Шаг вперед

– О да! Пацан просто втыкал на чертежи и схемы оборудования чтобы не видеть этого ужаса! Безальтернативно вы ему «подсказали» путь. Либо загибаться от страха, либо изучать матчасть. Думаю никаких голых баб, на которых можно было повтыкать во время досуга, в переданном пакете не было. Да, железяка?

– Пакет данных не содержал постороннюю информацию. Ресурсы были на исходе и наполнение выбиралось законченным и охватывающим наибольшее количество смежных областей.

Вот вот… Никакого досуга у парня не было. Либо схемы, либо обаяшки.

А обаяшки впечатляли. Тут была добрая половина бестиария. А часть тварей и в бестиарии не было. Парочка точно мне ещё не встречалась ни на страницах описания игры, ни на Айне. Похоже, эти экземпляры живут на поверхности.

То, что информация с поверхности в переданном Прохорову пакете была, нашло подтверждение уже на следующем рисунке.

В цвете. Поверхность планеты и красноватое светило, встающее или садящееся за слегка вогнутый горизонт. Лёгкая зеленоватая дымка – туман. Бордовые нити пронизывают воздух у поверхности, редко где сгущаясь в более плотные клубы.

Видел я подобное. Только без фона в виде цветной планеты, светила и прочей красивости. Бордовый туман.

– Контролёр, что это?

– Затрудняюсь ответить. Изображения такого плана в переданном пакете отсутствуют. Возможно искажение восприятия или выдуманный образ.

– Так это не Айна и Норайна?

– Подтверждаю. Норайна имеет спектр излучения, отличающийся от изображённого. Геология планеты отлична от геологии Айны.

Хмыкнув, я оставил при себе своё мнение и виденное своими глазами. Пусть так. Листнул на предпоследний файл. Чуть напрягся. Листнул на последний. И набрал Беркута. Для пояснений.

Неожиданно видеть после детских рисунков, хоть и заметно прогрессирующих с каждым последующим файлом, чёткую фотографию открытого пластикового бокса, в котором лежит шлем виртуальной реальности. И фотографию чуть голубоватого металлического диска пятнадцати сантиметров в диаметре и сантиметр толщиной, сфотографированного на заботливо подложенной линейке.

Диск я видел первый раз и иероглифы, идущие по его гурту, мне ни о чём не говорили. А вот шлем ВР был один в один как тот, что был изъят у меня доблестными стражами порядка. И шлем. И бокс.

Не знаю, может быть, шлемы ВР так и выпускаются и поставляются, в таких боксах, я не видел магазинную упаковку. Как то не довелось. Но зачем тогда его фотографировать и подшивать в такую подборку?

– Слушаю? – голограмма абонента развернулась практически мгновенно.

– Два последних файла. Зачем они в подборке рисунков и что на них такое?

– Ха, пролистал? Как тебе картинки? – Беркут выглядел неподдельно заинтересованным.

– Цепляет. Особенно осознание, того, что нарисовал их ребенок. Сколько ему было на тот момент?

– Самые последние нарисованы в десять лет.

– Жуть! Так что на последних фото? – вернулся я к теме звонка.

– Там то, что мы вытащили буквально пару дней назад. Сами не знаем что это и зачем. Вроде обычный шлем, только в какой-то нестандартной упаковке. И железяка с иероглифами.

– Что эти фото делают в подборке рисунков Прохорова? Они с ним как-то связаны, или это просто криворукая сборка скан-копий?

– А! Ты про это! – сориентировался в вопросе Беркут, – как-то связаны! Пила буквально на днях смогла вскрыть ребус, переданный Прохоровым. Ребус свежий, за пару дней до смерти оставлен. Но передан по каким-то каналам из их босоногого детства. По наводке оказалась посылка вот с этими двумя предметами. Пока сами не знаем что это такое.

– Ну шлем, я подозреваю, аналогичен тому, что был у меня. Со сбитыми настройками. Бокс – один в один. Возможно, этот шлем позволит активировать ещё один какой-нибудь убер законсервированный комплекс. Было бы неплохо. Лишняя помощь и поддержка нам не помешает, – подарил я Беркуту эту информацию. Глядишь, ещё один мощный производственный комплекс будет введён в строй и появится у моего клана хороший союзник, – только убедитесь, что в руки властям не попадёт. А то мой они изъяли, и в результате четверть столицы в руинах.

Первоначальная радость, отобразившаяся на лице Беркута, как только он услышал про шлем, быстро сменилась недоверием:

– Прости, что ты сказал? По поводу теракта?

– Какого к чёрту теракта? – я смотрел на осознающего сказанное взрослого мужчину, на лице которого сменялись неверие, шок и разочарование, – то, что случилось тем утром – это Королева шургов одни глазком взглянула на пригласивших её отведать нового вкусного мира. Пригласивших по своему скудоумию и криворукости.

На Беркута было страшно смотреть. Мертвенно бледное лицо. Застывший взгляд. Сжатые до скрипа зубов челюсти.

– Позже договорим, – сквозь зубы процедил он и отключился.

– А железяку с иероглифами я и сам первый раз вижу, – уже в пустоту проговорил я.

***

Выписка Лариной Полины Игоревны затянулась до позднего вечера. Долго бегали с бумагами. Пока всё оформили, пока расписались, пока поставили все печати. Всё-таки страховка у неё была дорогая, и аккуратное оформление всех бумаг, чтобы больница могла получить по ним довольно крупную сумму, причитающуюся за её лечение, было критически необходимым. Персонал больницы всё делал аккуратно.

Но вот бюрократия осталась позади, и Пила шагнула через порог больницы в пустоту. Осознание, что она осталась одна, навалилось на неё со всей силой.

О гибели мамы ей сообщили практически сразу, как она пришла в себя. По словам следователей, мама погибла на дежурстве, когда на их хирургический корпус больницы, в которой она работала, упал заходящий на посадку дальнемагистральный Боинг, в тот самый первый час после применения неизвестными неустановленных спецсредств.

С папой всё произошло на её глазах. Страшная картинка на секунду мелькнула в её памяти, но была задвинута на задний план сильной волей девушки. Хоть они и находились в одной комнате в тот момент, но на саму Полину эта мерзость оказала намного более слабое воздействие. И вот она уже в порядке. А последний её родной человек в этом мире – нет. Врачи ничего не говорят обнадёживающего. Воздействие неизвестно, его последствия – тоже. Способов диагностики не существует. Как лечить то, что нельзя диагностировать – не знает никто. Диагноз – кома. Чтобы хоть что-то написать. Да и, как ей объясняли, немного схожие состояния.

Но прослеживается отрицательная динамика. И если ничего не произойдёт, то он угаснет в течение месяца.

Привлечь высококлассных специалистов она не смогла. Попыталась, но ей быстро объяснили, что распоряжаться ресурсами корпорации она больше не имеет никакого права. Какие-то юридические тонкости позволили папиным замам опротестовать его завещание и сформировать управляющую структуру с государственным участием. Что-то по законам, касающимся стратегических производств.

Заодно, и все сбережения, инвестиции и прочие «подушки безопасности» были подобраны и поменяли владельцев. У Полины осталась только небольшая квартира на окраине столицы. Хоть не на помойку вышвырнули. Привлечение же высококлассных специалистов стоило очень дорого. Запредельно. И стало не по карману дочери бывшего владельца огромной корпорации. Ещё живого. Хоть и ненадолго.

Возле выхода из больницы Полину ждал Беркут. Последний верный лично ей человек. Единственный, кто поддержал её в это тяжёлое время. Постоянно был рядом и не давал наложить на себя руки. Можно сказать, помог врачам вытащить её с того света. Своим оптимизмом держал на плаву, распространяя вокруг себя волны жизнерадостности и уверенности в будущем.

– Привет! Рад тебя видеть! Машина за воротами, пойдём, – он забрал её сумку, небольшую и лёгкую, и, пытаясь казаться уверенным и жизнерадостным, повёл Полину в сторону выхода с территории.

Но обмануть её он не смог. Полина видела – с ним что-то случилось. Впервые она увидела Петра Сергеевича, с улыбкой всегда просившего называть его Беркутом, в таком состоянии. Даже болезнь дочери – не довела его до такого. Что же случилось сейчас?