Страница 14 из 17
– Два хороших броска, – поправляет он.
– Ты во мне сомневаешься? – указываю на себя пальцем, строя наигранно удивленную мордашку. Ну сейчас я ему покажу.
Прижимаю мяч к груди и выталкиваю вверх и вперед, чуть подкручивая пальцами. Долгие секунды полета и… Красный шар ударяется о металлическое кольцо и падает вниз, минуя его. Не может быть.
– Гордыня – худший враг, – Саша подхватывает мяч и бьет его об пол несколько раз. – И все-таки ты бросаешь неправильно.
– Просто ты отвлек меня. Это нечестно, – расстроенно возмущаюсь. – И почему неправильно-то? Я же попадала.
– Потому что кидала напрямую с одно и того же места. Ты ведь не целишься совсем. Бросаешь наугад.
– Ну я же не из винтовки стреляю.
– Представь, что из нее, – усмехается. – Иди сюда.
Недоверчиво приподнимаю брови. Это же Саша Морев. Тут уж можно ожидать все что угодно.
– Я тебя не съем. Честно, – снова это теплое свечение глаз.
Видеть его таким, после образа ледяного тролля, необычно и радостно. Сама не знаю, при чем тут последнее, но это так. Медленно направляюсь к нему и снова получаю в руки мяч.
– Это пробный бросок. Не в счет, – слышится тихий голос рядом с ухом, а спины касается приятное тепло. – Возьми мяч правой рукой снизу, а левой придерживай сбоку.
– Я не умею так…
– Это же только проба. Доверься мне.
Делаю как велено, все еще ощущая дискомфорт. Не уверена, что у меня получится.
– Хорошо. Правая нога немного впереди. Колени мягче, – Саша каждое свое наставление сопровождает касаниями тех мест, о которых говорит. Короткие легкие прикосновения продолжают ощущаться даже после того, как его ладоней или пальцев уже нет на теле.
– Опусти локоть вниз, чтобы он был перпендикулярен мячу, – говорит он, помогая правильно зафиксировать руку. – Теперь целься правым глазом. Постарайся представить, как полетит мяч, и рассчитай силу.
Делаю все, как он говорит, и совершаю бросок, завороженно наблюдая, как баскетбольный мяч входит в корзину четко посередине, не задев кольцо.
– Вау! – подскакиваю на месте, счастливо улыбаясь. – Круто! Спасибо, – оборачиваюсь к Мору и замечаю странное замешательство на его лице.
– Молодец, – Саша коротко улыбается и отправляется за мячом.
Он подхватывает его и тут же отправляет в корзину. Один. Второй. Третий. Мор молча набирает очки, торопясь куда-то. В зале становится гораздо прохладней. Не могу понять, в чем дело и что нужно сказать. Только что все было в порядке, и нам было весело, а сейчас…
– Двадцать семь – тридцать, – оглашает счет Морев, тоном похожим на холодный, пробирающий до костей, ветер.
Последний бросок, и конечно же точно в цель. Он победил. Не ощущаю особого огорчения, лишь растерянность от его такой резкой перемены.
– Ты победил, – произношу, глядя в пол. Просто не могу посмотреть в его глаза, догадываясь, что они вновь покрылись коркой льда.
– Да. И хочу свой приз, – голос тоже изменился, кажется вьюга вымела из него все веселые теплые нотки.
Несколько секунд колебания, но все-таки решаюсь. Подхожу к Мореву и, тяжело сглатывая, поднимаю голову. Глаза в глаза. Кладу ладонь ему на плечо, чтобы не свалиться от волнения.
Можно, конечно, послать его и уйти, но пари есть пари. Оставаться должной ему еще хуже, чем то, что он предлагал вместо поцелуя. И если вспомнить его слова о детской версии правил, то поцелуем считает обычное прикосновение губ к губам. Это ведь просто, но отчего-то колени дрожат так, будто я собираюсь как минимум переспать с ним.
Приподнимаюсь на носочки, вытягивая шею…
– Серьезно думаешь, что мне нужен поцелуй от такой замарашки, как ты? – надменный тон и дерзкая снисходительная ухмылка.
Морев сбрасывает мою руку, делая шаг назад и наклоняет голову в бок в своей обычной манере засранца. Сжимаю челюсть от злости и возвращаю пятки на пол, громко стукнув подошвой балеток. Ну что за козел? Я ведь… Всего лишь… Это не романтическая обида. Просто я думала, что он, наконец, открылся мне. Что мы действительно можем быть хорошими знакомыми или даже друзьями, но это все было какой-то глупой обманкой. Зачем? Зачем он это делает? Нравится унижать меня?
– Ненавидишь меня? – спрашивает, довольно улыбаясь и дергая бровью.
Отвожу взгляд, качая головой в негодовании. Еще и лыбится… Да он просто придурок, не заслуживающий моего внимания.
– Не забывай про это чувство, – удаляющиеся шаги втаптывают меня в пол.
Не поворачиваюсь и не гляжу ему вслед. Слезы обиды жгут глаза, но только после громкого хлопка двери, позволяю им выйти наружу. Чертов Морев. Снова надул меня. Сначала притворился таким хорошим и веселым парнем, а затем унизил в своем любимом облике ледяного тролля. А ведь я поверила в то, что он в самом деле неплохой. Что это все какое-то дурацкое недоразумение, но я ошиблась. Такие как он, не меняются, а становятся только хуже.
Войдя в квартиру, торопливо закрываю дверь и несусь в комнату, заставленную коробками. Она должна быть где-то здесь. Да, я расстроена, подавлена, но не разбита. Те жалкие пару слезинок, сорвавшиеся с ресниц в зале, были максимумом, который Морев получит от меня. Знаю способ выплескивания эмоций куда лучше, чем бесполезные слезы.
Нахожу то, что искала, и победно улыбаюсь, раскрывая коробку. Мои кисти и краски, картон и специальная бумага для рисования. Еще не успела разложить все это, да и настроение писать картины еще не приходило. А для карандашных эскизов есть специальный альбом, который все время со мной.
Акрил или гуашь? Хм… Даже не знаю, что выбрать. Расставляю свое богатство на полу в гостиной и ощущаю приятную возбуждающую воображение дрожь. Все эмоции сейчас окажутся на холсте. Правда у меня скорее не холст, а бумага, имитирующая его, но какая разница? Акрил сегодня будет моим лекарством и собеседником. Крупная кисть – проводником в новый мир.
Толстые мазки, тонкие линии, смешение цветов… Чистое полотно становится запятнанным, и через несколько часов я смотрю на глаз ледяного оттенка, в котором отражаются айсберги в объятиях северного моря. Кончики ресниц и серых бровей покрыты инеем, а кожа отдает серебром.
Тяжелое дыхание, будто после бега, становится ровнее, и я ощущаю пустоту внутри. Ничего. Ни мыслей, ни чувств. Освобождение, которое дает творчество несравнимо ни с чем другим, что мне вообще приходилось испытывать. Все еще держу кисть в измазанной краской руке и поднимаюсь на ноги. Пространство над диваном кажется таким пустым, да и эти серые обои очень подходят для основы.
Не раздумывая, отодвигаю диван от стены, а затем хватаю три банки краски: черную, белую и серебряную, и ставлю их табурет, который притаскиваю из кухни. Знаю, что хочу видеть здесь, и, думаю, получится круто.
Звонок мобильника, спустя какое-то время, чуть было не скидывает меня на пол с этой треклятой табуретки. Осторожно беру телефон двумя пальцами и носом, который должен быть чист, отвечаю на звонок.
– Привет мам, – прижимаю мобильник плечом к уху, чтобы не запачкать сильнее.
– Привет, кнопочка. Как дела? Уже одиннадцать, а ты еще не звонила мне сегодня.
– Прости. Я была занята, – произношу, разглядывая парад планет, который теперь красуется от середины стены практически до потолка. И конечно же тремя красками я не обошлась. Желтый, оранжевый, золотой, синий, зеленый… Уже давно не получала такое удовлетворение от работы, так что не жалею ни времени, ни сил, ни запачканной одежды и пола.
– Ты рисовала? Пришлешь фото того, что получилось? – с интересом просит родительница.
Гляжу на холст с ледяным взглядом, а затем на стену с космосом.
– Я еще не закончила.
Дни сменяют друг друга, превращая жизнь в рутину, но это нисколько не огорчает. Мне нравится все, что происходит. С Моревым мы больше не пересекаемся, видимо, череда наших случайных столкновений закончилась. И это к лучшему, ведь ничего хорошего из наших встреч не выходило.