Страница 12 из 32
Слово за слово, и рассорились вчистую конструкторы, и не было уже и речи о том, чтобы вместе решать задачу. Разошлись они, посмеиваясь друг над другом, и каждый взялся за дело по-своему. Микромил принялся кванты ловить и в клеточки атомные запирать, поскольку же теснее всего им было в кристаллах, то к мышлению приучал он алмазы, халцедоны, рубины – и с рубинами дело лучше всего пошло: столько он запихнул в них смышленой энергии, что аж посверкивало. Было у него немало и прочей минеральной сметливой мелочи: изумрудов голубовато-думчатых, топазов желто-смекалистых, но алое рубинов мышленье больше всего ему приглянулось. А пока Микромил трудился в хоре пискливых малюток, Гигациан посвящал свое время гигантам; сгребал к себе с превеликим трудом солнца и галактики целые, растапливал их, перемешивал, спаивал, сочленял и, потрудившись на славу, сотворил космолюдина, обхвата столь всеохватного, что вне его ничего почти не осталось, только щелочка, а в ней Микромил со своими фитюльками.
Когда же оба свой труд завершили, уже не то их заботило, кто узнает от сотворенного больше тайн, а кто был прав и чей выбор лучше. И вызвали они друг друга на поединок турнирный. Гигациан ждал Микромила подле своего космолюдина, который на веки веков световых простирался вдоль, ввысь и вширь; тело его составляли темные звездные тучи, дыхание – мириады солнц, ноги и руки – галактики, спаянные гравитацией, голову – сто триллионов железных планет, а на голове красовалась шапка лохматая, огненная, из солнечной шерсти. Налаживая своего космолюдина, Гигациан летал от уха его до губ, и каждое такое странствие занимало шесть месяцев. Микромил же прибыл на поле боя один-одинешенек, с пустыми руками и крохотным рубином в кармане; он-то и должен был с исполином сразиться. Увидев это, рассмеялся Гигациан.
– И что же может сказать эта кроха? – спросил он. – Что такое ее познанья против бездны мышления галактического и раздумий туманностных, где солнца солнцам мысль перебрасывают, гравитация мощная ее усиливает, звезды, взрываясь, идеям блеск придают, а мрак межпланетный умножает громадность мышления?!
– Чем хвалиться да чваниться, берись-ка лучше за дело, – отвечает ему Микромил. – Или знаешь что? Зачем нам творения наши спрашивать? Пусть подискутируют сами! Пусть мой гений микроскопический сразится с твоим звездолюдином на турнире, где мудрость служит щитом, а мечом – острая мысль!
– Будь по-твоему, – согласился Гигациан.
И отошли они от своих творений, оставив их на поле брани одних. Покружил, покружил алый рубин во тьме, над океанами пустоты, в коих плавали звездные айсберги, над светящейся тушей бескрайней, и запищал:
– Эй, ты, уж больно великий, увалень огненный, шаляй-валяй непомерный, – можешь помыслить хоть что-нибудь?!
Всего через год дошли эти речи до мозга колосса, и пришли в нем в движенье небесные сферы, искусной гармонией спаянные; подивился он дерзким словам и решил посмотреть, кто это смеет с ним так разговаривать.
Стал он голову поворачивать туда, откуда был задан вопрос, но прежде, чем повернул, два года минуло. Глянул он светлыми глазами-галактиками во тьму, но ничего не увидел; рубина там давно уже не было, теперь он попискивал за спиной исполина:
– Экая ты нескладеха, звездотучный ты мой, солнцевласый! Экое чудище-ленивище! Чем башкою вертеть, солнцами своими кудлатыми, лучше ответь мне, сумеешь ли ты два да два сложить, прежде чем половина голубых гигантов в мозгах у тебя выгориТипотухнет от старости!
Рассердили бесстыдные эти насмешки космолюдина, и начал он быстро, как только мог, оборачиваться – ведь говорили с ним из-за его спины; и поворачивался все резвей и резвей, а вокруг оси его тела млечные пути загибались, и рукава галактик, доселе прямые, свивались на поворотах в спираль, и звездные тучи закручивались, в шаровидные сбиваясь громады, и все его солнца, планеты и луны завертелись, как запущенные волчки; но прежде чем уставился он на противника своими глазищами, тот уже сбоку над ним посмеивался.
Все быстрее мчался малец-удалец, все быстрей поворачивался космолюдин, но, хотя уже юлою вертелся, поспеть все равно не мог, и наконец такие набрал обороты, такую скорость развил, что путы гравитации в нем ослабли, швы тяготения, Гигацианом наложенные, разошлись, скрепы симпатии электрической распались. Лопнул космолюдин, словно разогнавшаяся центрифуга, и разлетелся во все стороны Универсума, головнями-галактиками кружа, дорогами млечными рассыпаясь, и начали разбегаться туманности, центробежной силой разбрызганные. Микромил говорил потом, что победа осталась за ним, коль скоро Гигацианов космолюдин разлетелся, не успев промолвить ни бе ни ме; однако ж Гигациан отвечал на это, что творения их мерялись силою разума, а не силой внутренних скреп, что речь шла о том, которое из них мудрее, а не которое устойчивей в пируэтах. А так как последнее ничего общего не имеет с предметом спора, Микромил сплутовал и бесчестно его надул.
С той поры их спор еще сильней разгорелся. Микромил свой рубиновый камушек ищет, который при взрыве куда-то запропастился, но не может найти, потому что, куда ни глянет, всюду видит рубиновый огонек и тотчас туда устремляется, а это алеет дряхлеющий свет разбегающихся туманностей; и пускается он снова на поиски, и снова впустую. Гигациан же силится гравитациями-канатами, лучами-нитками сочленения лопнувшего космолюдина сшить, а иголками служит ему излучение самое жесткое. Но что ни сошьет, все тотчас же рвется, столь страшную мощь имеет однажды начатое разбеганье туманностей; и ни тот, ни другой не сумели у материи тайн ее выведать, хоть и разуму ее научили и уста ей приделали; но прежде чем состоялся решающий разговор, случилась эта беда, которую невежды по неразумию именуют сотворением мира.
На самом же деле это Гигацианов космолюдин из-за рубинчика Микромилова разлетелся на части, да такие мельчайшие, что летит во все стороны и поныне. А кто нам не верит, пусть спросит ученых, правда ли, что все, что ни есть в Космосе, обращается коловратно, вроде юлы; от этого бешеного кружения все и пошло.
Сказка о цифровой машине, которая с драконом сражалась [8]
Король Полеандр Партобон, владыка Киберии, был великим воином и, будучи горячим почитателем новейших достижений стратегии в военном деле, преклонялся перед кибернетикой. Его королевство кишело всевозможными разумными машинами, где это только было возможно. Не только астрономические обсерватории и школы оснащались ими, но даже в придорожные камни он распорядился встраивать электронные мозги, чтобы те предостерегали и направляли путников, не давая им сбиться с пути или споткнуться, той же цели служили разумные устройства в столбах, стенах и деревьях, всегда готовых предоставить необходимую информацию. Снабженные ими тучи, заранее предупреждали громким голосом об осадках. Короче, ни в горах, ни у их подножия и в долинах невозможно было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на разумную машину.
Все было прекрасно на этой планете, где по воле короля кибернетика помогала не только улучшать и совершенствовать все ранее существовавшее на ней, но и создавать нечто новое и невиданное. Так по его приказу в королевстве налажено было производство киберраков, зудящих киберос и даже жужжащих кибермух, численность которых при их перепроизводстве регулировалась с помощью увеличения производства киберпауков. Шумел ветер в киберрощах и киберчащах, сами играли киберорганчики и кибергусли, – но вдвое больше этих вполне мирных кибернетических устройств было на планете всякой военной техники, поскольку король прежде всего был выдающимся полководцем. В подземельях дворца у него стояла военно-стратегическая цифровая машина необычайной отваги, были и другие, размером поменьше. И была у него армия: полки киберпулеметчиков, огромные кибермортиры, арсеналы, ломящиеся от всех видов вооружений, пороха и боеприпасов.
Одного только ему недоставало для полного счастья – не было у него ни врагов, ни противников, потому что ни у кого и в мыслях не было напасть на его королевство. Уж тогда бы все воочию убедились в бесстрашии и доблести короля Полеандра, в превосходстве его стратегической мысли и невероятной эффективности его кибероружия. И король от этого очень страдал. Ввиду отсутствия настоящих вражеских завоевателей он велел своим инженерам конструировать и создавать для него все новых искусственных врагов, чтобы вести с ними свои неизменно победоносные войны. А поскольку это были вполне реальные военные походы и жестокие сражения, то очень страдало от них уже население. Подданные короля роптали, когда тучи киберврагов наносили слишком уж большой ущерб их селениям и городам и их самих поливали почем зря из огнеметов. Более того, они осмеливались уже выражать недовольство даже тогда, когда король являлся защитить своих подданных и сокрушить сконструированных его инженерами противников, обращая в пепелище все на своем пути во время штурма их укреплений. Хоть это делалось для освобождения королевства от вторгшегося супостата, жаловались подданные и нарекали вместо изъявления благодарности своему избавителю.
8
Bajka o maszynie cyfrowej, co ze smokiem walczyła, 1963. © Перевод. И. Клех, 2018.