Страница 5 из 20
В-третьих, волна религиозного энтузиазма, поднявшаяся в середине XIX в., к 1900 г. выродилась в тяжелый случай секуляризации. Взбунтовавшись против безличной теологии и классовой по своей сути государственной церкви, в 1830— 1840-х годах религиозные миряне обратились к запрещенному законом кружковому изучению Библии и распеванию гимнов. Несмотря на случаи арестов (а возможно, и благодаря им), число таких незаконных тайных собраний множилось, вызвав к жизни секты разного толка. В 1873 г. им удалось-таки продавить через риксдаг закон, даровавший Швеции свободу вероисповедания. Получив новый жизненный импульс от движения за трезвость, в течение следующих 35 лет независимые церкви продолжали расширять свою активность и привлекать новых членов, достигнув пика численности примерно к 1910 г. Однако государственная церковь продолжала претендовать на лояльность подавляющего большинства шведов, и уже в 1880-х годах наблюдатели отметили первые признаки истощения религиозного энтузиазма и нарастающего охлаждения к религии. Преисполнившись решимости не просто сохранить прихожан, но и завоевать их, государственная церковь быстро изменила вероучение в соответствии с модными либеральными принципами: были изданы сборники новых гимнов, новые молитвенники и катехизисы, отвечавшие требованиям пиетистов. Но эта стратегия не сработала. Даже в сельских районах, исторически отличавшихся консервативностью и пылкой приверженностью лютеранству, наблюдатели отмечали рост безразличия к религии, часто приписывая это влиянию импортированного из США материализма. В ХХ в. усиление секуляризации продолжилось, и число еженедельно приходящих к причастию сократилось с 17 % населения в 1890 г. до всего лишь 5,6 % в 1927 г.[26]
Наконец, последствия революции в промышленном и сельскохозяйственном производстве начали разрушать натуральное хозяйство шведской семьи, объединявшей несколько поколений. При всех региональных различиях расширенная семья оставалась общей характеристикой традиционного шведского образа жизни, особенно среди крестьян-землевладельцев. Изучение двух приходов середины XIX в. показало, что почти 2/3 семей прошли через фазу расширенной семьи, когда под одной крышей обитало три поколения (хотя в любой данный момент лишь треть семей можно было отнести к категории расширенных). В таких семьях дети оставались ценным экономическим активом, а сохранение земли для потомства было признанным обязательством старших[27].
К 1890 г., однако, появились признаки ослабления уз привязанности к расширенной семье и наследственному участку земли. Например, к этому году число расширенных семей резко сократилось: теперь 52 % крестьянских вдов жили одни, а столетием раньше таких было всего 25 %. Возможно, это выделение стариков из семьи было связано с растущей практикой undantag, неформального варианта системы пенсионного обеспечения, когда крестьянская чета передавала хозяйство сыну или племяннику с обязательством содержать их до конца жизни. По мере того как сокращалась доля независимых землевладельцев, свою роль могло сыграть и распространение системы statare, при которой землю сдавали в аренду издольщикам. Не менее значительными были последствия того, что у людей исчезало благоговейное отношение к земле, так как старый крестьянский обычай передавать все хозяйство одному сыну стал жертвой притязаний других детей на некоторую часть семейного наследия. Обычным итогом этого была продажа земли с торгов и переезд всей семьи в города или в США[28].
К началу 1930-х годов в центре интеллектуальных споров оказался вопрос о причинах падения рождаемости в шведских семьях. Более быстрое, чем в любой другой стране Европы[29], падение рождаемости в Швеции отчасти можно объяснить необычно низким коэффициентом брачности, а отчасти – стремительной индустриализацией после 1870-х годов. При этом Швеция в годы Первой мировой войны оставалась нейтральной, что позволило ей избежать самых разрушительных социально-экономических последствий. Да и Великая депрессия затронула Швецию не столь значительно, как другие западноевропейские страны. Тем не менее к 1933 г. страна оказалась в самом низу международной демографической шкалы.
Подобные явления возбуждают политические дебаты. В начале XIX в. демографические изменения привлекли интерес академических кругов, а в центре внимания оказалась масса бездомных и неприкаянных «излишних» сельских рабочих. У теории Томаса Мальтуса нашлась восприимчивая аудитория. Но после 1850 г. мальтузианство пошло на убыль. Появлявшиеся в тот период работы (например: C. E. Ljungberg, Sveriges befolknings for hallanden (1857)) просто повторяли старые аргументы[30]. В конце 1870-х годов в Швеции возникло неомальтузианство[31], вызванное к жизни массовым оттоком сельской молодежи в города и в США, заметным ростом числа внебрачных детей и серьезным экономическим спадом. Порывая с пессимизмом и религиозным морализаторством Мальтуса, неомальтузианцы доказывали, что рост населения можно замедлить с помощью разумных мер ограничения рождаемости. Исходный импульс пришел из Великобритании, где в 1876 г. состоялся судебный процесс над Чарльзом Брадло и Анни Безант, обвиненными в переиздании трактата о методах ограничения рождаемости, что обеспечило английскому движению шумную славу, превратив его в международную силу. Созданный в следующем году Мальтузианский союз занялся переводами и изданием основных неомальтузианских сочинений.
В Швеции ключевой фигурой нового движения стал молодой экономист из Упсальского университета Кнут Викселль. В основе его социально-политических взглядов лежали либеральные идеи Джона Стюарта Милля. Проблемой численности населения Викселль заинтересовался в 1878 г., прочитав анонимную брошюру (написанную Джорджем Драйсдейлом), которая была незадолго до того переведена и издана на шведском языке под названием «Основы социологии» (George Drysdale, Samhällslärans grunddag). Она оказала глубокое и устойчивое влияние на его восприятие социальных проблем. Есть указания и на то, что Викселль мог еще до 1880 г. прочитать работы Драйсдейла «Проблема народонаселения» (Population Question) и Анни Безант «Закон народонаселения» (A
Днем настоящего «прорыва» для шведского мальтузианства стало 19 февраля 1880 г., когда на собрании движения за трезвость в Упсале Викселль прочел лекцию о причинах алкоголизма. Доказывая, что люди обращаются к пьянству вследствие бедности, а не по причине моральной распущенности или неверия в Бога, он затронул попутно вопрос о том, почему средний брачный возраст шведов так высок, сделав вывод, что и тут все дело в бедности. При этом Викселль доказывал, что способ справиться с бедностью есть, что он достаточно эффективен и уже доказал свою действенность во Франции: добровольное ограничение числа детей.
Викселль провел различие между абсолютным и относительным перенаселением. И если первое трудно диагностировать, то о втором можно говорить всякий раз, когда экономика оказывается не в состоянии удовлетворить потребности людей. Подняв вопрос о мерах сдерживания рождаемости, Викселль заявил, что ни одна женщина не должна вынашивать более двух или трех детей. Для «разумного прироста населения» достаточно в среднем 2,5 ребенка на семью, и при этом большее число людей смогут завести семью, не создавая явного избытка населения[33].
26
Janson, The Background of Swedish Immigration, pp. 213–219; Göran Gustafsson, Religionen i Sverige: Ett sociologiskt perspektiv (Stockholm: Norstedts Tryckeri, 1981), p. 41.
27
См.: Ingrid Eriksson and John Rogers, Rural Labor and Population Change: Social and Demographic Development in East-Central Sweden During the Nineteenth Century (Stockholm: Almqvist and Wiksell, 1978), pp. 161–166.
28
Ibid., pp. 161–171.
29
Только в Австрии рождаемость падала быстрее, чем в Швеции, но Австрия в полной мере испытала военную и послевоенную разруху и «потерю целеустремленности», так что это особый случай. См.: Ivar Iverus, Versuch einer Darstellung der Zusammenhanges Zwischen Bevölkerungsentwicklung, Familienpolitik und öffentlichen meinung in Sweden (Helsinkikir: Japaino o. y. Sana, 1953), pp. 20–21.
30
См.: Karin Koch, “Nymalthusianismens genombrotti i Sverige,” Studier in ekonomie och historia tillägnade Eli F. Heckscher på årsdagen den 24 November 1944 (Uppsala: Almqvist and Wiksell, 1945), pp. 84–88.
31
Термин неомальтузианство, введенный в 1879 г. вице-президентом Международного мальтузианского союза С. ван Хутоном, выражал веру в способность человеческого разума поставить рождаемость под контроль с помощью противозачаточных средств. См.: D. V. Glass, Population Policies and Movements in Europe (Oxford: Clarendon Press, 1940), note IAA, p. 425, and pp. 30–46. См. также: F. H. Amphlett Micklewright, “The Rise and Decline of English Malthusianism,” Population Studies 15, no. 1 (1961–1962): 32–51.
32
Torsten Gardlund, Knut Wicksell: Rebell i det nya riket (Stockholm: Albert Bo
33
«Каковы наиболее серьезные причины алкоголизма и как их можно устранить?» Позднее на основе лекции была издана брошюра: Knut Wicksell, Några ord om samhällsolyckornas virktigäste orsak och botemedel med särskilt afseende på dryckenskapen (Uppsala: n. p., 1880).