Страница 26 из 59
— За… Захар? Где он? Где этот тонто дель куло?!
— Да вон же, — кивнула я в сторону парня. Рамон пошевелил носом, принюхиваясь, но его взгляд безразлично скользнул по долговязой фигуре ученика колдуна. Рамон прищурился:
— Чую его. Но не вижу!
— А я вижу! — возразила я.
— Кого ты опять видишь? — встряла Дала.
— Почему меня никто не видит?! — обиделся Захар, морща лоб.
— Да! Почему? — удивилась и я, заметив парню: — Я-то вижу!
Рамон ещё раз повёл носом, внимательнее вглядываясь в то место, где стоял Захар, и понятливо усмехнулся:
— Переборщил с шеменной полуночной звездочкой! Какое зелье пробовал сварить?
— Зеркальное, — мрачно буркнул Захар. — Как профессор Шершень показывал…
— Вот ты и стал зеркальным! — весело захохотал Рамон. — Диос мио, сколько щепоток звездочки ты туда всобачил?
— У меня банка случайно опрокинулась, — ещё мрачнее ответил Захар, и щёки его полыхнули огнём.
Рамон ржал в полный голос, утирая слёзы. Наверное, в обычное время и я бы смеялась с ним, но сейчас меня волновали другие вопросы. О чём я не преминула заметить не в меру развеселившемуся бесу:
— Рамон, хорош киснуть! У нас проблемы! Ребёнок голодный, а в холодильнике мышь повесилась! Нежить может вернуться с минуты на минуту, а ещё по городу бродят упыри из свиты Нечая!
Бес поперхнулся смехом и взглянул на меня с неприкрытым интересом повара:
— Кто голодный?
— Весень! — я кивком указала на мальчика. Рамон плотоядно облизнулся:
— То-то я думаю, чем таким вкусным пахнет! Ммм, козлоногенький!
И ощерил в неприятном оскале неожиданно мелкие острые зубки. Весень, не будь дурак, резво юркнул за мою спину, вцепившись в майку обеими лапками. Я возмущённо осадила Рамона, вспомнив о его бесовских вкусах:
— Это не еда! Это голодный осиротевший ребёнок! Что ты себе позволяешь?!
Рамон тряхнул головой, приходя в себя:
— Пардоне ме, синьорита! Всё текила проклятая! Каррамба! Молчу, молчу!
— Накормить ребёнка! — напомнила я. — А холодильник пустой!
Бес хмыкнул, проводя рукой по дверце агрегата:
— Пустой, как же! Да с этими охальниками-студиозусами без охранных заговоров не обойтись!
Он распахнул дверцу, и перед нашими взорами предстали забитые продуктами полки. Чего там только не было — мясо, овощи, какие-то миски, плошки, пакеты, даже сыр с плесенью мелькнул в прозрачной плёнке! Рамон достал кочан зелёной капусты и бухнул его на стол:
— Вот! Пожалте! Обед для синьора сатира подан!
Весень высунулся из-за меня, цепко ухватил кочан лапой и принялся быстро раздевать его, смачно хрумкая листиками. Ну вот и славно, одну проблему решили! Осталось всего ничего, каких-нибудь сто остальных…
Рамон открыл рот, собираясь что-то сказать, но в холле послышались шаги. Я застыла, помертвев внутри, при одной мысли об упырях, но быстро отмерла и схватил со стола кол. Видимо, на морде у меня было написано отчаянное бесстрашие, ибо Рамон, Света и Захар разобрали оставшиеся деревяшки и принялись ждать гостей.
Признаться честно, я жутко струсила. Шаги по коридору приближались, а я тупо держала занесённую над головой ножку от стула и повторяла про себя: «Только бы не упырь, только бы не упырь!» Поэтому, когда в проёме показалась голова с чёрными волосами и длинная косичка мотнулась с плеча за спину, я бессильно выпустила кол и осела на уцелевший стул. Агей был весь заляпан кровью, словно индеец на тропе войны, а Яна сгорбилась и поникла, как будто на её плечах лежали все тяготы мира. В холле послышался тонкий плачущий вой и знакомые причитания, но мне не хотелось думать о том, кто сокрушается над телами. Я не могла отвести глаз от хмурого усталого волка.
Агей обвёл взглядом кухню и неожиданно улыбнулся:
— Нашего полку прибыло! Привет, Рамон!
— Ола, мучачо! — бес бросил быстрый взгляд на медальон, выбившийся из-под рубашки Агея, и с уважением присвистнул. — Да тебя повысили в ранге!
Агей быстрым жестом уронил камень на цепочке под одежду и кивнул. Ещё раз пересчитав нас, он качнул головой:
— Так, вас четверо, в холле трое, плюс мы, итого девять особей…
— Десять! — обиделся Захар, теребивший колышек, и Агей вздрогнул. Должно быть, странное было зрелище — заостренная ножка от стула покачивается в воздухе и разговаривает, жалко, я не могла заценить. Волк принюхался и спросил у меня:
— Призрак?
— Захар, облившийся непонятным зельем, — обьяснила я, чувствуя навалившуюся в один момент апатию. Наконец-то, я могу сложить с себя полномочия шефа! И отдать бразды правления в сильные загорелые руки… Такие большие… Такие мужские…
Дала рявкнула внутри моей головы:
— Чего слюни пускаешь?! Соберись!
— Куда? — вяло огрызнулась я вслух. Агей, снова хмурый, глянул на меня:
— Насущный вопрос. Надо уходить отсюда! Пока могильщики не пришли. С этими парнями шутки плохи, ещё и мы в Навь попадём по ошибке!
— И куда предлагаешь идти? — едва слышно спросила Яна.
— Домой, — бросил Агей.
Мне было всё равно. Домой так домой, у оборотней не может быть хуже, чем в городе, заваленном трупами. Нигде не может быть хуже!
Рамон с ловкостью фокусника вытащил из-под шкафа большую сумку, распахнул холодильник и принялся деловито кидать в неё продукты. Агей покосился на него:
— Эй, у волков всегда есть что пожевать!
— Никогда не можешь быть уверен ни в чём, мучачо! — серьёзно ответил повар, продолжая.
— Ладно, двигаемся! — распорядился Агей. — Колышки прихватите с собой на всякий случай.
Как по команде мы все вышли в холл. Толстуха Олена, утирая беспрерывно льющиеся слёзы, сидела возле тела бабы Раи, накрытого скатертью из столовой. Около мёртвого Нечая в обличьи упыря стояли, преклонив колено, блондинка и брюнетка из его свиты. Анела и Яська. Значит, рыжей не повезло…
При виде вывалившейся из коридора компании женщины, как одна, встали, глядя на Агея. Он с каменным лицом бросил коллективное:
— Идём к туманной воронке! Держимся вместе.
Оборотни переглянулись, нехотя, но последовали за ним. Олена охая потянулась за нами, споткнулась, и мне пришлось поддержать её. Похлопав мою руку с благодарностью, повариха жалобно простонала:
— Вот, дожилась на старости лет! Не думала, что увижу такое…
— Всё будет хорошо, — не зная, как утешить её, пробормотала я.
— Тебе лучше знать, лапонька, — вздохнула Олена. — Ты будущее видишь…
Эти слова больно отозвались в сердце. Вижу, и что с того? Слышу звон да не знаю, где он! А ведь могла бы предупредить, сказать кому-то о дурацком глюке в таверне! Может быть, тогда несчастные горожане были бы живы…
Наверное, именно в этот момент я и решила считать всё, что вижу, предвиденьем. Это спасло мне жизнь не раз и не два. И не только мне.
По городу уже плыл запах разложения. Сладковатый, тяжёлый, жуткий. Мы шли быстро, стараясь не смотреть по сторонам, и только маленький Весень то и дело спотыкался, всхлипывая от страха. Я крепко держала его за лапку, стараясь успокоить мысленно, но помогало мало, так как самой мне было очень не по себе. В один момент Олена, тяжело вздохнув, подняла мальчишку на руки, прижала к необьятной груди, словно пряча от ужасов. Её ладонь надёжно укрыла козлиное личико, и Весень почти сразу успокоился, удобно свернувшись в клубочек в сгибе пухлой руки.
— Спасибо, — тихо шепнула я поварихе, и она только кивнула, снова вздыхая.
До воронки оставалось совсем немного. Я помнила, что где-то здесь мы с Агеем вышли, когда путешествовали из Лукоморья. Но в этот раз серебристое свечение не виделось издалека. Может быть, потому что в прошлый раз воронка была в лесу?
Однако Агей беспокойно оглянулся по сторонам, потом беспомощно глянул на Рамона и Олену:
— Она должна быть здесь? Ведь так?
Повар неуверенно кивнул. Олена только вздохнула, по видимому, не умея сказать ни слова. Блондинка Анела процедила сквозь зубы:
— Она всегда была здесь!
Я подошла ближе. Агей хмуро смотрел на проход между двумя разномастными домами, где раньше переливалась серебристыми пайетками треклятая воронка. Теперь пейзаж был совершенно обычным: пустырь, заросший бурьяном. Холод коснулся моей кожи. Точно такой же, как когда я решила остановиться во время перехода. Просто холод, остатки, след. Воронка испарилась, словно её никогда и не было.