Страница 22 из 45
В Австрии уже работало научное общество имени Шевченко, Грушевский вступил в него еще в университетские годы, а теперь возглавил его историко-филологическое отделение и взялся редактировать ученые записки этого общества. Прежде они выходили раз в год. Грушевский добился того, что они стали выходить сначала раз в три, а затем и раз в два месяца, превратившись в полноценное научное периодическое издание. Появились «Етнографiчний збiрник» и «Записки Наукового товариства імені Шевченка». Но и это еще не всё. Грушевский создал при обществе и полноценный ежемесячный научный и литературный журнал – «Лiтературно-науковий вiстник». Соредактором журнала стал Иван Франко. Украинское издательское общество («Українська видавнича спiлка») при Грушевском впервые стало работать с прибылью, народ начал покупать украинские книги. Само научное общество имени Шевченко Грушевский старался преобразовать в аналог академии наук.
Ученый и организатор науки, разве мало? Но Грушевскому было мало. Человек энергичный, фантастически работоспособный (он писал по двадцать – двадцать пять страниц в день), во Львове он стал общественным деятелем и даже политиком, хотя формально не имел на это права: он оставался подданным Российской империи, а потому не мог даже голосовать на местных выборах.
Грушевский был прежде всего профессиональным историком, но историком ангажированным, идейным. Слависты спорят, кем его считать – «украинским Карамзиным» или «украинским Соловьевым». К Соловьеву Грушевский ближе как историк-позитивист, добросовестный и скучноватый. С Карамзиным его роднит место в истории национальной культуры. Карамзин написал первую общедоступную, популярную и для своего времени вполне научную историю России[196]. Грушевский решил написать такую же многотомную историю Украины – говоря словами современной нам науки, создать «национальный исторический нарратив».
Прямым продолжением погибшей Киевской Руси, по концепции Грушевского, стало Галицко-Волынское княжество, а вовсе не Владимирская (Московская) Русь, которую Грушевский считал всего лишь колонией Киева. Он сравнивал домонгольский Киев с Римом, а Северо-Восточную Русь – с Галлией. Римляне покорили Галлию и романизировали ее. Киевские князья со своими дружинами покорили заселенное финно-уграми междуречье Оки и Волги. Население не истребили, но славянизировали. Отсюда и пошли, мол, московиты – потомки славянизированных финнов. Впрочем, историей Северо-Восточной Руси Грушевский не интересовался, эта была для него чужая страна. Ему хотелось встроить в историю Украины святого Владимира, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха, обогатить ее, сделать древнее на тысячелетие. Он не был фальсификатором, а искренне считал полян, древлян, волынян, тиверцев, уличей предками украинцев. Титанический труд занял всю жизнь Грушевского и, несмотря на фантастическую работоспособность ученого, не был окончен. Как «История государства Российского» обрывается на Смутном времени, так «Историю Украины-Руси» удалось довести только до Руины, украинской Смуты, что последовала после смерти Богдана Хмельницкого и тянулась до гетманства Самойловича или даже Мазепы.
Первый том «Истории Украины-Руси» в Москве и Петербурге встретили оглушительным молчанием. Ни откликов, ни рецензий. Впрочем, прочитав еще несколько томов, русское академическое сообщество всё же призна́ет Грушевского серьезным ученым, с которым можно и нужно вести корректную научную дискуссию. В советское время его изберут даже в Академию наук.
Русские уже лет сто смеются над украинским историком, который нашел в домонгольской Руси «украинские племена». Но чем он хуже русского историка, что смотрит на киевских князей как на московских самодержцев? Домонгольская Русь – другой мир, равно близкий и равно чуждый украинцам и русским.
Русские смотрели на Грушевского как на «вождя сепаратистов», предателя, шпиона или, выражаясь языком другой эпохи, австрийско-польского «агента влияния». В Австрии к нему относились немногим лучше. И администрация, и большинство университетских кафедр, которые были в руках поляков, видели в новом профессоре «гайдамака в тоге». Это для украинца гайдамак герой, для поляка – разбойник, насильник, убийца. В разгар студенческих волнений Грушевский шел читать лекцию с револьвером в кармане.
Впрочем, дела у профессора шли хорошо. Грушевский был очень богат. Во Львове у него был прекрасный дом, полный антиквариата, картин, коллекционных ковров. В живописном карпатском селе Крыворивня Грушевский купил виллу. В Киеве он владел шестиэтажным домом с большой библиотекой и коллекциями украинских древностей, включая бесценные старопечатные книги. В киевском предместье Куреневка Грушевский построил училище для украинских детей, которое назвал в честь своего отца – Сергея Грушевского. Михаил Сергеевич утверждал, будто своим богатством, явно превышавшим уровень жизни львовского или киевского профессора, он обязан именно своему отцу, преподавателю Закона Божьего. Тот был автором «Первой учебной книги церковнославянского языка» для начальных училищ. Вся Россия учила церковнославянский язык по учебнику Сергея Федоровича Грушевского. Только между 1872-м и 1886-м вышло пятнадцать изданий! После смерти Сергея Грушевского авторские права перешли к Михаилу, став прочным фундаментом его богатства. Правду ли говорил профессор, или у его благополучия были еще какие-то тайные источники, судить не берусь.
В Галиции Михаил Сергеевич женился на сельской учительнице Марии Вояковской, кажется, по любви, хотя здесь виден и своеобразный символ: уроженец Большой Украины женится на галичанке. Брак Михаила и Марии оказался счастливым. Они проживут вместе тридцать девять лет, перенесут и ссылку Грушевского, и его невиданную славу, и эмиграцию, и потерю почти всего состояния.
Часть II. Метель
Битва за Галицию
…Земля сдвинется с места – от ярости Господа Воинств, в день Его пылающего гнева! Тогда, как испуганные серны, как овцы без пастуха, люди разбегутся: каждый – к своему народу, каждый – в свою страну.
Война объявлена
Автора этой книги отделяют от самого знаменитого террориста XX века всего три рукопожатия. История рядом с нами, далекое прошлое будто стоит за дверью. Мой научный руководитель Юрий Сергеевич Кирьяков встречался с югославским академиком Чубриловичем. Это был тот самый Васо Чубрилович, что 28 июня 1914 года готовился убить эрцгерцога Франца Фердинанда. Но Васо, в то время шестнадцатилетний гимназист, не решился выстрелить или бросить гранату в человека. Зато решился его двадцатилетний товарищ Гаврила Принцип.
В тот же день в Сараево прошел сербский погром. Численный перевес был на стороне погромщиков. Сербы были самым многочисленным народом Боснии, но в Сараево их жило относительно немного: на одного серба приходилось семь хорватов и боснийских мусульман. Власти не вмешивались или даже тайно поощряли погромщиков.
Несколько дней спустя над Волынью пронесся ураган с «кровавым дождем». Что это было за явление природы, мы точно не знаем. Просвещенные люди решили, будто «вихрь подхватил где-нибудь красный песок»[197]. Но общего тягостного впечатления эта рационалистическая трактовка не развеяла. Украинские мужики и простые монахи только крестились и качали головами.
С двух выстрелов в Сараево начался европейский политический кризис, который уже через месяц привел к мировой войне. Этой войны ждали, жаждали ее.
На улицах Вены гремела музыка, развевались знамена, маршировали новобранцы, «лица их сияли, потому что восторженно приветствовали именно их, самых обыкновенных людей, которых обычно никто не замечает и не славит»[198], – передавал настроение этих дней Стефан Цвейг. Аристократы и почтальоны, конторские служащие и буржуа, кондитеры, мясники, театральные актеры – все были готовы сражаться с врагом. Проводы на фронт напоминали ночные гулянья.
196
Сочинения Татищева, Щербатова, Миллера оставались известны только в академической среде. «Киевский синопсис», по которому полтораста лет изучали отечественную историю, уже в XVII веке был сочинением глубоко архаичным и от науки очень далеким.
197
Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. С. 228.
198
Цвейг С. Вчерашний мир: воспоминания европейца. С. 211.