Социология публичной жизни

Принципы социальной справедливости и легитимация неравенства

Как уже я упоминал, понятие неравенства связано с проблемой социальной справедливости. Говоря самым общим образом, те разновидности неравенства, которые не нарушают чувства социальной справедливости, повсеместно одобряются и воспринимаются в качестве справедливых, тогда как другие виды неравенства, которые, напротив, противоречат чувству социальной справедливости, рассматриваются в качестве несправедливых. Первую категорию разновидностей неравенства мы можем назвать легитимированными разновидностями, а вторую – разновидностями неравенства, не обладающими общественной легитимацией. На столь общем, чтобы не сказать неопределенно огульном, уровне, эти тезисы не являются спорными, но нельзя их назвать и особо новаторскими, открывающими нечто неведомое. Осложнения начинаются в тот момент, когда мы несколько глубже окунемся в проблематику связи между чувством справедливости и разновидностями социального неравенства.

Основанием для всяких рассуждений о социальной справедливости служит понятие распределительной (дистрибутивной) справедливости, предложенное впервые едва ли не Аристотелем. Распределительная справедливость, говоря наиболее кратко, относится к распределению желательных благ в обществе. Это распределение может быть справедливым или несправедливым. Роберт Нозик (Nozick, 1999: 181–182) относится к понятию распределительной справедливости критически, ставя ему в вину то, что оно не является нейтральным. Вместо справедливого распределения общественно желательных благ – а подобный подход требует существования механизма распределения или даже прямо-таки особого дистрибутора-распределителя, – более естественно, по мнению Нозика, оперировать категорией справедливых прав собственности[31]. Справедливости прав собственности присущи два аспекта: 1) первичное приобретение прав собственности, иначе говоря способ вступления во владение этими правами, который может быть справедливым (например, покупка) или несправедливым (грабеж); 2) передача прав собственности от одного лица к другому, которая тоже может быть справедливой (например, путем продажи) или несправедливой (например, с применением обмана либо мошенничества, завышающего стоимость данного права собственности). «Полный принцип распределительной справедливости, – пишет Нозик, – просто гласил бы, что распределение справедливо, если каждый уполномочен на владение теми правами собственности, которые он получил в результате данного распределения» (Nozick, 1999: 183)[32]. Распределение указанных «прав собственности» или общественно желательных благ решающим образом определяет, в свою очередь, место индивида на лестнице социального неравенства.

Однако же такой подход к проблематике социальной справедливости не уточняет принципов или хотя бы критериев, благодаря которым мы могли бы отличить справедливое приобретение и передачу общественно желательных благ от несправедливого. Таким критерием не может, к примеру, выступать всеобщее ощущение, причем не только потому, что сам этот термин в высокой степени неточен, но еще и по той причине, что не существует одного, повсеместно принимаемого и одобряемого чувства социальной справедливости.

Каждое оценивание своего места или места других в иерархии социального неравенства требует обращения к какому-то принципу справедливости. В любом обществе функционирует по меньшей мере несколько таких принципов, причем некоторые из них взаимно исключаются. Кроме того, наличие множества таких принципов приводит к тому, что в целом существует положительная связь между местом индивида в системе разных видов неравенства и обращением к такому принципу неравенства, который легитимирует притязания данного индивида на улучшение своей ситуации. Другими словами, индивиды из нижних диапазонов определенного измерения неравенства проявляют тенденцию прибегать к такому принципу, который позволяет определить их место в данной конкретной системе неравенства как несправедливое. В подобном контексте полностью легитимированными видами неравенства следовало бы признать лишь такие, которые принимаются и одобряются в качестве справедливых не только теми, кто занимает привилегированное положение, но и теми, чье положение противоположно, кто, иными словами, обделен и обижен.

Среди разнообразных определений социальной справедливости мы можем выделить четыре основные категории принципов их построения:

1) эгалитарные;

2) меритократические;

3) «султанские»;

4) вытекающие из традиции.

Несомненно, шире всего и дольше всего обсуждаемым является эгалитарный принцип, а точнее многие принципы, ссылающиеся на требование о равенстве. Само понятие неравенства построено, по сути дела, на обращении к эгалитарному принципу, в соответствии с которым любые виды неравенства представляют собой отрицание равенства. Понятие равенства с древнейших времен и до сегодняшнего дня является одним из самых мощных инструментов социальной мобилизации – это во имя равенства вспыхивали революции и вскипали перевороты. Стремление к равенству было (и остается) устойчивым элементом философских рассуждений, а также фактором, кристаллизующим гражданское общество. Это стремление было одной из главных причин возникновения опекающего государства. Таким образом, мы видим, что равенство – это необычайно существенная ценность, а ориентация на данную ценность порождает важные последствия как в сфере публичной жизни, так и в способе организации современного демократического государства, а также в установлении приоритетов, которые это государство должно реализовать.

И все-таки общие разговоры о равенстве – это занятие, столь же бесплодное в познавательном смысле, сколь и вносящее никому не нужную путаницу в понятия, поскольку равенство как таковое, без дальнейшего уточнения, а именно без указания, о каком конкретно равенстве идет речь, вызывает, правда, в общем-то, позитивный общественный резонанс, но реально может относиться к очень разным подходам, иногда взаимно исключающимся. Как отмечает Джованни Сартори, «Янусов характер понятия равенства лучше всего подтверждает его связь с понятием свободы, поскольку равенство способно быть самым лучшим ее дополнением или же наихудшим врагом» (Sartori, 1998: 416).

Равенство может, например, означать равенство условий или равенство шансов. Равенство условий – это, выражаясь другими словами, абсолютно одинаковые результаты для всех безотносительно к усилиям, вложенным в их достижение. Равенство шансов, в свою очередь, означает, что на старте никто не находится в привилегированном положении. Если бы мы захотели проиллюстрировать эти два эгалитарных принципа, к примеру, забегом на сто метров, то в первом случае все участники соревнования имели бы на финише одинаковое время независимо от того, насколько быстро они бежали. Легко догадаться, что такой гипотетический бег являлся бы бегом только по названию, так как для участников не существовало бы никаких рациональных оснований надрываться. Данное мероприятие превратилось бы скорее в прогулку за заранее установленным и равным для всех призом. А вот во втором случае все участники забега стартовали бы в один и тот же момент, а дорожки и трасса бега были бы для каждого из участников соревнований идентичными – так же, как и индивидуальный спортивный инвентарь. Результаты на финише не оказались бы одинаковыми, но все участники состязания имели бы шансы выиграть, причем они наверняка старались бы достичь как можно лучшего времени.

Принцип равенства условий, трактуемый ортодоксально, может стать основанием для признания любых проявлений неравенства несправедливыми. Применение такого принципа справедливости означает, что вся лестница социального неравенства лишится легитимности. Разумеется, на практике никакой разумный человек не рассматривает этот принцип ортодоксальным образом, поскольку при такой трактовке его внедрение в жизнь породило бы два серьезных последствия. Во-первых, убило бы мотивацию к любому, хоть какому-нибудь усилию, что катастрофически отразилось бы на экономической эффективности, производительности труда, результативности обучения, а в итоге – на способности любой общественной системы выживать и успешно сохраняться. Во-вторых, внедрение данного принципа справедливости никак не удалось бы осуществить в условиях либеральной демократии и рыночной экономики, ибо оно должно было бы означать очень резкое ограничение гражданских свобод и экономических свобод для заметной части граждан. Поэтому, в частности, единственные попытки в этом направлении – не продолжавшиеся, впрочем, долго – предпринимались на тоталитарной стадии коммунистической системы (период «уравниловки»[33] в сталинском СССР). Сегодняшний, неортодоксальный облик указанного принципа социальной справедливости предполагает лишь, что вилка (разность между крайними точками) отдельных видов неравенства не должна быть слишком широкой, причем, как правило, в этом случае имеют в виду величину или вилки заработков, или вилки доходов, или же уровня потребления.

31

В русском переводе вышеуказанной работы Нозика вместо термина «право собственности» используется «титул». Соответствующий английский термин entitlement трактуется англо-русскими словарями как право (или установленная норма) на что-либо: на доход, владение, помощь, иммунитет и т. д. Польский термин udział, который использует проф. Э. Внук-Липиньский, переводится в словарях как «доля, удел, пай или участие».

32

В русском переводе этой работы Нозика данное место (глава 7 «Распределительная справедливость», раздел I «Теория справедливости, основанная на титулах собственности», абзац 3) выглядит таким образом: «В полном виде принцип распределительной справедливости утверждал бы просто, что распределение справедливо, если каждый обладает титулом собственности на имущество, которое он имеет в соответствии с этим распределением».

33

Это слово в оригинале написано хоть и латинскими буквами, но по-русски.