Голец Тонмэй

Дэгэлэн Дэги означает Быстрокрылая птица. Когда без «Дэги», то зовут просто Дэгэлэни.

О Дэгэлэн Дэги есть еще занимательная история, достойная внимания… Она произошла, когда Ичээни жил далеко у других ламутов.

Но об этом в другой раз, когда появится удобное время.

Ичээни не спеша поднялся к ущелью, где на днях услышал тарбаганий свист. Пока поднимался, вспотел. Солнце щедро лило теплые лучи на морщинистый склон сопки. Одну из несчетных сопок на дальних подступах Гольца Тонмэй. Отсюда берет начало священная земля. Вокруг стоит тишина, будто и не было ночной грозы.

Когда охотник осторожно шагал по гребню ущелья, вновь раздался знакомый тарбаганий свист. Ичээни остановился. Оперся о березовую палку и стал внимательно всматриваться в темные каменные глыбы. На одной из глыб увидел взрослого тарбагана. По всему видно было, как он наслаждался солнечным теплом.

Ламуты этих зверьков по-своему называют чамак. У них теплая, пушистая шкурка. Якутские купцы охотно покупают их, меняют на чай и табак. Из этих шкурок ламутские мастерицы шьют зимние шапки, тонкими полосками украшают края торбазов, рукавиц и других вещей.

Вслед за уямканом, снежным бараном, этот редкий зверек с давних времен был достоянием каменных ущелий Гольца Тонмэй. У каждой тарбаганьей семьи есть свои излюбленные каменные крепости, где они пережидают опасность. Внизу, под каменными валунами, виднеется узкая полоска зеленого луга со звонко журчащим ручейком. В летнее время тарбаганы спускаются сюда на водопой. Осенью до первого снега здесь относительно тепло. Тарбаганы всей семьей роют себе зимнее жилище, в котором засыпают на ночь. Такое жилье по-ламутски называется бута. Глубина зависит от количества зверьков. В одной бута залегают до десяти-двенадцати особей. Это одно семейство, в котором самец, самка и детеныши. Подросшие зверьки начинают вести самостоятельную жизнь. Тарбаганы умные зверьки. Удивительно любопытны, но и весьма осторожны. Чуют любую опасность.

Они тщательно готовятся к зимней спячке. Дно бута застилают толстым слоем зеленой травы. Работают усердно, как муравьи. Залегают не как попало, а в определенном порядке. В самом низу, то есть на дне, первой залегает самка – мать детенышей. На нее ложится один из детенышей, затем второй, третий, так друг на друга. А на самом верху устраивается самец – отец семейства. Он же закрывает вход толстым травяным слоем. Первая же пороша накрывает жилище снежным покровом. Если охотник ранней осенью не приметил бута, то зимой под сугробами ничего не заметит, пройдет или проедет на верховом олене мимо, не подозревая о спящих под землей зверьках.

Ичээни не переставал удивляться таинству жизни. Вот, к примеру, эти тарбаганы. Казалось, что он знает их, как свои пять пальцев. На деле же совсем не так. У тарбаганов свой неведомый мир.

Ламуты охотятся на тарбагана не только ради теплой нарядной шкурки. Тарбаганина – отменное лакомство. Варят мясо тарбагана долго и едят, остудив. До варки отделяют мясо от жира. Используют жир при простудных заболеваниях. Растопив, натирают грудь и спину. В зимнее время жир используют в качестве жирника для освещения чума.

…Ичээни обнаружил тарбаганов почти на каждом валуне. Всем семейством вылезли на солнце, чтоб согреться. Ламуты, охотясь на них, не стремятся добыть все потомство. Оставляют впрок. В жизни всякое случается. Эти каменные утесы для ламутов, как надежные кладовые на все случаи жизни…

Ущелье узкое, продолговатое. С обеих сторон темнеют каменные стены. В тени зеленеют лужайки.

Ичээни широко улыбнулся. Но лишь только он сделал шаг, как вновь прозвучал пронзительный свист. В одно мгновение с каменных валунов словно ветром сдуло все тарбаганье семейство. Все попрятались по норкам.

«Какой же я бестолковый, – подумал Ичээни. – Будто в первый раз увидел этих тарбаганов!.. А вдруг кяга подкрадется сзади. Свалил бы меня, разиню, одним ударом. Однако он тоже на тарбаганов глаз положил. Встречаются его следы. Не только упрям он, но и злой. Чтоб схватить одного тарбагана, ворочает все камни вокруг. Он точно где-то рядом. Видно, шастает вдоль ущелья. Пойду-ка наверх, погляжу, что еще там интересного».

Медведь медленно уходил от своего преследователя. Он долго кружил по окрестным склонам, пытаясь запутать следы. Но скоро он понял, что человек не отстанет. Как ни крутился вокруг да около, двуногий этот вот-вот настигнет. Пару раз попытался залечь и затаиться, чтоб подпустить того близко, напасть внезапно и подмять под себя. Но всякий раз человек, словно чуял медведя, предусмотрительно стоял в стороне от стланика. Держался уверенно. Всем своим видом показывал, что нисколько не боится хищного зверя.

Медведь не зря прожил под солнцем, облюбовав склоны и распадки этой высокой горы. Он опытен. Нутром предчувствует, что его преследует сильный соперник, опасается нападать первым. Предпочитает уходить. Зверя манил перевал. Перевалит по ту сторону большой горы и оторвется от погони. Человек, когда увидит, что он уходит, отстанет. Расчетлив зверь. Он стар, но все еще в силе. И ему хочется еще пожить, походить по знакомым горам и лесным чащобам. Мог бы спуститься вниз к лесам, где можно спрятаться в буреломах, но там тесно, а вот лазить по склонам зверю нравится. Здесь и ягоды-каменки много и вдоволь орехов. Случается и за тарбаганами погонится. Зверь силен, он легко ворочает и раскидывает камни любой величины. Тарбагану не спастись.

Медведь еще накануне в ущелье наткнулся на тарбаганью семью. Захотел полакомиться свежатиной. Но помешала гроза. Зверьки попрятались в ислэ[26]. Их оттуда теперь не вытащить.

Эти места ему знакомы. Он поднимется выше, там есть чем полакомиться. Склоны становятся круче. Медведь идет по самой кромке ущелья. Благо, дождь прекратился, только моросил.

В это время сверкнула молния, и тут же разразился гром невиданной силы, будто темное небо разорвалось на куски.

Медведь вздрогнул и оступился на мокром камне. Его потянуло вниз. Он попытался удержаться, ухватиться за что-нибудь, но сорвался и покатился по крутому каменному склону. В темной глубине сильно ударился об острые камни. Зарычал и застонал от невероятной боли. Если бы он умел говорить, то непременно спросил бы сам себя: «Как быть? Есть ли выход из этой западни?»

Вечером в сярму Ичээни зашли Иркун и Энкэт, друзья Тонмэя.

Семья заканчивала вечернюю трапезу. Оба мальчика смутились. Видно, не хотели выглядеть голодными, специально подоспевшими к трапезе.

Тонмэй обрадовался друзьям. Это он пригласил их вечерком заглянуть и послушать, что расскажет отец.

Мать Тонмэя Айсач уловила, как неловко почувствовали себя мальчики. Светлая улыбка озарила лицо женщины. Она пригласила маленьких гостей к столу:

– Не стойте возле уркэпэнэ[27]. Подсаживайтесь к столу.

– Не стесняйтесь, резвые сонгачаны-оленята, – улыбаясь, подал голос Ичээни. Энкэт первым подсел к столу. За ним последовал Иркун.

Мать Тонмэя положила перед каждым жирные куски вареного мяса. По аромату мальчики догадались, что это была уямканина – мясо снежного барана.

– Ешьте, не стесняйтесь, а после расскажу сказку, – негромко засмеялся Ичээни, вспомнив просьбу сына.

Оба мальчика не заставили себя уговаривать. Налегли на мясо.

– Быстрее подрастете, коли хорошо будете питаться, – вновь заговорил Ичээни.

Энкэт улыбнулся глазками. Ему по душе пришлись слова отца Тонмэя. Оглянулся на Иркуна. Тот с аппетитом уплетал лакомые кусочки.

Они наелись так, что дружно отказались от супа. Тогда хозяйка чума налила в кружки прохладного оленьего молока. Мальчики охотно потянулись к молоку.

– Все равно, как сонгачаны… – одобрительно бросил отец Тонмэя.

Когда Энкэт с Иркуном поели, Тонмэй подсел к отцу и тихо шепнул:

26

Ислэ – норы под валунами.

27

Уркэпэнэ – вход в чум.