Эра негодяев

– То есть какое-то количество ракет уйдет с траектории и сможет захерачить по своим? – Генерал оживился.

– Ну, это вряд ли. У них для этого система самоликвидации предусмотрена. Но попадание по странам-соседям допускаю более чем.

– Хорошо. Готовьте отправку. Кто из людей поедет отдыхать в Карпаты?

– Капитан Федоров и капитан Панфилов.

– А прошерстить мягкое подбрюшье Европы?

– Подготовлю шесть офицеров из резерва. Есть у меня там толковые ребята, языкам обучены, подготовлены.

– К пятнадцатому октября у вас все будет готово? В части оперативного плана?

– Будет раньше.

– Раньше – не надо. К пятнадцатому мы определим позиционные районы, исходя из радиуса действия машинок и наших возможностей. Италия, Австрия?

– Италия. Австрия. Германия. Хорватия. Словения. Македония. Болгария. Греция. Может быть, даже Чехия.

– Гут, подготовим. Что у вас, Крапивин, с Митровичем?

Подполковник Крапивин, недовольно поморщившись, встал и уныло доложил:

– Паникует. У них там, в Белграде, полный раздрай. Одни хотят ложиться под американцев без войны, другие готовы биться до последнего; большинство же населения пассивно выжидает, надеясь неизвестно на что. Митрович еще из лучших…

– Реально он сможет обеспечить стрелков?

– Это – да. С тремя его ребятами я сам говорил, когда ездил в Мюнхен… туристом. Пять человек, еще с боснийской войны, на связи у Таманца. Да, будете смеяться – у меня сейчас в активной разработке – у Горца на связи – есть двое евреев из Израиля, только службу в ЦАХАЛе закончили – тоже готовы впрячься.

– А им-то что за интерес? – удивление генерала было нешуточным.

– А черт их знает. Но Горец ручается за них, как за себя.

– Стрелки должны быть в позиционном районе в срок плюс пять от момента начала войны. Когда думаете начать процесс?

– В первых числах января начну потихоньку дергать по одному.

– Авиационных баз, с которых югов будут разделывать на фрикасе, у нас под наблюдением двенадцать из двадцати возможных; действовать боевой авиацией они будут с шести, максимум – с семи. Значит, от нас требуется два стрелка основных, плюс два запасных. Итого двадцать четыре человека минимум, двадцать восемь – максимум. Двенадцать-четырнадцать труб. Хм… перебор. Ограничимся, пожалуй, четырьмя базами. Шестнадцать штыков у тебя будет, Крапивин?

– Будет.

– Тогда подготовь план их развертывания. Тоже – чтоб к пятнадцатому октября и план был готов, и народ оповещен. Гут?

– Яволь!

– Ну, теперь ты, Левченко. Но с тобой мы поговорим интимно, тет-а-тет. Товарищам офицерам предлагаю считать себя свободными. Работайте, коллеги!

Когда Крапивин и Румянцев покинули кабинет генерала, Калюжный задумчиво проговорил:

– Так ты думаешь, течёт где-то сверху?

– Нет, не думаю.

– Ясно. За честь мундира решил перед заезжим варягом постоять… Дело хорошее; но для этого случая немного лишнее. Гут, давай-ка ты мне подготовь практически капканчик на мелкого зверя – числу эдак к пятому – а потом проведи операцию «Чистые руки», такую, знаешь, локальную, можно сказать – камерную. А затем собирайся, голуба, в ближнее зарубежье.

– Навестить Одиссея?

– Его, родимого. Чует мое сердце, пришло время Одиссею покинуть Итаку… Тем паче – с Пенелопой он своей в контрах навсегда? Так, кажется, Тетрис докладывал?

– Так точно. В разводе. И наглухо.

– Ну, вот и славно; то есть ничего хорошего в разводе, конечно, нет, но, случись что с твоим крестничком – плакать по нему на одного человека народу будет меньше. Ладно, ступай, готовь пакость для внутреннего ворога.

– Есть!

Левченко вышел из кабинета генерала и направился к себе. Что ж, с протечкой надо бороться незамедлительно и всеми силами – но что-то подсказывало подполковнику, что выявление инсайдера, как сейчас стало модно называть подобного «крота», будет не столь легким, как кажется, и вряд ли с помощью старой, как мир, технологии им удастся вывести предателя на чистую воду. Главное – подозреваемый уж как то слишком явно был в наличии, и только большого картонного листа с надписью «Предатель» у него на спине не хватало для полноты картины. Уж чересчур ясно все указывало на майора Маслова – тот был чужак, никто из офицеров Управления его не знал, и любое подозрение почти автоматически ложилось бы на него. А не для того ли его сюда и поставили, чтобы он какое-то время послужил громоотводом? – вдруг подумал Левченко. Уж слишком явная фигура для обвинения… Нет, тут что-то поглубже и пострашней. Что-то серьезно подгнило в Датском королевстве…

В первый день рано задождившего в этом году октября в шумной забегаловке «Патио-Пицца», стоящей в ста метрах от выхода из метро «Октябрьское поле», за столиком в курящей части зала, сидело двое мужчин.

Один из них, благообразный и явно не здешний, одетый дорого, но неброско, представлял из себя ходячий символ успешности – и «паркер», который он вертел в пальцах во время разговора, и шелковый носовой платок, которым он время от времени протирал свои очки в золотой оправе, и изящные итальянские полуботинки, и отличные, неестественно белые и оттого явно искусственные зубы – не хуже, чем у звезд Голливуда – все это говорило знающему человеку очень и очень много.

Его визави, напротив, представлял из себя законченный тип неудачника – скверно пошитый костюм из дешевой ткани, ботинки, рубашка и галстук производства Юго-Восточной Азии, желтые и уже довольно редкие зубы, неряшливый зачес плохо мытых волос, уже неспособных прикрыть изрядную плешь – в общем, классический аутсайдер, вышвырнутый из жизненной гонки более успешными конкурентами.

Но – и любой наблюдательный человек с удивлением подметил бы эту странность – хозяином за столом себя чувствовал именно отечественный лузер. Его же собеседник, несмотря на весь свой европейский лоск, выглядел чуток пришибленным и серьезно испуганным – хотя из всех сил старался этого своему партнеру не показывать.

Отечественный неудачник, пригубив из бокала, продолжил:

– Так вот, мой дорогой друг. Все, что я вам сообщил в первую нашу встречу – как вы, я думаю, уже убедились – вполне соответствует действительности. Службы этой ни в одном из реестров специальных органов, не важно, открытых ли, закрытых – нет; и, тем не менее, она существует. Более того – она активно работает. И не только по поддержанию связи со своей агентурой, щедро представленной в Восточной Европе. Я вам намекну – Балканы…

Собеседник плохо одетого мужчины неуверенно спросил:

– И что там будет?

– Пока не знаю. Знаю лишь одно – три отдела в последнее время пополнились офицерами, бывшими там в последнюю войну; естественно, все они официально в отставке и живут на пенсию в разных задрищенсках – тем не менее, каждый день ровно в девять утра садятся за свои рабочие столы.

– И что они готовят… за этими своими столами?

– Ничего хорошего для ваших хозяев – это я знаю точно.

– Хм, господин… Ульянов, нам желательно точно знать, к чему именно готовиться. В противном случае я не уполномочен выплатить вам требуемую сумму…

– А мне насрать, уполномочен ты или не уполномочен. Если сегодняшняя наша встреча закончится вхолостую – все, больше я вас не знаю!

– Хорошо, хорошо, не горячитесь, господин Ульянов. Я постараюсь убедить свое руководство, что ваша информация стоит пяти тысяч. Но, вы сами понимаете, хотелось бы знать подробности… Может быть, вы сможете выслать нам какие-то данные по электронной почте?

– Нет. Никаких документов, никаких концов, никакой электронной почты. Сейчас отследить можно всё, кроме вот такого нашего разговора – и то, если рядышком нет заинтересованных людей. Это я вам как специалист докладываю. Лучше всего так, как сейчас, приватный разговор за бокалом пива. Встретились, поболтали за «праздроем» или «хейнекеном» о делах наших скорбных, разбежались. В случае чего – ваше слово против моего слова. И ничего подписывать я никогда не стану – хватит, наподписывался. Я взялся информировать вас, чтобы элементарно обеспечить свою старость – и на хрена мне нужны будут ваши деньги в тюрьме или в могиле?