Страница 16 из 23
До самой смерти Нины Дмитриевны и Елены Романовны мы переписывались с ними, отправляли им лекарства и посылки. А теперь я иногда надеваю простую нитку белых кораллов как hommage (знак почтения и памяти) этим людям, так и не покинувшим своего 19 века.
В то лето мы побывали еще в Костроме, Кинешме и Щелыкове. В одном из музеев нам посоветовали провести следующий отпуск в деревне Ножкино близ Чухломы, сказав, что там в монастыре располагается школа-интернат, которая пустует во время летних каникул. Зимой папа написал директору школы, и нам ответили, что с удовольствием нас примут и поселят. Причем, если мы приедем последним автобусом ночью, надо будет просто как можно сильнее постучать в зеленую железную дверь, и директор нам откроет. Мы приехали, разумеется, засветло, но перед этим на несколько дней задержались в Галиче, куда доехали на поезде. Там убедились, что все памятники архитектуры, как и в других местах, находятся в плачевном состоянии, оттуда добрались до деревни Федорино и обнаружили там деревянную часовню и охранявшего ее деда. Кроме того, нашли на городском земляном валу старую фибулу, сели на местный автобус и отправились в Ножкино.
Паисиев монастырь, Троицкая церковь. Галич, 1970
Расстояние от Галича до Чухломы – 52 километра – мы преодолевали часа три. Автобус мотало из стороны в сторону то вверх, то вниз, но при этом он все же как-то незаметно продвигался вперед. Мы, как самые молодые, сели на заднее сиденье и подпрыгивали на нем почти до самой крыши. Посередине пути автобус сделал зеленую остановку. Я еле выбралась из него, а бабуля, сидевшая на боковом сиденье недалеко от нас, выпорхнула, как козочка, и принялась закусывать яичком и хлебушком. Когда мы у нее поинтересовались, как она переносит эту дорогу, она бодро ответила: «Так я всегда с Николаем Угодничком езжу, он в пути очень помогает!» Разница была действительно не в нашу пользу.
Издали вид Покровского Авраамиево-Городецкого монастыря, стоящего на небольшом возвышении на берегу Чухломского озера, был исключительно живописным. Правда, при ближайшем рассмотрении он оказался таким же запущенным, как все прочие «культовые» сооружения в то время, но зато хозяева встретили нас очень приветливо и выделили нам для проживания дортуар человек на двенадцать.
Часовня в деревне Федорино, 1970
Окрестные жители к нам тоже весьма благоволили, поскольку Володя сразу начал чинить им телевизоры, а я лечить в меру своих убогих медицинских познаний. Бабушкам от боли в голове и шуме в ушах давала лекарства от давления, а если пекло слева – от сердца. Естественно, дозы были минимальными и повредить никак не могли.
Услышав от одной из бабушек обращение «ангел», мы сначала приписали это своей благотворительности и стали отказываться от такого звания. Но нам объяснили, что раньше это было общепринятым обращением и старые люди до сих пор так друг друга именуют.
Покровский Авраамиево-Городецкий монастырь, 1970
По вечерам все мужское население Ножкина двигалось с запрещенными вентерями к озеру ловить знаменитых чухломских карасей. Володя тоже удил там рыбу, но на удочку караси не попадались. В конце концов мы попросили у нашего хозяина продать карасика и обрели пузатую круглую рыбину, которая заполнила собой нашу самую большую сковородку. В соответствии с классической русской литературой изготовили «карася в сметане», считая, что мы обеспечены едой на ближайшие несколько дней. Это оказалось ошибкой – карась исчез за один вечер, оставив по себе долгую память. Еще одним гастрономическим приключением обернулся наш поход в соседнюю деревню за медом, который мы решили послать домой бабушке и родителям. Радушный хозяин, увидев оптовых покупателей, предложил нам попробовать свой товар. Мы ожидали, что мед сервируют на кончике чайной ложечки, а его налили в большую чашку. У нас с собой был только что купленный свежайший белый батон, и чашка меда исчезла с той же скоростью, что и карась в сметане. Однако последствия были не такие приятные. На обратном пути я почувствовала, что засыпаю. Поле, по которому мы шли, казалось бесконечным и отчетливо качалось под ногами. Возвратившись в свой монастырь, мы среди бела дня заснули мертвым сном и пробудились только на следующее утро.
Пора было подумать и о душе, и мы вспомнили о церкви с какими-то росписями в отдаленной деревне Мироханово, о которой нам рассказывали местные жители. Добраться туда можно было только на грузовике, возившем молочные бидоны в соседнюю деревню. Договорились с водителем, погрузились и оказались в окружении пустых 40-литровых бидонов, которые очень резво передвигались по кузову, следуя за изгибами и ухабами проселочной дороги. Счастливо избегнув множественных переломов, выгрузились и стали спрашивать дорогу в Мироханово у старушки, с любопытством выглядывавшей из окна.
Деревня Мироханово, 1970
Она нам указала направление, мы поблагодарили и повернулись, чтобы продолжать свой путь, как вдруг раздался возмущенный окрик: «Ангелы! Да кто ж так делает? Да куда же вы пошли? Да разве можно так?» Оказывается, бабушка была настроена попить с нами чайку и расспросить, откуда мы такие нездешние появились. Ничего не поделаешь, пришлось пойти ей навстречу. После чаепития мы все-таки добрались до Мироханова и увидели полуразрушенную церковь с неплохими росписями, по стилю похожими на живопись Нестерова. Жалко, что там было слишком темно для фотографии. На полу валялись обрывки риз, из которых, как мы потом узнали, сшили мешки для картошки. Долгое время церковь служила складом, но в то время была уже совсем заброшена, поскольку деревня постепенно вымирала.
Резные наличники в Солигаличе, 1970
В окне одной из изб виднелась бабуля, тщетно пытавшаяся продать свой никому не нужный дом за какую-то бешеную цену. Единственно привлекательным моментом были в этом доме резные наличники, украшавшие его окна. Подобные были почти на каждой избе и в Нож-кине, и в Солигаличе, куда мы потом переехали. Конечно, это была простая плоская прорезная работа, но они были все разные и выглядели, на наш взгляд, очень живописно.
В Солигаличе помимо многочисленных церквей и монастырей нас поразили прекрасно сохранившиеся торговые ряды. Казалось, что внутри мы сейчас увидим лавки с москательными, колониальными и щепетильными товарами. Увы! Ассортимент тамошней торговой сети ничем не отличался от среднего советского сельмага.
Финал нашего путешествия для меня был не особенно удачным. Памятуя об автобусе, на котором мы доехали от Галича до Ножкина, мы решили из Солигалича воспользоваться более комфортабельным видом транспорта и вернуться в Галич на самолете. Это было большой ошибкой. Мы пришли на поляну, называвшуюся аэродромом, и увидели одинокий маленький самолет, сильно напоминавший автобус с крыльями. После того как немногочисленные пассажиры собрались, из вагончика, стоявшего на краю поляны, не торопясь вышел пилот, все вскарабкались на самолет, и это устройство взлетело. Оно летело совсем низко над землей, его нещадно трясло, а сквозь широкие щели в полу было прекрасно видно все, над чем мы пролетали. Полет продолжался недолго, но после приземления я буквально выпала из самолета прямо на руки Володе и объявила, что больше никогда в жизни никаким транспортом пользоваться не буду.