Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 23

Великая депрессия почти разрушила бизнес Бёрда. Так, к 1930 г. он экспортировал 75 % своего урожая, прежде всего в Британию и Германию. Но меры, принятые международным сообществом в ответ на тариф Смута—Хоули, закрыли для Бёрда многие рынки и вынудили его торговать внутри страны. Американцы предпочитали более красные и сладкие яблоки, и Бёрду пришлось изменить свою стратегию выращивания, чтобы угодить американским вкусам. Кроме того, в августе 1934 г. страшный ураган уничтожил три четверти урожая в одном из его крупнейших садов. И все же он отказался воспользоваться программами Нового курса. Он все-таки взял кредит в Корпорации финансирования реконструкции, но не принял почти 200 000 долл. федеральных субсидий за свои яблоки. «Мне было бы очень неприятно увидеть любые яблоки, к выращиванию которых я имею хоть какое-то отношение, проданными государству», – заявил Бёрд. Но чтобы оставаться на плаву, Бёрд расплачивался с некоторыми работниками натурой – и все равно в некоторые годы нес убытки. В 1920-х годах он платил сборщикам яблок по 2,50 долл. в день, но в 1933 и 1934 г., когда тяжелые временя и плохая погода разрушили его сады, ему пришлось снизить оплату до 1 долл. за десятичасовой день.[153]

Когда Тагвелл приехал в Виргинию, конкурируя на рынке труда с помощью своих разнообразных экспериментов по переселению, Бёрд был раздражен. Тагвелл мог позволить себе платить больше, потому что у него был бюджет 250 млн долл., и ему никогда не нужно было показывать прибыль. Сам жизненный опыт и образ мыслей у Тагвелла и Бёрда разнились. Бёрд пошел работать в возрасте 15 лет, чтобы изучать бизнес и добывать средства к существованию. Тагвелл окончил школу, затем колледж, получил ученую степень и сделал преподавательскую карьеру. Бёрд в лучшие годы зарабатывал десятки тысяч долларов, но нес убытки, когда саранча, мыши, заморозки и град уничтожали его яблоки. Тагвелл получил кабинетную работу в Вашингтоне, где мог ужинать с президентом и тратить доллары налогоплательщиков так, как считал нужным. Если бы Тагвелл устал от этого или от активной критики Бёрда и его сторонников, то, по словам министра внутренних дел в администрации Рузвельта Гарольда Икеса, его ждала гарантированная преподавательская работа в Колумбийском университете, приносящая стабильный и надежный доход 9000 долл. в год, благодаря которому он входил бы в 3 % американцев с самой высокой заработной платой[154].

Эти двое не понимали друг друга. Тагвелл скептически относился к частной собственности; Бёрд превратил свою частную собственность в сады, приносящие миллионы яблок ежегодно. Тагвелл говорил, что «прибыль побуждает нас спекулировать» и что «прибыль надо ограничить, а ее использование – контролировать». Бёрд хотел получать прибыль от продажи яблок и таким образом сделать долину Шенандоа самым процветающим рынком яблок в стране. Бёрд также хотел платить конкурентоспособные зарплаты и улучшать качество, текстуру и вкус американских яблок; Тагвелл хотел платить зарплаты выше рыночных и экспериментировать с новыми видами производства. Неудивительно, что Бёрд голосовал против утверждения Тагвелла в должности заместителя министра сельского хозяйства: «Он плохо представляет себе принципы работы правительства», – заметил Бёрд. Что касается Управления по переселению, это был «постоянный памятник расточительству и сумасбродству, немыслимый в цивилизованных странах». Бёрд требовал, чтобы Генри Уоллес закрыл убыточное RA и перестал нанимать на высокие зарплаты рабочих в несостоятельные предприятия[155].

Тагвелл обратился к Рузвельту в поисках утешения и защиты от Бёрда и его единомышленников, которые пытались сократить бюджет RA и публично дискредитировать Тагвелла за его экспериментальные города. У Рузвельта были свои претензии к сенатору-демократу Бёрду, который выступал против многих программ Нового курса. Реакция Рузвельта интересна. Он сказал Тагвеллу: «Я знаю причины такого поведения Гарри Бёрда. Он боится, что вы вынудите его платить сборщикам яблок больше десяти центов в час». Этот комментарий был передан колумнисту Дрю Пирсону, который опубликовал его и заставил Бёрда оправдываться. С тех пор историки используют эти слова, чтобы либо поддержать Тагвелла, либо продемонстрировать сострадание Рузвельта к бедным[156].

Как следует расценивать получившую широкую огласку критику Бёрда Рузвельтом? Во-первых, высказывание Рузвельта содержит в себе нравственный императив – Бёрд «должен платить больше» своим работникам. Бёрд мог ответить на это: «На самом деле я платил сборщикам яблок гораздо больше – 2,5 долл. в день, пока правительственная программа – тариф Смута—Хоули не разрушила мой экспортный рынок и не вынудила меня продавать разные сорта яблок более узкой, американской группе потребителей. Теперь еще одна правительственная программа, Управление по переселению, приходит в мой город и втягивает моих лучших сборщиков яблок в проект, чреватый крупной растратой денег налогоплательщиков». Если Бёрд нес убытки из-за увольнения сборщиков, правительство не получало с него налоги, с помощью которых, конечно, и проводились программы Нового курса.

Это серьезный аргумент. Великая депрессия и последовавший за ней высокий тариф блокировали Бёрду продажи. Сверх того, бури и град сильно повредили яблочному бизнесу Бёрда в 1930 и 1934 г. В эти годы он отчаянно пытался заработать, чтобы не прогореть. В отличие от Тагвелла у Бёрда не было федеральных субсидий, чтобы платить высокие зарплаты, так что если бы он их платил со своей мизерной или нулевой прибылью, то в результате отрицательное сальдо в его бухгалтерских книгах вынудило бы его продать некоторые сады, а то и вовсе выйти из бизнеса. В последнем случае вся яблочная индустрия долины Шенандоа оказалась бы под угрозой закрытия и массовой безработицы. Кто бы тогда в Виргинии заработал прибыль, чтобы производить налоговые доллары, необходимые для осуществления программ Рузвельта?

Нравственное суждение Рузвельта по поводу зарплат, выплачиваемых Бёрдом, безусловно, поставило сенатора Виргинии в положение оправдывающегося. Но как президент тратил свои собственные деньги? Рузвельт владел фермой в Гайд-Парке, но в отличие от хозяйства Бёрда ферма Рузвельта каждый год теряла деньги, и он даже вычитал убытки из своего подоходного налога, благодаря чему правительство получало меньше денег для реализации поддерживаемых президентом многочисленных федеральных программ.

Еще один интересный момент состоит в том, что когда Рузвельт тратил свои собственные деньги, то порою бывал очень прижимист. Например, когда Рузвельт ехал на поезде из Вашингтона в Гайд-Парк[157], он всегда заказывал отдельный вагон для себя и своей команды. Обслуживание этого вагона, включавшее в себя обеспечение президента и сопровождавших его лиц множеством блюд, газетами и различными удобствами, требовало величайшего прилежания и внимания к деталям. Но за обслуживание вагона в течение всего путешествия – в оба конца – Рузвельт давал проводнику всего 5 долл. чаевых. Ехавшие в соседнем вагоне репортеры в сумме платили чаевых в восемь-десять раз больше, чем президент. Уолтер Трохэн из «Чикаго Трибюн» заметил вызванную этим проблему: «ФДР никогда не был щедр на чаевые, но особенно это касалось поездок на поезде. Он платил обслуживавшему его вагон проводнику 5 долл. за всю поездку от Вашингтона до Гайд-Парка и обратно, независимо от того, сколько гостей было в его вагоне. В вагоне для прессы каждый из нас платил по 2 долл. за поездку, но нас было порядка 20 человек. Сэм [Митчелл, проводник] вскоре отказался работать в частном вагоне: честь обслуживать президента меркла для человека, которому надо было содержать семью, оплачивать учебу сына в колледже и платить за дом, когда он мог заработать 40 долл. в вагоне для прессы вместо 5 в частном вагоне»[158].

153

Heinema

154





Harold L. Ickes, The Secret Diary of Harold L. Ickes (New York: Simon & Schuster, 1953), 1, 475.

155

Rexford Guy Tugwell, “The Principle of Pla

156

Tugwell, The Democratic Roosevelt, 444n; Heinema

157

Расстояние между этими городами составляет 494 км. – Прим. ред.

158

Geoffrey Ward, A First-Class Temperament: The Emergence of Franklin Roosevelt (New York: Harper & Row, 1989), 264–267, 768–769; Mark Leff, The Limits of Symbolic Reform (Cambridge, England: Cambridge University Press, 1984); Walter Trohan, Political Animals (Garden City, N.Y.: Double-day, 1975), 74; David Brinkley, Washington Goes to War (New York: Bal-lantine, 1988), 167–168.