Страница 71 из 74
Мы говорили о Шимиче, несостоявшемся убийце Гленранноха. Ему должны были немало заплатить, чтобы перекупить. Гленраннох всё равно должен был умереть, чтобы расчистить дорогу армии Макдональдов, но мы нечаянно дали врагам намного больше возможностей. Убийство генерала, когда вместе с ним ехал я и Роже д'Андели, позволило бы свалить смерть генерала на нас, людей короля. А наши трупы никак не смогли бы опровергнуть это обвинение.
Подобная стратегема несомненно смутила бы и расколола клан Кэмпбеллов, отвратив их от короля и ослабив перед грядущей резней, задуманной Макдональдами. Подобную стратегему мог породить только мозг Годсгифта Джаджа или графини Нив. Из соображений неуместного рыцарства или, скорее, некоего иного чувства, я предпочел во всем винить первого.
Много времени я провел и с обретшим умеренность в питие Фрэнсисом Гейлом. Похоже, сама возможность утопить свой жаждущий мщения меч в телах республиканцев изгнала его внутренних чудовищ.
Гейл много говорил о своем новом желании обрести спокойный деревенский приход или стать сельским деканом, восторгался своими методами обучения юного Андреварты, чей сметливый ум и потенциал для церковной карьеры однажды далеко превзойдут его собственные достижения. По крайней мере, он так сказал.
Со своей стороны, я обнаружил, что могу свободно говорить с ним о собственных чудищах и демонах. Его беседы — как светские, так и духовные — служили мне утешением, потому что все эти смерти, произошедшие как в первом моем командовании, так и во втором, тяжко на меня давили.
Граф д'Андели, он же Роже Леблан, в итоге отплыл с Корнелисом в Нидерланды, чтобы там прощупать французских собратьев–изгнанников, прогневавших того или иного министра или любовницу короля Людовика, на предмет возможности вернуться домой. Расставаясь, он поклялся мне в вечной дружбе и уважении, поцеловал меня на французский манер, провозгласил, что мы снова встретимся, что, конечно, мы много раз и сделали, и всегда с риском как для себя, так и для королевских домов, которым служили.
Финеас Маск наслаждался новым статусом исполняющего обязанности казначея «Юпитера», его восхищала задача наполнения нашей пострадавшей кладовой по смехотворным для короля ценам.
Затем он сошел на берег в увольнение, которое более чем заслужил, и исчез для «освежения духа и тела». Через три дня он вернулся в несколько расхристанном виде — карман камзола оторван, под глазом чернеет фингал — и поведал приукрашенную историю о удивительно красивой женщине в Обане и недоразумении с ее многочисленными братьями. Удивительно, но благодаря этому происшествию матросы стали намного лучше относится к старому мошеннику, даже несмотря на его изменившуюся наружность и жесточайший контроль над корабельными припасами. Казалось, он нашел свое — и вполне удобное — место в корабельной иерархии.
Долгие часы я провел с новым, очень застенчивым лейтенантом Фаррелом, которого назначил исполнять эти обязанности. Я не сомневался, что это повышение абсолютно незаконно, но, как он сам сказал, когда новости о его неизбежной отмене доберутся до берегов Ардверрана, на склонах Мулла успеет вырасти лес. И не один раз.
К концу этого месяца я запомнил название если не каждого каната или троса, то уж точно каждой мачты, паруса и рея. Что гораздо важнее, я запомнил имя каждого матроса и каждый день легко переходил от одной группы обедающих к другой, встречая лишь улыбки и приветствия. Несколько человек попросили свидетельства об их хорошей службе, что я с радостью и сделал, но большинство сообщили, что с удовольствием последуют за мной на другой корабль, если мне дадут таковой под командование, и только в противном случае станут искать других капитанов.
Это меня несказанно обрадовало, я даже не ожидал, насколько, и я много размышлял над этим. Кроме того, я корпел над картами и лоцией и вскоре мог проложить курс на бумаге, во всяком случае, от Ардверрана до Портсмута, Чатема или Смирины. Кит, в свою очередь, умел правильно написать свое полное имя и мое, а любое количество других слов — самым необычным образом, иногда даже почти правильно.
В мой последний день на борту «Юпитера» я стоял на шканцах вместе с Китом, который рассказывал о течениях и приливах этого залива, объясняя, как понять их, едва глянув на воду. Тут я заметил приближающуюся к нам небольшую лодку. Я подумал, что это еще один рыбак или мелкий торговец, и перестал обращать на нее внимание. Однако чуть позже к недавно отремонтированному рулю меня позвал исполняющий обязанности боцмана Монкли — лучший из помощников бедолаги Апа, которого я временно повысил. Одетый с иголочки юный блондин (моложе бедняги Вивиана) поприветствовал меня необычным образом:
— Капитан Квинтон, сэр, — пропищал он, — я Бассет, королевский посланец. Примите поздравления от его величества короля, его королевского высочества герцога Йоркского и его высочества принца Руперта. Его величество передает особые пожелания, сэр, и просит вас навестить его в Хэмптон–корте первого числа следующего месяца.
Когда я в последний раз сошел со шканцев «Юпитера», команда трижды прокричала мне «ура». Я снял шляпу в ответ.
Мартин Ланхерн, как и требовала его должность, командовал гребцами, которые отвезли меня на берег. Среди них были Джордж Ползит, Джон Тренинник, Джулиан Карвелл и юный Макферран. Всё время, пока гребли, они глупо мне улыбались. Кита Фаррела я оставил исполняющим обязанности капитана, что, по его словам, стало одной из самых быстрых карьер за всю историю флота.
Моё последнее воспоминание о нём в этом плавании такое: Кит сидит в моей каюте за столом, выводя горделивый адрес на своём первом в жизни письме, адресованном его матери: «Корабль Его Величества «Юпитер», на йакаре, заммок Арверин, Шатландия, от литинанта Кристофера Фаррела, изполняющего обязаности капитана…»
Его мать, чья орфография столь же отвратительна, несомненно, будет в восторге не менее месяца. На самом деле, как потом рассказал мне Кит, она радостно наливала всем клиентам эль бесплатно, пока толпы, стекавшиеся из Уоппинга, не заставили судей Мидлсекса временно закрыть ее таверну, после того как одного человека задавили до смерти.
Тем временем королевский посланец Бассет, Финеас Маск и я налегке отправились на юг. Эскорт Кэмпбеллов сопроводил нас мимо Инверарея к озеру Гойл. Оттуда бёлин Кэмпбеллов, всё ещё несущий чёрный вымпел в знак гибели своего вождя, вёз нас по мрачному морскому заливу, мимо тёмных, окружённых морем башен Кэмпбелла, салютовавших, пока мы проплывали мимо, и через широкий залив Ферт–оф–Клайд, а затем вверх по реке до Глазго.
Там мы попрощались с последней группой Кэмпбеллов. Конечно, история рассказывает нам, что между Кэмпбеллами и Макдональдами осталось множество нерешённых проблем. Самая известная их стычка — это резня, устроенная Кэмпбеллами Макдональдам в заснеженных пустошах Гленко в третий год правления уже покойного короля Вильгельма. Ничего не зная о столь далёком будущем, а зная только о близкой перспективе, ждущей нас в далёком Лондоне, мы взяли лошадей и поскакали мимо Клейдесдала и Лиддесдейла, останавливаясь на диких шотландских постоялых дворах, где на нас смотрели как на жителей Луны.
Мы въехали в Англию около Ланеркоста, где услышали о прибытии на остров новой королевы и о свадьбе с нашим королем в старинной гарнизонной церкви Портсмута. Постоялые дворы улучшились, чего нельзя было сказать о гостеприимстве, по крайней мере, пока мы не оказались южнее Ковентри — снова в землях цивилизованных речей и поведения.
Я подумывал ехать в Лондон через Рейвенсден, где переночевал бы в последнюю ночь уходящего месяца и успел бы вовремя прибыть на встречу с королем. Но несмотря на отчаянное желание повидать Корнелию, имелась и более пугающая перспектива повидать и матушку. Я очень хотел поговорить с ней, придётся рассказать ей о моих встречах с Гленраннохом и о постигшей его участи. Спокойными холодными ночами я перебирал в голове слова генерала гораздо чаще, чем бы мне этого хотелось.