Страница 13 из 27
— Но я же тебя помню, — а вот можно было промолчать, между прочим. Сомнительное заявление… Рокэ обернулся, наконец оставив трапезничающих ворон, и посмотрел ему прямо в глаза, ища то ли доказательств, то ли, напротив, обмана или дурной актёрской игры.
— Да ну? И что же именно?
— В общих чертах, — Марсель не мог точно определить, растерялся он или смутился, но что-то стало неуютненько. — Нечто среднее между плохо запомнившимся сном и общим… впечатлением.
— Как это твоё впечатление поможет определить, вру я или нет? Вряд ли оно прямым текстом говорит, на какой станции мне приспичит выпустить тебе пулю в лоб. Это может быть искусно выстроенная ложь, а за твою голову кто-нибудь мог бы отвалить немалую сумму.
— Тогда бы ты давно меня прикончил. Чем сильнее отводишь глаза, тем меньше это работает.
Марсель смутно догадывался, что за эти слова его прикончат с большей вероятностью, чем за настоящий заказ.
— Досадно, — заметил Рокэ, но интонация у него была скорее довольная. Марсель перевёл дух, и в этот момент ворона всё-таки каркнула. Знакомо так. Переглянувшись, они почти одновременно швырнули в неё остатки бублика, и птица осталась в полной растерянности — обижаться или жрать, пока не отобрали. Какая всё-таки сложная штука эта жизнь!
*
В купе было тепло и уютно, чего не скажешь о погоде за окном — она испортилась, полил дождь, а в узком коридоре между купе люто свистел ветер. Поход в вагон-ресторан превратился то ли в испытание, то ли в марафонский забег, но кушать хотелось сильнее — похмелье отступило, голод с жаждой, соответственно, вступили в свои права. Да и вообще, немножечко страдать не означает подохнуть с голода.
Наевшись и согревшись, Марсель поймал себя на том, что совершенно не хочет слушать про всякие гадости. Неловко как-то, он же сам об этом просил. Впрочем, в этом плане ему крайне повезло со спутником: Рокэ по доброй воле ничего рассказывать не собирался, и в кои-то веки сия дурная привычка оказалась на руку. Вытянув ноги и старательно делая вид, что он пялится в окно, Марсель украдкой пялился на друга; во всяком случае, на того, кто по всем параметрам этим другом являлся, но, кажется, не считал нужным вести себя соответственно. Всегда ли так было? Определённо да, потому что не удивляло. Тем не менее, Рокэ пока был единственным, кто рассказывал ему правду. Не считая того, что приходилось упрашивать три часа. И, разумеется, не считая и того, что он же эту правду скрыл.
Чёрный без узоров свитер казался до боли знакомым, как и обстановка — и вовсе не потому, что они не так давно столкнулись в поезде. Возможно, это было раньше… Кто б теперь знал точно, что было на самом деле, а чего не было!
— А самолётом было бы быстрее, — брякнул Марсель, нарушая тишину.
— Не хочу самолётом, — категорично, ничего не скажешь.
— Зато без пересадок…
В голове тут же вспыхнула картинка, не очень чёткая, но достаточно яркая — они сидели на полу аэропорта в три часа ночи, поскольку задержали второй самолёт, и… с кем это было? Кто — они? Почему вкус кофе и картонный стаканчик с изображением самолётика помнится лучше, чем всё остальное?
— Что, голова болит? — внезапно поинтересовался Рокэ, поднимая на него глаза. Марсель от неожиданности обалдел:
— Нет, что ты… Не беспокойся, — судя по тому, что этот беспокоящийся недоверчиво прищурился, фыркнул и заржал, фраза была лишней.
— А ты уверен, что ни с кем меня не путаешь? Единственное, что я собирался уточнить — какое чудо произошло, чтобы ты молчал…
— Сейчас как перестану, — мстительно сказал Марсель, и спутник изобразил досадливую гримасу. — Да-да, конечно… Я просто понять не могу, ты расскажешь что-нибудь ещё или это бесполезно.
— Расскажу.
— Но ты же не хотел.
— Передумал… — Рокэ наконец отложил книгу и, откинувшись на спинку сиденья, уставился в окно. — Не обольщайся на свой счёт, это нечто среднее между долгом и чувством ответственности. Если б я не явился по твою душу после того, как ты начал что-то находить, остальные бы меня просто сожрали.
— Я думал, они тебя безоговорочно слушаются.
— Оговорочно, — съязвил он. — Хотя результат меня устраивает — слушаются, да. Надо полагать, ты всё ещё дуешься на Марианну?
— Немного… Я же у неё все подробности выпрашивал, зная, что она была со мной в Риме. Представляю, как ей было нелегко скрыть столько народу и событий.
— Пока ты дрых на диване, эта чудесная женщина устроила мне разнос. На кухне утром. Не отрицаю, что ей и впрямь было нелегко, но она сама на это пошла — можно спросить Констанса, он тоже в курсе дела.
— Так сама пошла или ты заставил?
— Никого я не заставлял, — поморщился Рокэ, — не настолько страшный, хотя и с пистолетом… Мы договорились, что так будет лучше, все были согласны. Но если бы Марианна решила рассказывать тебе правду и только правду, что бы я сделал? Имела полное право, хотя и не стала им пользоваться.
— Неужто всю правду?
— Почти. Примерно та же история, только без моего участия.
Марсель попытался представить, как выглядела бы такая версия. Пожалуй, с югом всё просто — на фотографиях, которые он успел увидеть, Рокэ появлялся редко, видимо, не любил, а что до предыстории — да что угодно, хотя бы Луиджи. Вполне достоверно: ехать на юг, чтобы заключить деловую сделку, и сгребать по пути все знакомства с итальянцами, тем более, приятные знакомства. Но всё равно…
— Раз всё повторяется, значит, так надо для мирового равновесия, — проговорил Марсель вслух. — Без тебя мозаика не складывается.
— А со мной она забрызгивается кровью.
— Да ладно, ты же не…
— Не убийца? Убийца.
— Ну что ты привязался к этим убийствам? — возмутился Марсель. — Может, мне нервы пощекотать захотелось.
— Сам бы не привязался, — отозвался Рокэ, глядя на смазанный дождём пейзаж и явно не воспринимая переносный смысл фразы. — Равновесие, кстати, хорошо звучит. Лучше, чем «судьба»… По сути, то, что называют судьбой, является отсутствием выбора: что бы ты ни делал, в конце окажешься в одной и той же точке.
— А как же «выбор есть всегда» и прочее?
— Очаровательно, но только на бумаге. Я в молодости тоже считал, что, если захочешь что-то сделать, можно с лёгкостью наплевать на весь мир и совершить задуманное, кто бы тебе ни перечил. Оказалось, что нельзя. Между прочим, слова «нельзя» в моём великолепном плане тоже не было.
Марсель слушал внимательно: всё внутри кричало о том, что это он слышит впервые. Перебить по привычке хотелось, но он сдержался.
— Выбор, конечно, всегда есть, — Рокэ продолжал говорить, щурясь на что-то невидимое за окном. Казалось, ему всё равно, слушает кто-нибудь или нет. — Когда этот выбор за тобой. Если за тебя решили другие, становится сложнее. Если эти «другие» так или иначе к тебе привязаны — просто безнадёжно.
— Кхм, и поэтому насчёт моих воспоминаний решали вы?
— Поэтому ты сейчас со мной едешь, — огрызнулся спутник, и Марсель притих. — Согласен, неприятно, когда скрывают правду, но иногда лучше перебеситься и забыть.
— И как же я, по-твоему, проверю, стоило перебеситься или не стоило? — притих ненадолго. Не держать же язык за зубами, когда тебя поучают. — Не попробуешь — не узнаешь. А если мне не понравится, значит, равновесие наконец-то устаканится и оставит нас в покое. К слову, что ещё такого я должен знать? Переговоры, сотрудничество, эм… и сразу автокатастрофа?
— Спроси Луиджи, — интонация была убийственно любезна, с упором на «убийственно». — Уж он-то темнить не будет, не то что я.
— Я убивал кого-нибудь? — напрямую спросил Марсель.
— Нет, — казалось, Рокэ удивил его вопрос. — Почему ты вообще об этом подумал?
— Не знаю. Когда связываешься со всяким криминалом, могли и заставить шлёпнуть кого-нибудь.
— Считай, обошлось. Не все наши занимаются исключительно чёрной работой. Сотрудничество — подходящий термин, ты именно что сотрудничал, причём на добровольной основе, без всяких формальностей и подписей — считай, по-дружески помог парочке головорезов. Но за деньги. Насколько я знаю, эти средства потом пошли на твою же операцию. Что до Рима, ничего особенного ты там не делал…