Страница 6 из 15
Сварщиком оказалось работать не так уж и хорошо. Знания, полученные в школе, выветрились из головы, и после оглушительного провала на приёмных экзаменах в институт Шурик вошёл в пессимистический штопор. Захотелось вернуться в то безумно бездумное время, полное развлечений и преувеличенных опасностей. Как, например, побег от озлобленных неуплатой таксистов, пререкание с мусорами по поводу пива, нестерпимое желание затащить а постель девчонку – и не просто ради похоти, а из-за возбуждающего ощущения возможной расплаты: вот-вот вернутся предки, её брат или друг постарается накостылять по шее, или внезапно она может сообщить по телефону о своей беременности. Риск – мечта! Но этот риск был каким-то мелочным, предсказуемым. А ему хотелось совершить поистине выдающееся: спасти чью-нибудь жизнь, прятаться от врагов, тащить раненого друга, как это сделал вчера Спортсмен. Пусть Новенький и не друг, но точно – раненый, спасался от пожара как-никак. Можно ли совместить серые будни и риск?
Ответ был подсказан тем же Спортсменом. А почему бы и нет? Открыть киоск, торговать шмотками, дисками с музыкой и фильмами, нумизматикой, избегать наездов и налоговой, разъезжать по стране в поисках дешёвого товара и сбывать его по своей цене. Чем не риск, не жизнь, не работа? Правда, нужен начальный капитал. Предок – жмот, да и прессанули его приставы. В чём проблема? За поход обещали хорошо заплатить. Спасти три человеческие жизни и урвать за это кучу купюр, а заодно почувствовать вкус к подвигу. Главное – доказать предкам, всем остальным, да и тому же Спортсмену, что он живёт не только для того, чтобы бегать за водкой и клянчить на сигареты. Подумать только – три человека и целое состояние…
Балагур листал семейный альбом, который обычно всегда возил с собой. На каждой странице Кэт, Катрин, Катерина, Катенька – самое милое существо на земле. А какие снимки! Этот сделан старенькой «Сменой» – фотоаппаратом юных и начинающих. Молодая, симпатичная девушка на качелях. Руки держатся за поручни – кажется, они тянутся к солнцу в жизнеутверждающей молитве. Белозубая счастливая улыбка на запрокинутом к небу лице подобна только что срезанной розе с капельками росы на лепестках. Тонкие, правильные черты, жажда жизни блестит в зрачках; река длинных каштановых волос под прямым углом стремится к земле, показывая свою тяжесть и мягкость одновременно – девушка возносится ввысь, к солнцу, небу, мечте.
А этот – временно взятым у товарища-студента автоматическим «Вили». Строгое тёмно-коричневое пальто, зонт в крупную синюю крапинку, туго перетянутая коса, небольшая усталость налегла еле заметной синью под глазами, элегантный поворот головы, протянутая к голубю рука в перчатке, тонкая усмешка прячется в уголках напомаженных губ.
Этот сделан в фотосалоне. Большой свадебный снимок. Лица будто светятся от счастья. Он ещё с пышной блондинистой шевелюрой, в строгом костюме, по моде галстуком цвета пожара в джунглях. Серёга с вечно вытянутым унылым лицом – слева. Галька чуть нежно прижалась к плечу подруги. Мама, тесть, тёща, золовка, дядя Жора из Саратова, главный редактор многотиражки и все, все, милые, родные…
Здесь они на пляже – у него тогда был, кажется, «Кенон»… Здесь, на полароидном, она на работе: волосы стали немного короче, пышно уложены, белый халат младшего научного сотрудника, огромные очки. Кэт только что подняла голову от распечаток статистического анализа, и её виноватая улыбка говорит: «Извини, я очень занята…»
Ольга и Людка. Сморщенные крохотные личики, любопытные глазёнки, выглядывающие из-под чепчиков. А вот уже сосредоточенно собирают пирамидку среди разбросанных игрушек. Обе вцепились в огромное красное кольцо, никто не хочет уступать. Кэт, подсев, уговаривает. Ольга раскрыла ротик, словно что-то возражая, Люда механически подбирает с пола пустышку, а другой рукой всё равно тянет за кольцо.
Катрин! Светлый плащ, что он купил с последней зарплаты, озорная усмешка в близоруких, подведённых тушью глазах, волосы – как он ругал её за эту стрижку! – в коротком каре. Вышагивает по аллее, впадающей в осеннее уныние. Правая рука лукаво прижимает к щеке бордовый кленовый лист. Позади – вечно ссорящиеся дочурки с белоснежными бантами на светловолосых головках, в школьных фартучках, ранцы за спиной, наперегонки стремятся наябедничать друг на друга. Балагур несколько раз вглядывался в их родные конопатые мордашки и никак не мог определить – кто же Оля, кто Люда. У Люды родинка на левом виске, у Оли – на мочке уха. Но двухмерное изображение скрадывало «знаки различия». А листья падают, и Кэт – словно берёзка с кленовым листом, девчушки – подберёзовики. Лента аллеи убегает к горизонту вдоль рощи берёз, берёз, берёз и там, на горизонте, нечёткий контур проезжающего автомобиля. Балагур перевернул страницу и печально вздохнул – это был последний снимок…
4
Иван Бортовский захлопнул дверь за майором Костенко и поморщился – руку саднило. Он чертовски сильно ободрал её. Упрямая кобыла не хотела лезть в воду, а когда до берега оставалось совсем немного, внезапно захрипела, а потом её круп со скоростью горного течения разбило о камни. Иван выжил благодаря затонувшему на мели плашкоуту, туго опоясанному проржавевшими тросами. Размокший рукав пиджака зацепился за разъеденную ржавчиной проволоку, и чуть было не утопил своего хозяина. Иван рванулся из-под воды, пытаясь поймать глоток воздуха и, оставив клочки ткани и мяса на ржавчине, ползком выбрался на берег.
Да, чёрт возьми, он чуть было не утонул! Чуть было не попал в пасть к хищникам! Чуть было не сгорел! И теперь, словно этого мало, сраная рука ноет так, будто у неё вырвали все зубы – если, конечно, бывают руки с зубами. Иван свалился на стандартно-гостиничную кровать, и доски слабо потрескивали под тяжестью мощного тела, пока он ворочался, пытаясь принять удобное положение. Мерзкая рука! Ему жутко захотелось разбинтовать её и посмотреть на зубы… тьфу! пальцы. Зубастая рука – что за чушь?! Но воображение уже рисовало зудящую руку, где вместо пальцев, разрывая бинт, лезут фарфорово-белые когтищи, напоминающие лезвия Крюгера из «Кошмаров…».
Позвать что ли ту слезливую сестричку и попросить вкатить ему чего-либо мощного? Иван представил, как вздрогнут её ресницы: «Нельзя, – естественно, откажет она, – без предписания врача – не имею права». Иван судорожно попытался улыбнуться и плюнул в стекло, за которым чернел кедрач. Плевок, описав незамысловатую траекторию, опустился на подоконник, так и не достигнув цели.
Где-то раскрылось окно. Бортовский нехотя поднялся, закурил и выглянул в форточку. Одинокий фонарь со стороны столовой показал ловко сложенную фигуру: она спустилась по лестнице, матюгнулась и не скрываясь удалилась, шурши гравием, в сторону фонаря. Перед тем как завернуть за угол и исчезнуть, фигура оказалась Спортсменом. «За шнапсом попёрся, засранец», – тоскливо прикинул Иван и облокотился о подоконник, думая, что следует подождать этого умника и пригласить к себе, авось от водки полегчает… Бинт слегка увлажнился, и Иван выругался, сообразив, что вляпался в собственный плевок. Почему-то это происшествие совсем вывело из себя и, вышвырнув в форточку сигарету, он вышел из отведенной ему комнаты, осторожно прикрыв дверь здоровой рукой.
Ступая по мягкому ковру, доплёлся до конца коридора, где располагался кабинет главного врача. Дверь, конечно же, была закрытой, но для Ивана это проблемы не составило, он открыл замок миниатюрной пилочкой для ногтей, которую несколько часов назад выпросил у медсестры… ТЫ ХОТЕЛ ЭТО СДЕЛАТЬ С САМОГО НАЧАЛА, ТАК ВЕДЬ?