языков, распространённых в Империи: «Все племена населения государства равноправны и каждое племя имеет неотъемлемое право беречь и развивать свою национальность и свой язык. Государство признаёт все, употребляемые в крае языки равноправными в школе, управлении и общественной жизни». Однако министр внутренних дел, а впоследствии глава кабинета министров Австрии барон Бинерт не раз выказывал свою неприязнь и враждебность по отношению к русскому языку и открыто призывал подавлять его распространение. И вот в 1910 г. появился циркуляр Министерства внутренних дел, запрещающий гражданам Австро-Венгрии называть родным языком русский.

Австро-Венгрия, подобно гоголевской Коробочке, объявила своим подданным: «Нет такого языка!» И русский язык, на котором говорили в Империи 4 миллиона человек, не был признан краевым и таким образом исключён не только из системы образования, но и из государственного делопроизводства. Понятно, что опыт австро-венгерских чиновников не прошёл даром – новая украинская власть начала свою работу именно с отмены регионального статуса русского языка. Что ж, посмотрим, чем ещё баловала Австро-Венгрия своих подданных. Быть может, это подскажет нам, что предпримет в дальнейшем киевская хунта…

Немедленно затем стали закрываться школы, в которых обучали русскому языку. Русины, не скрывающие своего происхождения, не принимались в учебные заведения или же изгонялись из них. У крестьян отбирали книги, в деревнях запрещали петь русские песни, а использование отчества расценивалось как признак неблагонадёжности.





А между тем, никакой из законов Австро-Венгрии не говорил о том, что принадлежность гражданина к той или иной национальности и выбор гражданином языка в качестве родного определяет государство. Не было закона, который запрещал бы говорить на том или ином языке. Конечно, ни у одного из народов, проживавших на территории Империи, не имелось по соседству такого могущественного собрата, как у русинов. И австрийские власти, опасаясь влияния и вмешательства России, уж и русский язык сочли – пользуясь современной терминологией – угрозой своей национальной безопасности. Русины, как, впрочем, и сегодня, упорно не желавшие отказываться ни от языка своего, ни от веры – другими словами, от того, на чём основывалось их национальное самостояние – стали заложниками политического противоборства Империй, с одной стороны, и притязаний «мазепинцев», с другой. Последние, оторвавшиеся от России да так и не ставшие ни поляками или мадьярами, ни католиками в полном смысле этого слова, являлись выразителями «всеукраинской идеи», в основе которой – признание малороссов самостоятельным, ничем не связанным с русскими, народом и принадлежность к греко-католической или православной, но непременно автокефальной, церкви. Другими же словами, отмежевание от России и Москвы всеми возможными способами. Кстати, нынешняя ситуация на Украине не представляет собой ничего нового или оригинального. Политтехнологи Австро-Венгрии были нисколько не глупее заокеанских, которые лишь используют опыт и наработки своих европейских коллег прошлого столетия.

«Всеукраинская идея» представляла собой не что иное, как нежелание отречься от Киева и наследия святого Владимира, дабы не утратить корни, собственную историю и самоидентификацию. А Россию, чтобы не иметь с ней ничего общего, проще всего объявить воровкой – мы-то, дескать, знаем, «кто мы и откуда пришли», а вот Россия пусть сама разбирается со своим сомнительным происхождением. Но в то же самое время «всеукраинская идея» – это непреодолимая тяга к «цивилизованному» католическому Западу, но тяга с оглядкой, сопровождаемая отчего-то лютой ненавистью к России и русофилам.

В 1909 г. во Львове прошёл так называемый всеукраинский съезд. Именно тогда Австро-Венгрия и Ватикан занялись измышлением новой идеологии, истории и даже этнографии для малороссов. И всё для того, чтобы с полным основанием и как можно полнее отторгнуть от России юго-западные области, объявив их национально независимыми, ничем с Россией не связанными и до времени угнетавшимися. Между тем, ни Галицкая, ни Подкарпатская Русь никогда не были частью Украины. Но чтобы связать Галицию, Малороссию и Угорскую Русь одной идеей, распространилось довольно бессмысленное для галичан и угроруссов название «украинцы», отвергнутое, к слову, простым народом, заявившим: «Мы ничего не украли!» Глух и большей частью равнодушен оставался простой народ и ко «всеукраинским идеям». А если и поддавался москвофобским настроениям, если и вовлекался в антирусское движение, то не иначе, как посредством обмана. Так, например, прикарпатских крестьян обманом втягивали в униатскую церковь, уверяя, что они продолжают оставаться православными. Тех же, кто, обнаружив обман, пытался вернуться в лоно Православия, подвергали настоящим издевательствам: под разными надуманными предлогами арестовывали и держали в тюрьмах, облагали незаконными штрафами, обвиняли в государственной измене и прочее в том же роде.

Планомерно и последовательно европейское государство добивалось уничтожения неудобного народа. Лишение возможности говорить на родном языке, исповедовать веру отцов – другими словами, пользоваться элементарными гражданскими правами, предусмотренными законами Империи – это далеко не всё, чем могла «осчастливить» Австро-Венгрия русинов.

Насаждение домов терпимости, умышленное доведение крестьян до нищеты посредством надуманных штрафов и солдатских постоев, поощрение эмигрантских компаний, вербовавших мужчин в чернорабочие в Америку, а после объявления России войны – аресты и подлинное глумление.

В первые же дни войны близ Граца специально для русинов был создан концентрационный лагерь Талергоф. Едва ли стоит приводить примеры бесчинств и зверств, имевших место в его застенках. Одно стоит сказать: Талергоф не просто не уступал печально известным ныне концентрационным лагерям Второй Мировой войны, но в чём-то, пожалуй, и превосходил их. Так, например, первая партия русинов, пригнанных в Талергоф в сентябре 1914 г., до зимы 1915 г. размещалась на сырой земле под открытым небом – в лагере не было бараков. Голод, болезни, пытки… Но не так возмущает, не так поражает рассудок бездушие и бессердечие австрийцев, как тупая, сладострастная жестокость «мазепинцев», служивших в Талергофе охранниками и палачами. Один из талергофских узников Н. Марко писал впоследствии: «Жутко и больно вспоминать о том тяжёлом периоде близкой ещё истории нашего народа, когда родной брат, вышедший из одних бытовых и этнографических условий, без содрогания души становился не только всецело на стороне физических мучителей своего народа, но даже больше – требовал этих мучений, настаивал на них. Прикарпатские „украинцы“ были одними из главных виновников нашей народной мартирологии».