Страница 2 из 10
Незаметно пролетело время и, закончив боевое дежурство, Олег как обычно вместе со сменой, строем отправился в столовую. Поглощая жидкую, похожую на помои сечку, заедая чёрным, вязким, как пластилин хлебом, Олег расслабился. Напряжение, державшее его в страхе последние шесть часов, куда-то улетучилось. С набитым желудком Олег стоял в курилке возле казармы вместе с другими солдатами, вернувшимися с боевого дежурства и мысли его витали где-то далеко в Советском Союзе, на Родине, среди родных людей.
Олег словно бы забыл, что ещё буквально полчаса назад, он собирался бежать. Как будто кто-то всемогущий и великодушный отрезал от памяти Олега тот кусок невыразимого ужаса, что терзал его последние часы. Но «счастливое забытьё» длилось недолго. В курилку вошёл один из молодых, но резвых поборников неуставной жизни и с презрением обратившись к Олегу, сказал:
– Слышь, чмырь, чё тут стоишь, балдеешь, давай в казарму, там тебя Демиденко заждался.
Наглость этого молодого не была столь болезненной, как нахлынувшая на Олега волна воспоминания. Весь ужас последних часов обрушился на него, закрутил и вышвырнул в водоворот беспомощности и отчаяния.
Олег, промямлив, что, мол, сейчас придёт, развернулся на ватных ногах и куда-то побрёл…
– Смотри, через пять минут не появишься, пиз*ец тебе. Демиденко и так злой, – догнал Олега злорадный голос молодого солдата.
Пребывая в каком-то ступоре, Олег на автомате отправился в сторону уличного туалета, но прошёл мимо и отправился дальше, потеряв контроль и ничего не соображая от охвативших его эмоций…
Очнулся он в каком-то подвале, захламлённом старыми пыльными столами, какими-то досками, стопками газет и тряпьём. Придя в себя и пытаясь понять, где он, Олег пробрался к небольшому отверстию, как он понял вентиляции, откуда струился свет.
К своему ужасу он осознал, что сейчас на дворе белый день, то есть он провёл в этом подвале всю ночь, пропустив вечернюю и утренние поверки. Мысли бешено скакали, показывая страшные картинки переполоха в роте. Отсутствие бойца на поверках – это ЧП для всей воинской части. Сейчас уже вся рота должна искать беглеца, ротные офицеры наверняка рвут и мечут, это ведь страшный залёт.
Олег представил что будет, когда кто-нибудь из солдат залезет в этот подвал, оказавшийся подвалом клуба воинской части и найдёт его, притаившегося среди пыльной рухляди. Эта картина настолько напугала и без того находящегося на грани отчаяния Олега, что он зарылся в какое-то вонючее тряпьё так, что появившиеся вскоре искатели беглеца даже ухом не повели, воротя нос от дурно пахнущей кучи.
В своём убежище Олег просидел до ночи, вздрагивающий от малейшего звука. Мимо клуба весь день туда-сюда ходили и солдаты, и офицеры, но в подвал больше никто не заглянул. Наконец дождавшись ночи и пришедшей с ней тишины, Олег, гонимый страхом, решил выбираться из своего логова. За пределами части он оказался довольно быстро, благо все проходы знал, как свои пять пальцев…
***
Олег оторвал голову от колен и огляделся. Повсюду его окружала голая безжизненная степь, без какого-либо намёка хоть на малейший след жизнедеятельности человека. До него стало доходить, что страх и желание убежать как можно дальше от своих сослуживцев и патрулей сыграли с ним злую шутку. Он оказался один среди этих вездесущих ящериц и жухлой травы. Где он сейчас и куда идти дальше Олег просто не представлял. Поняв, что заблудился, он в сердцах кинулся на сухую, колючую землю и зарыдал.
Когда истерика исчерпала себя, жалость буквально затопила сознание Олега. Почему всё так произошло? Что плохого он сделал в жизни? В чём он не прав? Олег не находил ответа. Да, он вырос тихим и беззлобным человеком, но он же никому не сделал больно. Он никогда и никого не подставлял, никого не унижал. Да он, в общем-то, никакой не замухрышка, у него остались друзья на гражданке. Если надо он мог и в морду дать, просто не любил конфликтовать. Сама возможность конфликта вызывала в нём отторжение и болезненную реакцию.
Конечно, он от этого страдал. Ещё в школе ему было проще уступить, отойти, лишь бы не нарываться на конфликт. Этим пользовались другие, видя в Олеге слабого противника и отличную мишень. Он не боролся за лидерство в классе, его устраивала тихая, периферийная жизнь. Проще не обращать внимания на задиравшихся одноклассников, чем соперничать с ними, да и ради чего? Он никогда не понимал этого.
В школе он дрался всего раз, да и дракой это не назовёшь, просто как-то раз один из расхрабрившихся юнцов-одноклассников решил поднять свой авторитет за счёт Олега. Буквально проходу не давал, задирая и подначивая его. Он, Олег, кончено терпел эти выходки некоторое время, надеясь, что тот успокоится и отстанет, но одноклассник распалялся всё больше и больше, играя, как говорится, на толпу. Закончилось всё очень быстро. Когда «точка кипения» была достигнута, он каким-то неведомым для себя способом схватил наглеца за грудки и, подняв в воздух, перевернул и шмякнул спиной об парту. Придавил горло и прошипел сквозь зубы:
– Ещё раз дёрнешься, пришибу.
Одноклассника как подменили, больше он к Олегу и близко не подходил. А Олег продолжил жить прежней тихой жизнью, обходя конфликты и кипучую борьбу за первенство и авторитет.
Потом была армия. Служить в Советской Армии Олег хотел. Черпая информацию в основном из книг и кинофильмов, он имел своё представление о священном воинском долге каждого советского гражданина. В мечтах Олег служил на границе, с честью и совестью нёс нелёгкую ношу, защищая неприступные рубежи Родины. Обученный приёмам рукопашного боя, в одиночку противостоял коварным шпионам, которых успешно задерживал, за что получал правительственные награды.
К сожалению, мечты и реальность в нашей жизни никогда не совпадают. В пограничники Олега не взяли, решив, что лучшее, на что он способен, так это нести боевое дежурство в одной из воинских частей, что крепко осели в степях и пустынях Монгольской Народной Республики.
Разницу между мечтами и суровой армейской реальностью Олег уловил ещё в поезде, когда с другими восемнадцатилетними пацанами пересёк границу Союза и оказался на просторах МНР. Два сержанта, сопровождающие молодняк в часть, подошли к Олегу и, озабоченно поглядев на его наручные часы, сообщили, что лучше всего часы и все наличные деньги сдать на хранение им. Это, объяснили они, даст возможность ему, Олегу, сохранить своё имущество, а уж там, на месте, они всё это вернут.
Ничтоже сумняшеся, Олег последовал совету заботливых сержантов и передал им часы и тридцать рублей, но как показала дальнейшая жизнь, не на ответственное хранение, а в личное пользование этих хитрецов. Впрочем, со временем Олег уже не переживал об этом обмане. Он довольно скоро понял, что если бы не лишился этого имущества вот так безболезненно в поезде, то всё равно это произошло бы уже на месте в воинской части, только способ изъятия у него часов и денег был бы менее приятным.
Ещё одна особенность, которой Монголия встретила новый призыв и запала в душу Олега, оставив тревожный след, заключалась во встрече поездов на стоянках. Дембеля, возвращавшиеся в Союз, увидев в вагоне напротив молодняк, приходили в какое-то страшное возбуждение и радостно орали:
– Вешайтесь, духи!
Далее все представления Олега об армии рушились с устрашающей скоростью. Сначала была учебка. Именно здесь Олега научили многим вещам. Он узнал, что такое голод, когда каждую минуту хочется есть, когда не спасают даже те помои, которые в строго ограниченное время приходится успевать впихивать в себя в солдатской столовой, чтобы хоть чем-то наполнить вечно ноющий пустой желудок. Когда прихваченный кем-то из оголодавших солдат кусок хлеба из столовой, оборачивался унизительными и болезненными репрессиями в отношении всего взвода.
В учебке Олега научили, что он не личность, он никто, он тело, мясо, которое должно быть озабочено только одним – как быстро и эффективно выполнить любую команду старшего по званию, будь то офицер или даже ефрейтор. Олег открыл для себя, что многие хозяйственные работы, которыми нагружены в свободное от учёбы время солдаты, существуют лишь как действия, не имеющее никакой практической цели или задачи. И нужны они непосредственно самому солдату, чтобы у него не было времени ни думать, ни мечтать, ни заниматься другими непотребными вещами.