Страница 67 из 74
«Единственное, что ты можешь сделать, мой мальчик», — казалось, прозвучал у меня в ухе знакомый, но невозможный голос. Я указал палашом на вражеский строй и бросился в атаку.
Первый ряд дал залп, и бедро обожгло болью. Я споткнулся, но удержался и вбежал в мушкетный дым, размахивая палашом направо и налево. Я ощутил, как клинок впился в чью–то плоть и понял, что добрался до первого ряда и заглянул в дуло мушкета матроса, стоявшего во втором ряду. Гейл отбил это дуло палашом, а я ткнул клинком того, кто его держал. Мои люди были уже с нами, и строй мушкетеров сломался.
Пусть они и выглядели как армия нового образца, но это всего лишь матросы с мушкетами. Должно быть, Джадж рассудил, что одного строя и перспективы перекатывающегося огня хватит, чтобы смутить «юпитерцев». Ему нужно было быстро с нами разделаться, если он хотел воспользоваться шансом и совершить маневр уклонения от ужасающих залпов пушек Корнелиса. Но мы оказались слишком близко и, сохранив выдержку и атаковав их до того, как они перезарядят мушкеты, могли победить. И, похоже, сумели, потому что никто в мире не смог бы с такой скоростью броситься на наведенные в упор мушкеты, как сотня кровожадных корнуольцев.
Сейчас всё свелось к свирепой рукопашной. «Вапен–ван–Веере» произвел еще один разрушительный залп по главной палубе (видели ли они вообще, что «юпитерцы» пошли на абордаж?), и я услышал крики умирающих. Бойню на верхней палубе окутал дым. Люди Джаджа обнажили дирки и абордажные сабли, и между кавалерами и круглоголовыми с так и не угасшей яростью вспыхнула ожесточённая драка. Я рубил палашом направо и налево, пытаясь пробиться на шканцы.
Я увидел, как рукоположенный в сан Фрэнсис Гейл одним ударом палаша срубил голову противника. Сквозь едкий дым заметил, как Тренинник и Ползит тычут противника клинками в живот. А юный Макферран не по годам свирепо орудует устрашающих размеров дирком.
Горячая кровь плеснула мне на лицо и рубашку, я не понимал, чья она и откуда. Возможно даже — моя. Я слышал, как один вопль сменяется другим, и характерные звуки металла, скрежещущего по металлу или разрывающего живую плоть. Палуба стала скользкой от крови, казалось, даже сам воздух светится багровым. Смрад стоял, как на скотобойне.
Мои люди тоже погибали. Я увидел, как Ситон, рогоносец из Лоо, рухнул, получив пулю в живот из офицерского пистолета. Я столкнулся с Джеймсом Вивианом, с ног до головы покрытым чужой кровью — по крайней мере, я так надеялся. Он жутковато ухмылялся, сражаясь в своей первой битве и повергая первого врага. Мы наконец–то подружились, стали братьями по оружию. Потом сумятица боя нас разделила, мне в кирасу ударила полупика, боль скрутила бедро мучительно сильной хваткой. Я убил своего противника, убил еще одного. Затем обернулся, снова ища взглядом Вивиана.
Сквозь дымку я увидел его всего в паре ярдов от меня. Эту картину я не забуду никогда: он смотрит на меня широко распахнутыми голубыми глазами, светлые волосы в струпьях засохшей крови. Он всё еще улыбался. Лицо залито кровью, и с ужасающей уверенностью я понял, что это его собственная. Затем лейтенант рухнул ничком, и я увидел торчащий у него в спине кинжал.
Позади него вызывающе щерился тот, кого я немедленно узнал. Мой противник в ту ночь, когда я принял в Портсмуте командование «Юпитером». Лайнус Брент.
До этого момента «юпитерцы» лишь удерживали позиции, но при виде убитого лейтенанта Джон Тренинник волком завыл, что–то выкрикнув на корнуольском. Его голос перекрыл все крики, стоны умирающих, лязг оружия. Матросы замерли, их рыдания начались глухим рёвом, который мгновение спустя обернулся воплем ярости. Джеймс Вивиан, их лейтенант, убит. Джеймс Вивиан, корнуолец и один из них. Джеймс Вивиан, убитый племянник убитого капитана Джеймса Харкера.
Обезумевшие «юпитерцы» ударили с новой силой. Я увидел, как Али Рейс размахивает над головой смертоносным турецким скимитаром, а во все стороны отлетали отрубленные конечности. Вон там коротышка Джон Тремар, отец близнецов, пробил себе путь сквозь противника в два раза крупнее, а за ним Джулиан Карвелл насадил кого–то на полупику, как свинью.
Тут раздался новый звук. Я услышал его сразу же после еще одного залпа «Вапена». В бою настало внезапное краткое затишье, как это иногда бывает, когда обе стороны почти намеренно решают перевести дыхание, перед тем как возобновить схватку. Звук доносился откуда–то издалека, но даже в этой адской мясорубке ошибиться было невозможно. Где–то на побережье Ардверрана пронзительно визжали волынки. Роже д'Андели протиснулся ко мне, глубокая кровавая ссадина обезобразила его щеку, клинок залит кровью английских предателей. С горящими глазами он указал на берег:
— Гляньте, Мэтью. Вон наш генерал.
Через холм над Ардверраном валило войско Кэмпбеллов с волынщиками впереди. Сбоку от них маршировал полк в красных королевских камзолах, а впереди всех на коне ехал Колин Кэмпбелл из Гленранноха, облаченный в полные кавалерийские доспехи и в великолепный чёрно–золотой шлем. Длинный плащ складками опускался на круп коня, грудь пересекала оранжевая перевязь.
Либо он оказался прав насчет своей раны, либо обладал такой силой тела и духа, чтобы скакать, несмотря ни на что. Над ним реяли флаги клана Кэмпбеллов, Соединённых Провинций и вздыбленный красный лев короля Шотландии. Как и предсказывал великий генерал, он вёл свою последнюю армию.
Я посмотрел на замок Ардверран и увидел, как от причала отходит бёлин Макдональдов, его нос смотрел в открытое море. Я разглядел только миледи Нив, графиню Коннахт, стоящую на корме вместе с сыном и наблюдающую крушение всех своих надежд. В какой–то момент мне показалось, что она смотрит прямо на меня, потом рядом выстрелила пушка, и дым скрыл их из виду.
Мы с д’Андели уже почти добрались до трапа на шканцы. Вот мы сразили двух солдат в мундирах армии нового образца. Еще выше, на шканцы…
На шканцах «Республики» остался только один человек. И здесь наконец–то я увидел настоящее лицо капитана Годсгифта Джаджа.
Глава 22
Вокруг больше не было ни людей, ни кораблей. Джадж сосредоточенно посмотрел мне прямо глаза, а я в его. Франт умер. Теперь, без грима, париков и мушек, худощавое лицо Годсгифта выглядело лицом настоящего воина. Передо мной стоял убийца, готовый убивать за своего Бога, свою женщину и своего сына. В руке он сжимал окровавленную абордажную саблю. Глубокий порез поперек груди, казалось, совсем его не беспокоил. Однако глаза смотрели устало, а когда он заговорил, голос оказался утомленным и хриплым.
— Корабль на корабль, Квинтон, я бы вас победил. Вы это знаете. Это голландец поменял шансы, мой благородный капитан.
Я недоверчиво обошел его, пытаясь сдержать гнев, обрести контроль над своими чувствами.
— Это вы и ваша графиня вовлекли голландцев, капитан Джадж. Чтобы дать вашему сыну королевство, так она объяснила. Но, возможно, кое–кто знает голландцев лучше вас. Например, вот этот благородный генерал.
Армия Гленранноха рассыпалась, окружая Ардверран. На мгновение обернувшись, я подумал, что замок напоминает лишь призрак самого себя. Позади Джаджа стоял молчаливый «Вапен–ван–Веере» с наведёнными на разбитый корпус «Республики» пушками. Всего в сотне ярдов я видел Корнелиса на его шканцах. Я поднял левую руку, приветствуя его, а он неловко поднял правую, потому что помнил: если сделает это быстро, то вызовет еще один бортовой залп, и меня может разнести в клочья.
Я снова перевел взгляд на Джаджа.
— А ещё мой шурин, капитан ван–дер–Эйде, вон там.
Впервые с момента нашего знакомства Годсгифт Джадж казался по–настоящему изумлённым.
— Ваш шурин? — переспросил он. Потом улыбнулся. — Да, конечно, так и есть. Папы, кардиналы и графини могут интриговать как угодно. Господь знает, я всё продумал. Но человек предполагает, а Господь располагает. — Он вздохнул. — Значит, божественная справедливость.
Джадж сощурился, его губы скривились в жестокой усмешке.