Страница 12 из 16
Катастрофа, которая должна была произойти – произошла.
16 августа началось польское контрнаступление. Его итогом стал полный разгром Западного фронта, потерявшего 66 тыс. пленными и 25 тыс. убитыми и ранеными. Еще 43 тыс. красноармейцев оказались вынужденными отступить в Восточную Пруссию, где были интернированы немецкими властями. Поляки захватили 1023 пулемета и 231 орудие, сотни автомобилей, тысячи обозных повозок и почти всё тыловое имущество Западного фронта. К своим удалось прорваться едва двадцати тысячам безоружных, голодных, оборванных красноармейцев из ста пятидесяти тысяч, начавших наступление два месяца назад. Западный фронт перестал существовать.
Могла ли Красная Армия добиться в августе 1920 года полной победы над польской армией и, как следствие «советизации» Польши, как об этом мечтали большевистские лидеры? Как показали события, большинство польского населения осталось равнодушным к коммунистическим идеям, предпочтя им идею национального реванша. Даже взятие Варшавы привело бы лишь к вступлению в войну на польской стороне армий Венгрии и Румынии, а в перспективе и к открытому военному вмешательству Англии и Франции.
Таким образом, уже в военном конфликте с Польшей военная доктрина Советской России, делающая главный упор на классовую сущность современной войны, потерпела катастрофический провал.
Вина Тухачевского не в том, что он не сумел взять Варшаву – в сложившейся ситуации это было, скорее всего, невозможно. И даже не в проигрыше им битвы – весной 1920 года советские войска тоже потерпели поражение, однако поляки не сумели при этом уничтожить ни одной нашей дивизии. Тухачевский не просто проиграл сражение за Варшаву – он практически потерял все вверенные ему войска! Разгром армий Западного фронта был военной катастрофой, в результате которой оказались перечеркнуты все плоды одержанных летом 1920 года наших побед. С Польшей Советской России пришлось заключать позорный мир, отдавая ей огромные территории Украины и Белоруссии.
Но Польша сражалась не только на Востоке – с литовцами, украинцами и Советами. Поляки затеяли конфликты и с юго-западным соседом, с Чехословакией, и с полуокружившей территорию новоявленной Польши Германией. А как же! Воевать – так со всеми соседями!
В Тешинской Силезии (как именуют ее чехи) на 150 тысяч чешского населения насчитывалось всего около 70 тысяч поляков. «Наших – устойчивое большинство!» – подумал Пилсудский и немедля затеял с Чехословакией конфликт. Правда, тут ему не обломилось – чешское государство ходило в любимчиках у Антанты, и обижать его большие дяди из Лондона и Парижа Польше не велели. Пилсудскому пришлось (скрепя сердце и, как он надеялся, временно) отказаться от Заользья (как эта область именуется в Польше).
В Верхней Силезии большинство населения составляли немцы. И по проведенному среди них плебисциту эта область отходила к Германии. Но Горний Шленск – это мощный промышленный центр, с шахтами, рудниками, заводами. Отдать его Германии? Да никогда в жизни!
И поляки Верхней Силезии трижды выходят на баррикады – в результате Антанта, скрепя сердце, передает большую часть этой территории Польше. Германия, конечно, затаила по этому поводу некоторую злобу – но в двадцатом году она была бессильна хоть как-то помешать полякам рвать ее территорию по-живому. «Еще не вечер» – так думали не только поляки относительно Тешина. Так думали и немцы по поводу Верхней Силезии, Западной Пруссии, Гданьска и Померании.
Конфликты по всему периметру польских границ к 1922 году не погасли – они продолжали исподволь тлеть, ожидая своего часа.
Надо отметить, что поляки воевали со своими соседями по-взрослому – не щадя пленных и не испытывая приступов гнилого гуманизма к гражданскому населению. Особенно в этом плане они отличились летом и осенью 1920 года, на территории Белоруссии и Украины.
Ворвавшиеся на советскую территорию польские войска повели себя, как банда отмороженных бандитов и убийц – в считанные дни с них слетел весь тонкий налет европейской цивилизованности. У кого он был, конечно.
Как вспоминал ставший в 1930-е годы министром иностранных дел Ю.Бек, «В деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности. Я собственноручно работал прикладом».
По свидетельству представителя польской администрации на оккупированных территориях графа М.Коссаковского: «Бывший начальник штаба генерала Листовского, когда при нем рассказывали, как мозжили головы и выламывали конечности, нехотя отвечал: «пустяки». Я видел такой опыт: кому-то в распоротый живот зашили живого кота и бились об заклад, кто первый подохнет, человек или кот»
Особенно трагичной была судьба попавших в польский плен. По данным исследователя М.В.Филимошина, всего в 1919-1920 гг. в польском плену оказалось 165.550 красноармейцев. Из них 83.500 погибли от голода и зверских пыток в польских концлагерях.
Современные польские историки пытаются существенно занизить это количество. Как правило, не учитывается, что далеко не все из пленных попадали в лагеря. Между тем вот что записал, к примеру, 22 июня 1920 года в своем дневнике К. Свитальский, занимавший должность заместителя директора гражданской канцелярии Пилсудского: «Препятствием к деморализации большевистской армии путем дезертирства из нее и перехода на нашу сторону является ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных».
И у польских историков после этого еще хватает совести упрекать Советский Союз в расстрелах польских офицеров в Катыни! Мало того, что этот трагический эпизод до конца неясен (вернее, совершенно ясно, что расстрелы поляков осуществили немцы) – лагеря советских военнопленных в Тухоле или Барановичах видели ужасы покровавей! Когда польские кавалеристы упражнялись в рубке военнопленных, когда расстреливали красноармейцев только для того, чтобы проверить, сколько человек пробьет винтовочная пуля – где были польские защитники прав человека? Или гибель наших пленных – это всего лишь прискорбный военный эпизод? Или кровь наших солдат – дождевая вода? Или красноармейцы – люди второго сорта, и их гибель не является горем для их семей?
Убийство безоружного пленного – это преступление, по всем законам, Божьим и человеческим. Когда польские уланы рубили головы красноармейцев, оказавшихся в их лагерях – о каком будущем для себя они думали? Поляки, расстрелявшие, зарубившие, замучившие голодом и болезнями десятки тысяч наших пленных в 1920-1921 годах – какого отношения хотели к себе в 1939-м?
Уверен, что среди девяти тысяч расстрелянных в Катыни и Осташкове польских пленных офицеров были сотни (если не тысячи) участников убийств пленных красноармейцев. Их настигла заслуженная кара – пусть через двадцать лет и от немецких рук, не важно. Они получили лишь то, что заслужили, когда заливали кровью наших военнопленных землю лагерей в Пулавах, Стржалкове, Домбе.
Завершим нашу главу.
Вторая Речь Посполита к осени 1922 года обрела четкие контуры государственных границ на европейской политической карте – вместе с этим она определилась с внутриполитическим режимом, с направленностью своей внешней политики и выработала свой собственный политический курс.
Который через семнадцать лет приведет ее к национальной катастрофе…
Глава четвертая
«Санационная» Польша
Польша, созданная маршалом Пилсудским со товарищи – была совсем не той Польшей, в которую мы с тобой, читатель, сегодня время от времени ездим по коммерческим нуждам, с туристическими целями или просто потому, что в Германию, кроме как транзитом через четвертую (или какая она у них там по порядку) Речь Посполитую, нам не попасть.
ТА Польша еще та была штучка!
Во-первых, у «санационной» Польши, как сказано выше, все окружающие ее страны были врагами – бывшими, настоящими либо будущими. Это не шутка – это печальная и горькая правда. Режим пилсудчиков так повел свою внешнюю политику, что ни одно из государств, имевших несчастье граничить с Польшей, не могло спать спокойно.