Страница 22 из 27
В данном контексте значение имеет то, какое пространство те или иные институты предоставляют для динамической эволюции культурных норм и идентичностей, одновременно обеспечивая основу для порядка и координации. С точки зрения классического либерализма именно здесь на первый план выходит важность опоры на «стихийные порядки». Стихийные порядки расставляют своего рода дорожные указательные знаки для деятельности индивидов и обеспечивают определенную степень регулярности в жизни людей, оставляя в то же время место для децентрализованного процесса пошагового расширения экспериментирования. Поскольку люди «добровольно» соблюдают нормы стихийных порядков, в которых они родились, а не подчиняются им в силу принуждения, осуществляемого внешней организацией, такие нормы скорее следует мыслить как «гибкие правила», подверженные постоянным изменениям «на границах» [at the margin]. Знание, касающееся потенциально успешных способов адаптации к социальным практикам, широко рассредоточено среди бесчисленных индивидов и организаций, составляющих общество, и никогда не может быть постигнуто во всей его полноте ни одной из групп. Тем не менее, по мере того, как успешные эксперименты (например, новые слова, изобретения и культурные обычаи) распространяются посредством процесса имитации от распределенных узловых точек принятия решений, люди оказываются способны пользоваться знанием широко рассредоточенных агентов, о существовании которых они могут ничего не знать. Согласно этой точке зрения, изменения, происходящие малыми приращениями через конкурентную проверку постоянно меняющихся практик, создают условия для более интенсивного процесса социальной эволюции, чем предпринимаемые в социалистическом стиле попытки «перестроить» культурные практики в целом. Успех таких попыток потребовал бы наличия организованной группы, располагающей всеми данными, необходимыми для понимания функционирования общества и для соответствующей его перестройки (Hayek, 1948, 1960, 1982; Хайек, 2011, 2006).
Как показано в предыдущей главе, в основании классической либеральной защиты рынка лежат именно эти понятия стихийного порядка и ограниченной рациональности. Рыночная экономика понимается одновременно как стихийный механизм координации, способствующий взаимному согласованию различающихся ценностей рассредоточенных социальных акторов, и как эволюционный процесс, в ходе которого содержание этих ценностей подвергается динамическим изменениям. Координирующая роль рынков проявляется в переменных ценовых сигналах, которые сообщают об изменившейся степени доступности благ и дают людям возможность адаптировать свое поведение без сколько-нибудь существенного знания о том, какие именно «обстоятельства времени и места» влияют на далеких от них других людей. Но рынки выполняют также и эволюционную функцию, когда факторы, определяющие, «какие блага являются редкими благами», формируются эндогенно процессом конкуренции. Потребители и производители участвуют в рынках не на основе предварительно заданных предпочтений и производственных функций, а обнаруживают и приобретают в ходе самого рыночного процесса новые вкусы и организационные практики, которых ранее никто не предвидел. Теоретическая конструкция общего равновесия, характерная для неоклассической экономической теории, отвергается именно на этом основании. Экономические акторы не приходят на рынок с уже имеющейся у них полной информацией, а приобретают и транслируют знание через столкновение разных соперничающих идей. Именно «просеивание и провеивание» конкуренцией стимулирует подражание прибыльным предприятиям и дестимулирует распространение ошибочных идей, касающихся производства благ и услуг.
Хотя эволюционные процессы конкуренции принимают свою наиболее развитую форму в условиях рыночных институтов, стихийные порядки очевидным образом присутствуют и в других аспектах классической либеральной концептуальной структуры, в частности в принципе политического федерализма или конкуренции юрисдикций. Последние особенно релевантны применительно к тем коллективным благам и регуляторным процедурам, которые не могут эффективно предоставляться на индивидуализированной основе. С позиций классического либерализма конкуренция между юрисдикциями дает возможность для гораздо больших масштабов экспериментирования в сфере предоставления услуг, чем более монополистические структуры государственного управления, поскольку конкуренция между разными пакетами коллективных благ и норм регулирования создает условия для потенциально неограниченного процесса открытия наиболее желательных пучков услуг. По мере того, как индивиды и организации перемещаются из одной юрисдикции в другую и тем самым изменяют распределение налоговых доходов, может быть запущен стихийный процесс приспособления, поскольку органы власти этих юрисдикций будут соответствующим образом менять модели предоставления услуг. Такого рода процессы не являются эквивалентом более открытой конкуренции и процессов постоянного приспособления к изменениям спроса и предложения, возможность которых обеспечивается децентрализованными рыночными ценами, но скорее они, нежели попытки обеспечить координацию из единого центра политического контроля, будут порождать экспериментирование и координировать рассеянное в обществе знание.
Эндогенные предпочтения и общественный выбор
Необходимо подчеркнуть, что ни один из приведенных до сих пор аргументов не основывается на каких-либо допущениях в отношении мотивации индивидов. Например, в них не предполагается, что люди являются или должны быть эгоистичными. Что отличает приведенные здесь рассуждения от теории рационального выбора – это фокусировка на выигрыше, который дают стихийные порядки в отношении наращивания знания. Описания же, даваемые концепциями рационального выбора, такими как вирджинская школа общественного выбора, вместо этого сосредоточиваются на стимулах к взаимной координации, порождаемых рынками и принципом «ухода» (см., например, Buchanan and Tullock, 1962; Бьюкенен и Таллок, 1997). Однако концентрация на эволюционных и коммуникативных аспектах рациональности не требует полного отказа от понятий, связанных с рациональным выбором. Представления о рациональном выборе, не будучи необходимым компонентом классического либерализма, составляют важное дополнение к нему.
В контексте сказанного выше необходимо подчеркнуть тот ключевой момент, что подход с позиций рационального выбора совместим с «ситуационным» представлением о социальных акторах. Та роль, которую играет социализация в формировании индивидуальной идентичности, признается, например, в работах Курана (Kuran, 1995) и Чона (Chong, 2002). Эти авторы всего лишь утверждают, что хотя на людей оказывает влияние их социальное окружение, тем не менее они формируются не только под его воздействием. Люди обладают способностью бросать вызов господствующим социальным нормам «на границах» (или «малыми приращениями») и, действуя таким образом, могут вносить вклад в развитие новых культурных форм. Поэтому различные институты могут оцениваться в терминах обеспечиваемых ими стимулов или антистимулов, касающихся как раз этого аспекта. Именно в этом отношении оказывается релевантной аргументация вирджинской школы по поводу достоинств институтов, основанных на уходе. При прочих равных условиях можно ожидать, что, поскольку такие институты (в частности рынки) не требуют получения одобрения со стороны большого количества акторов, они приводят к более низким издержкам оспаривания устоявшихся норм и ценностей. Например, на рынках потребители могут выбрать альтернативные продукты, даже когда находятся в положении меньшинства, а предприниматели могут предлагать новые виды продукции, не спрашивая разрешения у какой-либо иерархии или у какого-либо большинства. Аналогично в контексте конкуренции между юрисдикциями различные органы политической власти могут экспериментировать с разными пакетами социальных правил, не получая на это разрешения от вышестоящего органа, а граждане могут покидать те или иные конкретные юрисдикции, не спрашивая своих соседей.