Страница 27 из 30
В научной литературе, мемуарах, публицистических статьях и документальных фильмах, имеющих отношение к теме нашего исследования, уже давно фигурирует миф о том, будто Гиль попал в плен раненым[237]. На первый взгляд эта версия выглядит вполне убедительной. Действительно, летом 1941 г. очень многие солдаты и командиры Красной армии оказались в плену ввиду того, что получили ранения и не смогли самостоятельно передвигаться, а некоторые из них попали в неволю, когда находились в бессознательном состоянии. С подполковником Владимиром Гилем, как утверждают некоторые авторы, стряслось то же самое.
Однако немецкие документы дают повод серьезно усомниться в этой распространенной версии. В персональной карточке Гиля есть графа, является ли военнопленный здоровым, больным или раненым (gesund, krank, verwundet). Напротив этой графы сделана пометка черными чернилами – «здоров» («gesund»)[238]. Можно, конечно, допустить, что к моменту регистрации в лагере Гиль уже чувствовал себя значительно лучше, чем в первые дни плена. Тем не менее это предположение ничем не подтверждается.
Более того, участь раненых и обессилевших от потери крови бойцов и командиров (которых могли сутками гнать под конвоем к ближайшему сборно-пересыльному пункту или транзитному лагерю), была в основном трагичной[239]. Политика вермахта в отношении советских военнопленных, особенно на первом этапе войны, отнюдь не преследовала цель сохранения жизней советских военнослужащих. К этому стоит добавить безразличное отношение со стороны немецких тыловых органов к факторам, влиявшим на увеличение смертности среди красноармейцев (голод, холод, эпидемии, условия транспортировки и т.д.). Таким образом, у нас нет серьезных оснований считать, что подполковник Гиль попал в плен раненым.
Жизнь советских военнопленных в глазах немецких солдат и офицеров фактически ничего не стоила. Правда, были исключения. В основном они касались старшего командного состава Красной армии. Эти лица представляли интерес для вермахта, в особенности для отдела «Иностранные армии – Восток» ОКХ. В рамках этого органа работала целая группа, в чью задачу входили анализ и обобщение трофейных материалов, допросы важных военнопленных[240]. Советских командиров частей, соединений и объединений, начальников штабов разного уровня старались передавать сотрудникам отделов 1с или абвера. Именно так и поступили с Гилем.
Историк А. Даллин в 1951 г. имел возможность встретиться с одним из бывших офицеров немецкой разведки. Последний перед войной против СССР был прикреплен к 3-й танковой группе. В середине июля 1941 г. он допрашивал начальника штаба 229-й стрелковой дивизии Владимира Владимировича Гиля. Как отмечает Даллин, его собеседник описал пленного подполковника как «человека лет тридцати пяти», «представителя типичного советского мировоззрения»[241].
Подробности этого допроса нам неизвестны. По всей видимости, Гиль изначально не пошел на сотрудничество, иначе бы его отделили от общей массы военнопленных, как человека, представлявшего интерес для военной разведки. Гиль вновь оказался среди пленных.
25 июля 1941 г. генерал-квартирмейстер вермахта Эдуард Вагнер подписал приказ № 11/4590 об освобождении из плена представителей «дружественных» национальностей: немцев Поволжья, прибалтийцев и украинцев[242]. Приказ предписывал отделять пленных по национальному и этническому признакам. Эти указания достигли групп армий в августе 1941 г. Больше всего от них выиграли красноармейцы-украинцы, большинство из которых приходилось на область группы армий «Юг». Только до конца 1941 г. немецкие органы по делам военнопленных выпустили 260 тыс. человек. В районе группы армий «Центр» наблюдалась иная картина. До конца 1941 г. здесь освободили 30 тыс. красноармейцев, то есть возможности ускользнуть от ужасной судьбы плена оставались невелики[243].
Владимир Гиль, конечно же, тоже хотел получить свободу. Став свидетелем того, как отпускают из плена немцев Поволжья и украинцев, он решил «примазаться» к привилегированным национальностям и получить, таким образом, право на освобождение. Надо сказать, что к подобному трюку прибегали тогда многие, но немцы верили не всем. Кроме того, солдат или командир, заявивший о своем немецком происхождении, сам не зная о том, попадал в группу риска, так как красноармейцев из немцев Поволжья, как правило, подвергали серьезной проверке (в германских органах существовали обоснованные опасения, что под видом фольксдойче могут скрываться евреи, чьи фамилии могли быть схожими с немецкими)[244].
Гилю удалось успешно пройти проверку. Однако произошло это уже в Офицерском лагере № 68 (Offizierslager 68, сокращенно – Oflag), в Сувалках (Sudauen / Suwalki), куда его доставили летом 1941 г. Лагерь появился незадолго до нападения на СССР[245]. Находился он в I военном округе Третьего рейха (Кенигсберг, Восточная Пруссия). Гиль прошел регистрацию и получил личный номер – 1173[246].
К слову, регистрация советских военнопленных в I округе не всегда проводилась с соблюдением всех предписаний. Были случаи, когда большие группы пленных солдат и офицеров учетом не охватывались. Немецкие специалисты, работавшие с документами лагеря в Сувалках, смогли установить лишь 4383 личных номера, что является очень низким показателем, так как вне регистрации осталось более четырех десятков тысяч человек, умерших от голода и болезней[247].
Данные на подполковника Владимира Гиля, по счастливой случайности, сохранились. Бывший начальник штаба 229-й стрелковой дивизии был зарегистрирован в лагерной комендатуре, в отделе, отвечавшем за учет военнопленных. Сохранилась персональная карточка Гиля, она отчасти и проливает дополнительный свет на биографию советского командира[248].
Условия содержания в Офлаге № 68 были далеки от какого-либо комфорта. Пленные страдали от сыпного тифа и дистрофии, холода и голода, питаясь травой, листьями и корой деревьев. Имели место случаи каннибализма. В лагере процветали воровство одежды и продуктов, убийства своих недавних боевых товарищей за пайку недоброкачественного хлеба или миску отвратительной похлебки. Поначалу пленные жили под открытым небом, ютясь в ямах, затем они соорудили себе землянки[249]. Позже, в сентябре – октябре 1941 г., были построены бараки. По показаниям бывшего члена «Дружины», Бориса Алелекова[250], арестованного в 1945 г. сотрудниками ГУКР «СМЕРШ», в блоках могло содержаться «до пятисот человек военнопленных, бывших командиров Красной армии, и до двух тысяч лиц еврейской национальности»[251].
В структурном плане лагерь в Сувалках мало чем отличался от других подобных мест заключения в районе ответственности ОКВ, поскольку все они были построены по единому образцу. Как правило, стационарный лагерь для офицеров-военнопленных был рассчитан на 30—50 тыс. человек и состоял из нескольких зон[252]. В первой зоне располагался немецкий персонал, охрана, казармы, столовая и лагерная администрация – комендатура с соответствующими отделами (учета, снабжения, здравоохранения и т.д.). Во второй зоне размещались советские военнопленные. Жили они в бараках. Если в лагере были не только командиры, но и рядовой состав, то их старались разделить по отдельным блокам. Кроме жилых бараков, в этой зоне также были санитарный блок и тюремный изолятор, столовая, баня и плац, служивший местом для ежедневных проверок. Нередко на плацу проводились телесные наказания и казни, чтобы запугать узников и сломить их волю к сопротивлению. Вся зона, где содержали пленных, была обнесена забором с колючей проволокой, через каждые 100 метров торчали наблюдательные вышки с обзорной площадкой под крышей. За охраняемым периметром лагеря, в стороне от дорог, обычно находился могильник. В некоторых случаях пленных заставляли рыть ямы, куда потом складывали штабелями трупы красноармейцев. Иногда для этих же целей использовались кладбища, располагавшиеся недалеко от лагеря[253].
237
См.: Брюханов А. Вот как это было… С. 12; Доморад К. Так ли должны писаться военные мемуары… С. 83; Титков И.Ф. Бригада «Железняк». Минск, 1976. С. 213; Энцыклапедыя гiсторыi Беларусi: У 6 т. Т. 2. Мiнск, 1994. С. 530; Пережогин В.А. Солдаты партизанского фронта… С. 26; Гиль В.В. Указ. соч. С. 22; Долгополов Н.М. Надежда Троян. М., 2016. С. 35; «Загадка полковника Гиля». Фильм первый «Плен». Программа «Обратный отсчет». Телеканал ОНТ, 2012 г.
238
ЦАМО. Картотека военнопленных офицеров. Personalkarte… № 1173.
239
В прифронтовой зоне и в районе ОКВ с начала войны и до весны 1942 г. оперативными группами полиции безопасности и СД при участии вермахта было ликвидировано около 600 тыс. военнопленных. См.: Штрайт К. «Они нам не товарищи…»… С. 135.
240
Хохлов Д.Ю. Отдел «Иностранные армии – Восток» ОКХ // Великая Отечественная война. 1943 год: Исследования, документы, комментарии. М., 2013. С. 209.
241
Даллин А., Маврогордато Р.С. Указ. соч. С. 17.
242
Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Статистическое исследование. М., 1993. С. 333. Распоряжением ОКВ № 3900 от 13 ноября 1941 г. дальнейшее действие приказа генерала Э. Вагнера было приостановлено.
243
Pohl D. Die Herrschaft der Wehrmacht. Deutsche Militärbesatzung und einheimische Bevölkerung in der Sowjetunion 1941—1944. Frankfurt-am-Main, 2011. S. 215, 217.
244
Полян П. Советские военнопленные-евреи – первые жертвы Холокоста в СССР / Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне: Воспоминания и документы. М., 2006. С. 33.
245
Датнер Ш. Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных во Второй мировой войне. М., 1963. С. 367.
246
ЦАМО. Картотека военнопленных офицеров. Personalkarte… № 1173.
247
Otto R., Keller R., Nagel J. Sowjetische Kriegsgefangene in deutschem Gewahrsam 1941—1945. Zahlen und Dimensionen // Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte. Heft 4. München, 2008. S. 572.
248
ЦАМО. Картотека военнопленных офицеров. Personalkarte… № 1173.
249
Датнер Ш. Указ. соч. С. 367.
250
Алелеков Борис Георгиевич (псевдонимы «Коньков», «Кустанайский»). Родился в 1905 г. Уроженец г. Кустанай (Кустанайский уезд Тургайской области, сегодня – Казахстан). Военный врач 2-го ранга, ветеринарный врач 27-й стрелковой дивизии. Сдался в плен в самом начале войны. Содержался в «Офлаге-68». Был завербован эсэсовской разведкой – СД. Член БСРН и 1-й русской бригады СС «Дружины». Исполнитель расстрельных приговоров. Сотрудник «Службы предупреждения». 16.8.1943 г. во время перехода бригады Гиль-Родионова на сторону партизан остался с немцами. Работал в гражданской администрации Плисского района. Служил ветврачом до июня 1944 г. Вместе с немецкими войсками отступил в Польшу, где изъявил желание выехать на работу в Германию. Биржей труда г. Торгау был направлен на работу в район Либенверда (75 км от Дрездена), где оставался до 22 апреля 1945 г. После войны арестован органами военной контрразведки «СМЕРШ» и осужден на 15 лет лишения свободы. Срок отбывал в Архангельской области. См.: ЦАМО. Ф. 33. Оп. 11458. Д. 229. Л. 7; Оп. 563785. Д. 7. Л. 252.
251
Полян П. Советские военнопленные-евреи… С. 33.
252
Штрайт К. Указ. соч. С. 77.
253
См.: Самутин Л.А. Я был власовцем… СПб., 2002. С. 57—82; Доморад К. Так ли должны писаться военные мемуары… С. 82.