Страница 20 из 21
Теперь правозащитники. Они, пишет Латынина, бросаются защищать всех, кто, с их точки зрения, подвергается преследованию государства или насилию со стороны более сильного (как, например, арабы со стороны Израиля). При этом часто правозащитники защищают настоящих преступников, а последние этим пользуются, выдавая себя за жертвы. Рассмотренные здесь случаи – примеры нового эгоизма, в разных обличьях широко распространяющегося в современном мире[69]. И конечно, такое положение дел, с точки зрения Латыниной, – явная социальная несправедливость. И не просто социальная несправедливость: если подумать, подобные социальные дискурсы и практики способствуют процветанию тунеядства, становлению нового эгоизма, создают почву для рентостроительства, снижают темпы развития, прикрывают, как бы сказал М. Фуко, истинное положение дел. Все это с одной стороны и вроде бы все правильно, и поэтому подобные практики надо осудить и бороться с ними.
Да, но, с другой стороны, разве помощь старикам и детям, безработным и беженцам плохое дело? Разве огромный разрыв между богатством одних и бедностью других нормален и не ведет к конфликтам? Разве либеральные принципы равенства и братства не совпадают с христианскими заповедями? И не потому ли в современном мире все страны фактически движутся к социализму, а справедливое распределение наряду с потреблением становится основным социальным механизмом и институтом? Знать бы только, что значит – справедливое!
Итак, как же выработать отношение к указанным социальным трендам, можно ли здесь осуществить выбор? Рациональный анализ социальной реальности и возможного будущего дает два прямо противоположных ответа. Кроме того, возможны и другие интерпретации и осмысления этих процессов, и в научной и политической литературе они сегодня широко обсуждаются. В этих условиях экзистенциальный выбор в старом понимании ясного видения реальности и будущего явно невозможен.
Но ситуация, как показывает анализ социальной истории, не безнадежна. Есть два пути преодоления неопределенности и сложности социальной реальности: один институциональный, другой – индивидуальный. Исследования показывают, что в Европе, начиная с XVI столетия, процветал эгоизм сразу в нескольких областях. «Конфессиональный эгоизм» породил религиозные войны, «властный эгоизм» – абсолютизм королевской власти и деспотию, «экономический» («стяжательский») – богатство одних и бедность других, «когнитивный эгоизм» – желание вырвать у природы её тайны (эксперимент как пытка природы, чтобы она приоткрыла свои подлинные законы[70]), наконец, предшествовал этим эгоизмам еще один – «эгоизм личности», желающей действовать совершенно свободно[71]. Европейская культура возникает именно в связи с преодолением этих пяти эгоизмов.
Религиозные войны разрешились принятием принципа свободы вероисповедования. Абсолютизму и деспотии власти были противопоставлены парламент, естественное право и гражданское общество. Рыночные баталии были введены в русло экономических законов. Когнитивный эгоизм был удовлетворен в рамках естествознания и инженерии. Свобода личности была поставлена Кантом в контекст морали и права. В Европе сложились институты религии, права и государства, экономики, науки, морали; в сумме то, что мы называем капитализмом и либерально-демократическим обществом. В рамках этих институтов было снято противостояние перечисленных форм социальной жизни и, тем самым снята проблема экзистенциального выбора соответствующих этим формам ценностей и экзистенций. То есть один из главных способов решения проблемы экзистенциального выбора – построение новых социальных институтов.
В свою очередь, новые социальные институты складываются в ответ на вызовы времени, потребностей социальных популяций, заинтересованных в ответах на эти вызовы, и создают их индивиды[72]. Другими словами, мы перешли к характеристике второго, индивидуального способа. Суть его в том, что личность, оказываясь в ситуации невозможности экзистенциального выбора, создает новую реальность, снимающую вообще ситуацию и проблему выбора.
Как можно осмыслить сложившуюся ситуацию? Возможны две разные позиции. Первая, речь идет о вопиющей социальной несправедливости, для которой характерны эгоизм и беззаконие; альтернативная точка зрения – мы наблюдаем мировой тренд развития глобальной цивилизации, у которой есть определенные неприятные издержки. Вторая позиция – складывается новый тип социальности, в рамках которого основные участники социального процесса потеряли ориентиры и понимание того, что происходит, и, что они делают. Думаю, что имеет место и то и другое.
Новый эгоизм, конечно, налицо, но он не вечен. История показывает, что эгоизм, высвобожденный развитием культуры, социальными изобретениями и новыми технологиями (поэтому каждый раз новый), рано или поздно преодолевается именно усилиями основных социальных субъектов, действующих на социальном поле. В настоящее время эгоизм преодолевается не способом построения либеральных институтов, что было характерно для XVII–XVIII вв., и не путем построения демократических институтов (XIX–XX вв.), а посредством переговоров, расчетов и компромиссов.
Может быть, наши властные элиты и хотели бы забирать себе все, но вынуждены отдавать населению столько, сколько необходимо, чтобы оно голосовало «за» и не взбунтовалось. Анализ показывает, что конфликты основных социальных субъектов в настоящее время разрешаются путем установления баланса и противодействия разных сил. Существенную роль здесь играют: эгоистические устремления социальных субъектов, расчеты своего рода «разумного эгоизма», культурные факторы, обсуждения и умонастроения в обществе, активность и пассионарность отдельных сообществ, предпочтения и поступки отдельной личности, наконец, изобретение новых социальных технологий (союзы, компромиссы, переговоры, реформы и прочее). В результате и устанавливается то, что я называю «ведущим типом социальности».
Для ведущего типа социальности характерны определенные формы осознания действительности, а именно либерально-демократические (право, гуманизм, равенство и т. д.), стремление с социальному миру (как утверждает Ю. Латынина, в настоящее время война экономически невыгодна), возможность государства перераспределять доходы (налоги, выплаты, льготы, преференции и пр.), заинтересованность многих социальных субъектов и организаций в подобном распределении (государственные институты, гуманитарные и правозащитные организации и т. п.), вменение общественности нужных ценностей и видения (СМИ, пиар, реклама).
Изменяются и взаимоотношения между государством, обществом (а также сообществами), бизнесом и личностью в плане перераспределения социальных функций. Яркие примеры, благотворительность, некоммерческие общественные организации (НКО), волонтерское движение, фандрайзинг. Во всех этих случаях функции, которые раньше выполняло государство и его институты, берут на себя отдельные личности или сообщества, действующие исходя из собственных идеалов и представлений, а не институциональных или организационных требований.
Меня очень интересовал вопрос, почему, например, волонтеры тратят свое время и деньги на занятия и помощь, за которую они ничего вроде бы не получают взамен. Читая интервью известных волонтеров, я понял, что они получают самое главное – благодарность людей, которым они помогают, и чувство удовлетворения от выполненного долга, который они понимают как служение добру и людям[73].
Наконец, в настоящее время складываются новые общие условия жизни. Что они собой представляют? Это такие социальные структуры (законы, социальные институты, средства массовой коммуникации, социальные услуги и прочее), которые обеспечивают жизнедеятельность человека и общества безотносительно к разнообразию и взаимообусловленности отдельных форм социальной жизни. Например, в современном обществе, власть и обычные граждане (опять же по идее) могут существовать независимо друг от друга. Каждый выполняет свои роли, а связывают их лишь общие условия. А вот когда общие условия жизни не обеспечены или нарушены, например, как в случае российских реформ, то независимое сосуществование отдельных сообществ и форм социальной жизни становится невозможным. Один из выходов – социальное противостояние, что мы и наблюдаем сегодня.
69
Что автор понимает под эгоизмом? Не просто себялюбие или эгоцентричность по Пиаже, и то и другое для человека, вероятно действительно, было характерным всегда, начиная с античной культуры. Речь идет о другом. О тех периодах в истории нашей цивилизации, когда перестают работать традиционные представления о реальности и привычные социальные нормы поведения, и человек вынужден заново во всем этом устанавливаться. При этом, как правило, он во многом начинается опираться на самого себя, т. е. действует эгоистически, что и приводит к «войне всех против всех». Для России эта ситуация особенно драматична, поскольку, с одной стороны, были разрушены социалистические представления и ценности, а с другой – нам вменяют западные капиталистические и либерально-демократические картины мира и представления, которые сами переживают глубокий кризис.
Для современного эгоизма характерно то, что его представители уверены, что они самые обычные люди, не эгоисты, а часто даже альтруисты, работающие на общее благо. Сотрудники международных корпораций, эксплуатирующих местное население, не сомневаются, что их корпорации, конечно, же для этого населения благо, поскольку дают работу и несут цивилизацию; российские власти, попирающие права своих граждан и берущие взятки, считают, что только так и можно управлять нашим темным населением и жадным бизнесом, что все это на пользу обществу. Как никогда прежде, относительно современности справедлива формула, что дорога в ад вымощена благими намерениями. В качестве примера возьмем среднего чиновника гуманитарной организации одинаково наша префектура или служба ООН). Такой чиновник, с одной стороны, должен поддерживать свой институциональный статус, изображая эффективную работу (поскольку именно его место приносит доход), с другой – он изобретает схемы, позволяющие так трансформировать свой статус и место, чтобы они давали доход (так называемая, «административная рента»). Примерами таких схем являются откаты, расширение контролирующих функций, откладывание под разными предлогами принятия решений и другие. С. Б. Мирзоев показывает, что дело чаще всего идет не об отдельных случаях получения незаконного вознаграждения за работу, положенную чиновнику по закону, а о настоящем «рентостроительстве», когда, чтобы получать из своего места постоянный, а лучше, всё увеличивающийся доход, чиновник лоббирует принятие нужных законов или инструкций, подбирает на нужные должности «своих», устанавливает правила и регламенты, работающие именно на извлечение ренты (Мирзов С. Б. «Институциональная коррупция» февраль 2011 http://www.fondgp.ru/lib/seminars/2010-2011/institut/6).
70
Слово «подлинный» пришло из словосочетания «подлинная правда», что означает буквально «правда, сказанная под длинниками». Длинником назывался кнут, применяемый при пытках.
71
«И Веттори, считающий себя набожным, исправно по праздникам слушающий мессу, и Макьявелли, испытывающий откровенное отвращение к монахам и церковникам, – пишет Л. М. Баткин, – оба они ведут себя так, словно традиционной морали никогда не существовало<…> нельзя не расслышать полемических интонаций в повторяющейся на разные лады формуле индивидуальной независимости: надо “жить свободно и без оглядки”, “вести себя по-своему, не перенимая чужого”, “вести себя на свой манер”, “заниматься своими делами на собственный лад”. За этим целая новая программа человеческого существования<…> Индивид должен сам решать, что ему подходит» (Баткин Л.М. Понятие об индивиде по переписке Никколо Макьявелли с Франческо Веттори и другими // Человек и культура. М., 1990. С. 218–219).
72
Розин В.М. Становление и особенности социальных институтов. М., 2012.
73
Вот что, выражая своего рода кредо волонтеров, говорил в одном из интервью Владимир Рубан – генерал-полковник, бывший летчик истребитель, создатель и руководитель украинских общественных организаций «Центр освобождения пленных» и «Офицерский корпус», которые уже несколько месяцев выступают посредником на переговорах об обмене пленными между украинскими властями и донбасскими повстанцами. Также они организуют коридоры для гуманитарной помощи, ищут пропавших без вести и массовые захоронения. На счету Центра несколько сотен спасенных жизней. – А что чувствует человек, который вытаскивает?
– Ну, вы знаете, для меня одна ситуация, для меня это было большим моральным удовлетворением. То есть какая-то полезность обществу. То есть мы, по большому счету, все офицеры запаса, в мирной жизни мы все самодостаточные люди. Кто-то бизнесмен, кто-то служащий, кто-то сотрудник банка, кто-то в прошлом сотрудник милиции. Но так сложилось, что хочется быть полезным, и так получилось, что работа нашей группы на данный момент очень полезна обществу, и мы себя ощущаем востребованными. – Вас благодарят родственники освобожденных?
– Безусловно. Вот для меня, опять же, эти рукопожатия и слезы самих освобожденных, и особенно родственников, ни с чем не сравнятся, то есть не передать ничем.