Мой дед – врун!

– Ой, Ромочка, кто это? – нежно пролаяло из-под жёлтого одуванчика.

Журчание резко прекратилось, Тайсон быстро опустил правую заднюю конечность и глубоко втянул себе в нос запахи окружающей среды. Пахло женскими духами Angeou Demon le Secret, совсем как у его хозяйки. А ещё пахло селёдкой и обойным клеем. Это уже от Ромки. Раздвинув своими лапками широкие листики подорожника, к «мужчинам», грациозно виляя рыжим пятнышком на попке, вышла Раечка. Тайсон, галантно сглотнув набежавшую слюну, представился:

– Тайсон Памелла Энжел Америка третий! Американский питбультерьер. Для вас, мадам, можно просто Тайсон.

– Раймонда Сигуэрра Сьерра де Паско. Разумеется, первая. Такса. Можно просто Рая. Между прочим, мадемуазель.

Как же мне было неудобно смотреть на всё это. Скажите, пожалуйста, какие мы породистые! А как на кусты в парке сикать при всех… Я видел, как мелко-мелко задрожал у Раечки кончик хвостика, как заблестели её глазки, спотыкаясь взглядом о бугры мышц на груди у Тайсона. Видел и как этот здоровенный балбес, высунув свой мокрый язык, капал слюной мне на голову, по-щенячьи поскуливая. Надо было что-то делать. Разрядил обстановку далёкий, но такой душевный, а главное, своевременный женский голос:

– Та-а-а-айчи-и-и-ик! Ты где, мой зайчик? Ко мне!

«Зайчик? Вы где таких зайчиков видели? Ничего себе зайчик, весом с полцентнера! А зубищи? Такими клыками только морковкой хрустеть! Я уже не говорю об ушах, которых просто нет!» – возмущённо крутилось у меня в голове.

Тайсон сконфуженно оглянулся на крик, прекратил попискивать и семенить своими лапищами.

– Это моя… меня. Рад был… Идти надо. Ей волноваться нельзя. Давление, знаете ли, – доходчиво объяснил породистый Тайсон и, пару раз гребанув полноприводными лапами по густой траве, лёгкой рысью побежал в сторону запаха любимых французских духов фирмы Givenchy.

Но я-то видел, каким трепетным длинным взглядом провожала моя Раечка этого бодибилдера, играющего всеми группами мышц на моих нервах.

– Рая. Раечка! – пытался дозваться я до любви всей моей жизни.

– А? Ах, какой он всё-таки… Ромочка, вы с ним давно знакомы? – томным голосом спросила меня маленькая собачка, изящно вытягивая длинную шейку в сторону удаляющегося Тайсона.

– Да. Он мой друг. Лучший, – помрачнев, ответил я.

Вечерело. Конечно, у меня был план. Нужно было отвлечь эту породистую су… сударыню от золотого медалиста, лучшего представителя породы, чемпиона чемпионов, объекта мечтаний и ночных сновидений всех мадемуазелей нашего микрорайона. И было чем! Ещё со вчерашнего вечера, как будто зная наперёд сегодняшний расклад, я приберёг немыслимый сюрприз. По лично мной разработанной теории даже самую породистую су… сударыню можно отвлечь, привлечь, заманить и обворожить вовремя предложенным ужином.

Во время обеда на моей подшефной стройке дальнобойщик и мой друг Мишаня нечаянно вывалил себе под ноги из коробочки с домашней едой огромных размеров куриную ногу. Смеялись все, кроме меня. Я просто сидел и завороженно смотрел на эту пахнущую чесночком, с хрустящей корочкой и прилипшими к ней макаронинками огромную ногу курицы рекордсмена. В одно мгновение я вспомнил всё, что знал об Австралии и страусах эму, непосредственных родственниках Мишкиной несъеденной ноги. Длинные прозрачные, как слеза у страуса, похожие на шнурки слюни замёрзшим Ниагарским водопадом струились из моей открытой пасти на песок.

– Убежала, гадина. Ну, на то она и нога, – обречённо сказал Мишаня. – Чё смотришь, Ромыч? Бери. Надеюсь, никто возражать не будет?

Из присутствующих не возражал никто. К тому времени во мне уже было: полкотлеты говяжьей (спасибо девочкам-маляршам), шкурки от трёх сарделек (спасибо Васе-электрику), полбанки пересоленного горохового супа (Вовка, у тебя жена в кого-то влюбилась), приличный кусок «Краковской» полукопчёной (прораб Петрович, моё почтение) и две «жопки» от пирожков с капустой от жмота командировочного. Но два раза меня просить не надо!

Я быстро подбежал к Мишане, благодарно лизнул его пахнущую соляркой руку вместе с ложкой, поднял с земли эту ну очень заднюю куриную ногу и пошёл. Я шёл, путая следы, озираясь и присматриваясь к любому движению, к любому шороху. Хвост замечен не был. Я кошачий имею в виду. Потом старательно вырыл глубокую яму в куче свежего речного песка и быстро закопал свою добычу, пометив сверху для ориентира двумя-тремя струйками. Коты так рыть не умеют. Ну разве я не счастливчик?

– Ромочка, а где ты живёшь? – отвлекло от воспоминаний ангельское поскуливание Раечки.

– Собственно, мои апартаменты тут, недалеко. С моей террасы открывается великолепный вид на вечерний город, парк и речку. Долгими летними вечерами я люблю провожать солнце и встречать первые звёзды, сидя на самом краю самого высокого балкона. Раймонда, я почту за честь… – начал было я.

– К чему так много слов, милый мой, – перебила меня Раечка, нервно облизываясь. – Конечно, пойдёмте. Надеюсь, у вас будет, что перекусить. В это время в нашем особняке подают ужин.

Через десять минут мы были на стройке. Обойдя вагончик сторожа, перепрыгнув через глубокую колею, оставленную огромными колёсами Мишаниного КамАЗа, и съехав на попах по куче мелкого щебня, мы оказались у подъезда недостроенного девятиэтажного дома.

– Вот, собственно, мы и пришли. Моя, так сказать, будка, – скромно объявил я, наблюдая за реакцией Раечки.

Она медленно подняла вверх свою остренькую изящную мордочку. Её длинные бархатистые ушки внезапно завернулись от восторга. Раечка быстро-быстро захлопала своими длинными ресничками и с огромным удивлением пропищала:

– Рома, вы здесь живёте? Сколько же этажей в вашей будке?

– Да я как-то… восемь-девять где-то, – уклончиво ответил я, не понимая, куда клонит эта красотка.

– А прислуга? Сколько же здесь у вас работает людей?

– Много, дорогая! Маляры, штукатуры там… Вовка-электрик.

– Да вы олигарх! А в нашем доме всего три, – восторженно объявила Раечка.

– Возможно, у вас «недострой». Я в этом понимаю. Я в строительном бизнесе, так сказать, не первый год, – прояснил ситуацию я, пропуская даму вперёд на лестничную клетку.

На пятый этаж мы поднялись быстро и весело. Раечку совсем не смутило, что пришлось идти пешком. Оказалось, она за здоровый образ жизни и, вообще, чемпионка по бегу в закрытых и обогреваемых помещениях. В моей спальне был некоторый беспорядок. Перегруженная вешалка для рабочей одежды упала, и по всей комнате валялись спецовки, чьи-то носки, перчатки, фуражки и оранжевые каски, заляпанные цементным раствором. Я вцепился зубами в спецовку почище и подтащил её к проёму в стене, где планировали монтировать балкон.

– А это мой «телевизор», – гордо сказал я, – правда, программ пока всего три. Утренняя, дневная и вечерняя.

Перед нами открывался великолепный вид на вечерний город. Солнце садилось, но ещё было достаточно светло, чтобы успеть насладиться великолепной панорамой. Раечка мельком посмотрела на недопитую кем-то бутылку кефира с пузырьками, на кусок булки, облепленный муравьями, и скромно спросила:

– Ромочка, а когда в твоём доме подают ужин?

– Раечка, в этом доме подают ужин, как только этого пожелает очаровательная гостья, – галантно ответил я, понимая, что с высокого стола кефир и булку не достать и надо быстро бежать к заветной куче речного песка.

Предложив даме, пока меня нет, посмотреть вечернюю программу, я посадил Раечку на спецовку, поближе к проёму в стене, и помчался вниз. Ситуацию спасти могла только она. Задняя нога курицы-мутанта! Только она могла отвлечь мою любовь от воспоминаний о толстой шее, бугристой груди и мускулистой заднице моего лучшего пока ещё друга Тайсона. Уже через минуту я был у заветной кучи речного песка. Пока меня не было, она вдруг увеличилась. Наверное, Мишка вывалил на неё, а значит, и на мою заначку, ещё десять тонн песка. Передовик! Я начал рыть! Рыл… рыл… рыл!!! Нет, вы не подумайте, я знал направление. Просто я не думал, что будет так глубоко. Вспомнил даже про Раю. Таксы ведь норные охотничьи собаки. Может, пусть идёт и роет тоннель к своему ужину?