Страница 88 из 259
— Возможно, он предпочитает смерть той жизни, что устроили нам dhoine.
— А возможно, он просто не хочет видеть, что можно попробовать что-то иное. Я даже в чем-то его понимаю, ведь он воюет слишком много лет, у него ничего не осталось, кроме этой войны, а его жизнь утратила смысл. Он привык жить именно так, и измениться уже не может, потому что разрушать намного легче, чем строить.
— О каком ином ты говоришь?
— К примеру, Саския попробовала и у нее получилось. А что сделала с нами чистокровная эльфка Францеска?
— К чему это сравнение?
— К тому, что если твоей целью действительно является мирное сосуществование и нормальная жизнь для всех рас, возможно именно этого ты в итоге и добьешься, а если все затевается лишь для удовлетворения своих амбиций — сей помысел не скроешь, как ни финти, и проявит себя эта цель скорее рано, чем поздно.
— Йорвет, а все-таки ты не меняешься, — вздохнул Филавандрель. — Ты по-прежнему резок и категоричен в суждениях, прямолинеен, циничен, злопамятен и упрям. И, кстати, а что ты делаешь в глуши веленских лесов?
— Думаешь, плету нити заговора против Францески?
— Это вряд ли. Но, зная тебя, я готов и к таким неожиданностям.
— Я просто охочусь.
— Твоя королева хочет к столу оленя непременно веленского происхождения?
— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Йорвет. — Хотя, учитывая количество эльфов в твоем лагере, думаю рассчитывать мне не на что. Вы точно поели всех косуль, оленей и зайцев в этом лесу.
— Да, примерно так дела и обстоят. Наши охотники промышляют дичь по окраинам леса, что к югу отсюда. Правда, ходят слухи, что в нем обитает леший. Хотя от купцов и деревенских мы слышали, что какой-то ведьмак его истребил. Может, это и правда, но мы все равно опасаемся заходить далеко. Но ты-то наверняка не боишься.
— Кстати, о чудовищах. Я тут с накерами немного повоевал, — сообщил Йорвет. — И они меня маленько покоцали. Мне бы как-нибудь раны обработать, а то мало ли что, на когтях-то у них какого только дерьмища ни водится, а я все ж не ведьмак, у меня такого, как у них иммунитета нет.
— Да пожалуйста, — не стал возражать Филавандрель. — Вон там у нас свободный шалаш, приспособленный под служебные нужды. Можешь там расположиться и заняться своими ранами. Мешать тебе никто не будет.
Йорвет удовлетворенно кивнул и направился в указанную Филавандрелем палатку.
========== НЕ СЛОВИВШИ БЕЛА ЛЕБЕДЯ, ДА КУШАЕШЬ (часть 2). ГЛАВА 11, в которой Геральт занимается поисками, а Йорвет - охотой ==========
— А доводилось тебе встречаться с лешими? — спросил Филавандрель Йорвета, который после самолечения вернулся к костру и теперь сидел на бревне и наблюдал за причудливой пляской огня.
— Да, видел его издали. Это было еще когда я во Врихедде служил, мы стояли лагерем рядом с каким-то лесом, а эта тварь обходила дозором свою территорию. Мы видели, как что-то движется меж деревьев, и не враз поняли, то ли у нас коллективный глюк — деревья перемещаться стали, то ли это действительно что-то странное по лесу бродит. А потом оно подало голос. Ну, скажу я тебе, тут мы все пересрали — такая это жуть. И, главное, чувство странное: с одной стороны хочется бежать куда глаза глядят от этого ужаса, а с другой стороны — будто тянет к нему что-то против воли.
— И чем закончилось?
— Он подошел к краю леса, посмотрел на нас из-за деревьев, потом побрел дальше. За границы своих владений ему ходу не было. Это нас и спасло. Потому что с этой рогатой колодой управляться точно умеют только ведьмаки.
— И как он выглядел?
— Филавандрель, я по сравнению с тобой по годам пацан зеленый, и ты леших никогда не видел?
— Я всю жизнь прожил среди полей Дол Блатанны. Там нет лесов. И леших, разумеется, тоже нет.
— Он похож на замшелое бревно. Как будто поваленное дерево пыром поставили, сверху приделали рога, там, где примерно должна быть голова — лицевая часть звериного черепа без нижней челюсти, руки-ветки — высохшие, тонкие, ниже колен висят, ну и когтищи на них что твои кинжалы, и длины… во! — Йорвет развел ладони, показывая, какой величины были когти у лешего.
— Да ладно! — впечатлился рассказом Филавандрель.
— Да век Вергена не видать!
— Да-а, судя по твоему описанию, эта такая тварь, о которой лучше сто раз услышать, чем один раз увидеть.
— Истину ты глаголешь, — согласился Йорвет. — Кстати, раз уж мы завели разговор о голосистых монстрах. А куда делась эта слепая истеричка, которая эльфа от dhoine отличить не в состоянии?
— Да, как оклемалась чуток, отправил я ее с ребятами в караул на дальние кордоны от греха подальше. Ты-то терпимостью никогда не отличался. В следующий раз прибьешь дуру ненароком, а кто за нашу свободу будет тогда сражаться?
— И то верно, — согласился Йорвет. — А то Яевинну, поди, уже наскучило на Торувьель все время любоваться. У этой-то морда явно поинтереснее будет — вон как разрисована, прям ходячая картинная галерея Борсоди.
— Не напоминай ты мне про Торувьель, — скорбно покачал головой Филавандрель. — Так я жалею, что она наслушалась этого псевдопатриотического бреда, которым забил ей голову Яевинн, оставила нас и отправилась с ним. Она, конечно, всегда была импульсивна, вспыльчива, но отходчива. Под влиянием Яевинна она наверное превратилась во что-нибудь отвратное, некую бледную копию его обожаемой Аэлирэнн. А может быть, ее давно убили.
— Не любишь Аэлирэнн? Какой же ты после всего этого патриот? — поддел Филавандреля Йорвет.
— А я никогда не позиционировал себя патриотом. И никогда не утверждал, что люблю Аэлирэнн, потому что по моему мнению именно она лишила нас будущего, окончательно уничтожив своей показательной и бесполезной акцией возможность компромисса. Ну и заодно, похоронив весь цвет эльфийской расы. А мы теперь Раупиннек-Раупиннек… Да ему у Аэлирэнн учиться надо, как геноциды устраивать!
— Слышал бы тебя Яевинн, — усмехнулся Йорвет.
— Он считает иначе, чем я. И у него своя правда, а у меня — своя. Я — мирный эльф, и не считаю нужным переубеждать его. А он, напротив, упорно и настойчиво желает убедить всех эльфов в том, что прав именно он. За это, кстати, я тоже не люблю Аэлирэнн, ведь именно после ее восстания начался раскол нашей расы на радикалов и умеренных. Первые считают нас предателями и презирают чуть ли не больше, чем людей. А мы считаем, что они мешают нам уживаться с другими расами, сводя на нет даже слабенькие попытки хоть как-то сосуществовать без открытой агрессии.
— Ну, погромы обычно устраивают люди по отношению к нелюдям, а никак не наоборот, — заметил Йорвет.
— Да. И частенько на погром их провоцирует то, что кто-то из доблестных партизан, типа нашей отважной Верноссиэли, подстрелил на дороге кого-то из их родни. Йорвет, ты не хуже меня понимаешь, что это замкнутый круг, мы давным давно запутались во взаимных обвинениях и не помним, с чего все началось. Вот только акции, подобные выступлению Аэлирэнн, решению этой проблемы не способствуют. Единственное, что таким образом гарантированно удастся — это красиво умереть. А по вопросу о красивой смерти мы с тобой солидарны.
— Бывают ситуации, когда не жить проще, чем жить, — философски заметил Йорвет. — А исходя из своего богатого опыта сотрудничества, радикализма и сосуществования, могу тебе сказать, что все это лишь слова. Время так причудливо играет нашими судьбами и жизнями, создавая такие странные союзы, которые нам и в голову бы иной раз не пришли. Вот я, казалось бы, эталон непримиримости, воевал на стороне людей, которые враждовали со своими же соплеменниками. А потом мои же сородичи меня продали. Не люди, а эльфы, заметь. Потом я снова вступил в многосторонний союз с эльфами, краснолюдами, людьми, к нам присоединились даже ведьмак и чародейка. Это было в Вергене. А требовалось для того, чтобы люди-вергенцы смогли победить людей-каэдвенцев. Зачем я это делал? В первый раз мне казалось, что так правильно, во второй — я был уверен, что так нужно. В первый раз я обманулся в своих надеждах, во второй — все вышло, как должно.