Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 26

— Доброе утро, — как ни в чём не бывало поздоровался на пороге Дави, оставаясь воплощением вселенской невозмутимости.

— О, вы даже встали, — виконт Валме уже оседлал коня, и только Леворукий знал, куда он там собирается. — Что-то стряслось? Что-то новое, я имею в виду…

— Куда вы так рано? Я… — надо было предложить свои услуги, в общем-то, грех оруженосцу спать, когда господин при деле, но Дикон сказал другое: — Я прошу прощения за вчерашнее, это всё… было очень глупо.

— Это странно, как идущий снизу вверх дождь, но у меня такое ощущение, что вы не виноваты, — пожал плечами Марсель, хотя он явно сдерживал смех. — Виноваты, конечно, но навредить успели только себе и своей бедной голове, а вот ваш Август, конечно, хорош… Не бойтесь, я не еду его потрошить. Что-нибудь ещё?

— Мне стоит отправиться с вами?

— Ни в коем случае. Отсыпайтесь и думайте о жизни. Дави, проводи герцога Окделла обратно в комнату, а я по делам.

— Ноги, — поспешно вставил Ричард. — Вы спрашивали, что… и я сам хотел бы знать… Если всё неправда, то зачем вы на Малом Совете…

— Дави, я передумал, проветри в спальне герцога Окделла, — дрогнувшим голосом перебил Марсель, через полминуты он снова хохотал, чем немало смутил коня. — Леворукий и все кошки его, ну и эпопея!.. Догадываюсь, о чём вы. Понимаете ли, Ричард, когда-то давно у меня была дурная привычка — грызть ногти. Я от неё избавился ещё до Лаик, но иногда, когда мне страшно или скучно, особенно скучно… Я снова их грызу. Однажды маршал Алва пригрозил, что каждый раз будет отвешивать мне пинка, и ему не поверил не только я, но и все, кто нас тогда слышал.

— То есть…

— То есть, мне вчера поставили синяк, — поморщился Марсель, — а вы умудрились разглядеть в этом очередное извращение, и знаете что, Ричард Окделл? Вы неподражаемы. Считайте, что это комплимент, а теперь идите спать, я вам приказываю, и до вечера чтоб никаких поползновений из дома. Вернусь — проверю.

========== 7. ==========

Комментарий к 7.

Мы честно старались уложиться в одну главу, но оно не влезло даже так… Посему держите две сразу))

Самый страшный и опасный в мире извращенец, подлый и коварный соблазнитель маршалов, он же — виконт Марсель Валме, подъезжал к особняку Ворона в смешанных чувствах. С одной стороны, ничего более комичного он в своей жизни не слышал, надо было смеяться. С другой — безумно хотелось поддержать вышеописанный образ, но это могло оказаться чревато: жертва разврата не имела понятия о том, через что прошла, принимая на службу невинного… Ладно, домыслы и враки оставим кансилльеру, невинным Марсель и сам бы себя не назвал. Но даже главному столичному греховоднику не взбрела бы в голову такая авантюра.

Чудеса продолжали происходить в Олларии, хотя их, в общем-то, никто об этом не просил: он немножко удивил Хуана. Увидев на пороге офицера, обычно дрыхнувшего до полудня и добровольно не совавшегося в логово соберано как минимум до обеда, Хуан только приподнял брови, но и это стоило немало.

— Что-то случилось, дор Марсело? — в голосе слуги ничего, кроме невозмутимости, не прозвучало. Счастливый человек…

— Разумеется, иначе бы я не поднял себя в такую рань, — охотно объяснил Марсель. — Вот вы могли подумать, что я рехнулся. Я и сам в какой-то миг так подумал, но знаете, некоторые вещи происходят вне зависимости от того, хотим мы рехнуться или нет!

— Соберано кого-то принимает, — спокойно ответил Хуан, что в очередной раз доказало, как часто виконт посещал этот дом — уже даже слуги пришли к выводу, что бесконечные монологи дорогого гостя можно слушать чисто символически.

— Я подожду. Дело важное, но, гм, не горит…

Гореть сейчас должно у Штанцлера, причём в каком-нибудь неудобном месте — так, чтобы сам не потушил и слуги не помогли. Пообещав Хуану, что он помнит дорогу в приёмную, Марсель уютно устроился на ступеньке: этой приёмной никто уже давно не пользуется, потому что Рокэ принимает либо в кабинете, либо на дуэли. Не факт, что хозяин дома вообще в курсе, что у него такое есть — домик-то большой… Комнаты, что ли, сосчитать по памяти? Вряд ли это отвлечёт от тяжких раздумий. Таких тяжких, что снова тянет ржать. Это ж надо было додуматься!



И ведь зачем? Добрую половину ночи виконт соображал, в какую сторону должны были завернуться у человека мозги, чтоб разжигать в ребёнке неприязнь к своим врагам таким образом. Сработало, конечно, отменно: ничем не подтверждённая выдумка Штанцлера, помноженная на фантазию неподражаемого Окделла, и пожалуйста, новая истина готова. Леворукий и прочие недосягаемые твари, если вдуматься — это вообще не смешно. Если Ричард будет с закрытыми глазами принимать на веру всё подряд, он, во-первых, свихнётся сам, а во-вторых — не заметит и навредит кому-нибудь ещё.

И это, между прочим, не какой-нибудь барон из захудалого поместья, а всамделишный герцог! Ужас и кошмар, а самое ужасное и кошмарное — ответственность за этого самого герцога, тяжёлым грузом плюхнувшаяся на плечи Марселя. Не совсем понимая, в кого он уродился такой порядочный, Валме тем не менее был уверен, что он не снимет этот груз…

От поистине печальных размышлений о собственном долге его отвлёк шум: ранние гости изволили откланяться, и Марсель тут же спрыгнул со ступеньки, устремившись вниз, мало ли, вдруг Ворону приспичит улететь вслед за ними. Успел вовремя и даже встретил хозяина. Позвякивая ключами на пороге своего кабинета, Рокэ взглянул на непрошеного гостя, не очень изящно, зато быстро летевшего с лестницы, и, как ни в чём не бывало, собрался закрыть дверь… Минуточку!

Преодолев последние ступеньки нечеловеческим прыжком, Марсель в последнюю секунду просунул ногу в сужающийся дверной проём. Сапог выдержал, нога постаралась тоже.

Неловко получилось.

— Разрешите доложить, — сказал Марсель единственное, что ему оставалось сказать в сложившейся ситуации, самоотверженно глядя в глаза начальству. Алва выразительно посмотрел на ногу, бесцеремонно впихнутую в его кабинет, затем — не менее выразительно — на остальное тело; Валме был готов поклясться, что пару лет назад умер бы от такого взгляда на месте, впрочем, он и сейчас был близок.

— Знаете, Валме, иногда мне хочется вас пристрелить, — будничным тоном сказал Рокэ, подбрасывая и ловя зловеще гремящие ключи.

— Знаю, — признался Марсель.

— Ничто не мешает мне сделать это прямо сейчас.

— Я знаю, — повторил виконт и тут же добавил: — Вы же понимаете, я бы просто так не проснулся! Это важно, срочно и касается вас.

— Чем короче, тем лучше. Я кого-то убил, унизил или оскорбил за ужином?

— Никак нет. Но вам понравится, — любой другой дворянин повёлся бы на задетую честь, но Марсель давно усвоил, что Алве до так называемой чести дела нет. Заявился он явно не вовремя, так хоть порадует человека! Если порадует. — Рокэ, вы можете пристрелить меня, когда захотите, но можно… ногу… она сейчас сломается.

— Сломается — починим, — Алву явно не убедили доводы, которых нет, но дверь он всё-таки отпустил, и виконт с облегчением проскользнул внутрь. Несколько хромая, до свадьбы заживёт. Если доживёт, если женится, если не поседеет с причудами своего оруженосца… — Докладывайте, чего вы ждёте. Пистолеты у меня всегда рядом.

Когда эта кошачья удача повернулась к нему задом? Это ж надо было припереться, когда маршал в настроении убивать. Уже три раза пригрозил, спасибо, что не четыре. Проглотив про себя «я бы на вашем месте сел», Марсель вытянулся по струнке и отчеканил:

— Эр маршал, разрешите доложить: в рядах нашей армии было замечено вопиющее безобразие, отвратительный случай… мужеложества. Грязная тайна всплыла наружу, и это угрожает моральному облику не только высшего командного состава, но и всего Талига. Вопрос требует немедленного разрешения.

Вот это закрутил! Теперь надо до конца дожить.

— Кто?

— Я, — храбро ответил Марсель.

— Кого? — равнодушно спросил Рокэ, то ли приняв сей бред за утреннее дурачество офицера, которое сейчас будет стоить ему жизни, то ли подозрительно спокойно восприняв произошедшее безобразие.