Бульдог Ди

Идеальное место.

— Вылезай, — как можно серьёзней сказал я.

Она огляделась по сторонам и кинула на меня недоверчивый взгляд.

— Зачем мы здесь? Только не говори, что ты собираешься меня здесь убить.

— Хорошо, не скажу.

Она громко сглотнула и уставилась на меня. Я заметил, как у неё задёргался левый глаз, и это было для меня сигналом, обозначающий, что я уже на верном пути.

— Дариан, послушай! Я сожалею, что так вышло. Давай ты просто отдашь мне телефон, и я пойду домой.

Она разузнала моё имя. Это даже в какой-то степени мне льстит, потому что я до сих пор не узнал, как её зовут.

Я достал её телефон, из которого ещё на последнем уроке успел вытащить сим-карту, и передал его ей. Она выхватила его у меня из рук и в эту же секунду пустилась бежать, от чего я в голос разразился дьявольским смехом, выходя из машины и наблюдая за тем, как она металась из стороны в сторону.

— Что, мать Тереза? Ты в замешательстве? — я упёр руки в бока, давясь от смеха. — Видела бы ты своё испуганное лицо.

Она ничего не ответила. Зайдя в снежную ловушку, она пыталась оживить свой телефон, видимо, он отключился на морозе.

— Зачем ты это делаешь? — я прочитал на её лице что-то похоже на отчаяние, она села в снег и громко вздохнула. — Ты успокоишься только тогда, когда я спрыгну с обрыва?

Дьявол.

 Не стоило начинать с ней свои игры, до конца не убедившись в её устойчивости. Смотря на неё, замёрзшую и чуть ли не плачущую, мне стало её немного жалко.

Совсем чуть-чуть.

— Вставай, поехали, — спокойно сказал, подходя к ней.

Она снова не ответила. Опустив голову и уставившись в землю, она начала едва слышно всхлипывать.

Только этого мне не хватало.

— Эй, Тереза, я не хотел тебя напугать, — я сел на корточки перед ней и, взяв её лицо в руки, я заметил дорожки из слёз, которые скапливались на её подбородке. — Вставай, я отвезу тебя домой.

Она никак не отреагировала, она даже не двигалась. У меня иссякало терпение, я не собирался её умолять, поэтому я настойчиво решил взять её на руки. Ухватив под ноги, я погрузил её на плечо, но она даже не пискнула, что показалось мне довольно странным.

Она что, вот так вот просто сдалась?

Мне казалось, в ней столько энтузиазма и скрытой энергии, что я надеялся, наши игры ещё долго не закончатся. Я усадил её на сиденье и, забравшись за руль, включил печку на полную мощь. Я молча выехал на шоссе, но она и слова не проронила, я даже не слышал, как она дышала. Я не знал, куда мне её отвезти, но и нарушать тишину мне не хотелось.

— Килан, — едва слышно сказала она.

Я резко развернул голову в её сторону.

— Меня зовут не Тереза, а Килан, — произнесла она и затем кашлянула в кулак.

— Хорошо, Килан. Как ты смотришь на то, чтобы заехать в одно местечко и немного отогреться горячим шоколадом?

Через полтора часа я должен быть на тренировке перед матчем, поэтому не придумал ничего лучше, чем отвезти её в кафе напротив стадиона.

— Было бы неплохо, — сказала она с отсутствующим взглядом.

Минут через тридцать мы уже сидели в уютном кафе за столиком, расположенным у окна. Я осознанно выбрал место напротив стадиона, чтобы видеть, как проходят ребята из моей команды, и чтобы не опоздать на тренировку.

— Ты ведь не такой на самом деле, — буркнула она, согревая руки, обхватив стаканчик с горячим шоколадом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты только корчишь из себя плохого парня, на самом деле ты хороший, и всё это лишь притворство. Это просто маска, которую можно в любой момент сорвать с тебя!

На что она намекает, чёрт возьми?

— Ты меня плохо знаешь, Килан! Точнее выражаясь, ты меня не знаешь вовсе. Не стоит судить меня по одному лишь поступку. Я НЕ хороший.

— Чушь! — стукнула она ладошкой по столу — Если бы ты был действительно таким, каким хочешь казаться, ты бы оставил меня замерзать в этом лесу и не отдал бы мне телефон, и уж точно не стал бы брать к себе на руки.

Я обернулся в сторону, потому как понял, что на нас все пялились. Мы, вероятно, были похожи на влюбленную парочку, выясняющие отношения.

— Я не убийца, и я бы не оставил тебя там, — навалился я на стол, чтобы быть ближе к ней, я проговаривал каждое слово очень медленно и с долей иронии в голосе, смотря ей пристально в глаза. — Я отдал телефон, но если бы ты была внимательней, то поняла, что вернул я его лишь частично, — доставая из кармана сим-карту, я бросил её на стол. — Я закинул тебя на плечо, словно мешок с дерьмом, потому что я хотел свалить, так как торопился на тренировку.

— Но тем не менее ты сейчас сидишь в кафе и мы вместе пьём горячий шоколад, что-то я не вижу, как ты торопишься.

Я глянул на наручные спортивные часы.

— Мы не вместе. И я уйду ровно через пять минут

Её губы сложилось в маленькую букву «о».

— Не знаю, я обычно не ошибаюсь в людях. Да, ты действительно производишь впечатление полного ублюдка и самого мерзкого кретина, но если покопаться у тебя внутри, то, мне кажется, в тебе можно найти положительные стороны.

— Мои положительные стороны — это спорт и секс. Больше их у меня нет. Если ты не относишься ни к одной из них, не жди от меня снисхождений и не ищи во мне того, чего давно уже нет.

— То есть когда-то в тебе было что-то человечное? Что произошло?

— Не твоего ума дело, Тереза!

— Так значит, у тебя сейчас тренировка?

Как же она быстро меняет темы для разговора. Она же буквально полчаса назад плакала из-за меня. Почему бы ей не свалить подальше или хотя бы не заткнуться на пару минут, чтобы я не ощущал больше этого отвратительного чувства угрызения совести?

— Игра, на которую я уже опаздываю.

Я расплатился за напитки и встал из-за стола. Натянув на себя куртку и даже не попрощавшись с девушкой, я спешным шагом пошёл до машины, чтобы взять свой баул.

— Сегодня же играют «Рейнджеры», ты что же, в основном составе? — материализовалась она передо мной, когда я уже направился в сторону стадиона.

— Ты решила взять у меня интервью? — злился я из-за того, что она увязалась за мной. — У меня нет времени на твои расспросы. Скинь мне анкету на почту, мой агент тебе её заполнит.

— У тебя уже есть агент?

— Да что с тобой? — я резко остановился, отчего она врезалась в меня, не ожидая этого. Я стиснул до боли зубы.

Помните, я говорил, что вывести меня не так-то уж и просто?

Я обычно поддаюсь на подобного рода игры, медленно продвигаясь по своему чётко продуманному сюжету, поначалу меня забавляло издеваться над ней, но за какой-то день мы поменялись ролями, и теперь она изводит меня и бесит своим присутствием. Ещё немного, и я сорвусь. Что ей от меня нужно?

— Если не хочешь нарваться на неприятности, советую поехать домой!

— Можно мне хотя бы посмотреть игру? Я фанатка хоккея.

— За какую команду ты болеешь? — сухо спросил я, войдя на стадион.

— За «Торонто», разумеется! — с гордостью заявила она, проходя через рамку металлодетектора.

Это что, так очевидно?

И тут я вспомнил, как она садилась в чью-то тачку с эмблемой этой команды. Да, всё сходится.

— Мой брат и парень играют в юниорской лиге за «Торонто».

— Сегодня нашими противниками будут «Кометы» из Нью-Йорка, если ты не их фанат, то тебе нечего здесь делать.

— То есть как это нечего? Я имею право посмотреть на своего одноклассника в игре. Не каждый может заявляться во взрослую команду, будучи ещё школьником. За этим интересно понаблюдать, — с искренней улыбкой сказала она мне.

Я закатил глаза и, ничего не ответив, ушёл в раздевалку.

Чёртова Тереза-Килан.

Мои планы на её счёт рушатся в стремительном темпе, она оказалась не такой-то простой. В ней сочетаются сразу три типа людей: те, которые могут гордо парировать все мои издёвки, те, кто испуганно прячут свой взгляд от меня в сторону, и те, которые хотят заглянуть мне глубоко в душу. Но что в ней преобладает, я пока не понял. Было бы куда лучше, если бы первый тип подавил все остальные. То, что она чем-то походит на мою бывшую, не даёт мне в полной мере насладиться своей игрой, я даже не могу довести всё до конца. Я не должен был вестись на её слёзы и уж точно не должен был брать её на руки. Теперь она считает меня не таким, каким я являюсь на самом деле. Смысл в том, что я действительно ношу маску, но моя маска — это своего рода отголоски из прошлого, иногда мне бывает не по себе, когда кто-то становится мягким по отношению ко мне. Мягкость я не приемлю, она сродни жалости. А жалость — это последнее, чего я жду от людей.