Страница 5 из 22
Военная история знает не один такой пример. Когда в конце мая мне пришлось задержать наше контрнаступление, я и не подозревал, что п. Тухачевский прорывал перед этим «Смоленские ворота» и в конце боя дрался за удержание даже не их самих, а их суррогата – «калитки в Ореховне». Это напоминает мне широко известное сражение между армиями Куропаткина и Оямы в январе 1905 года. Русские, которые тогда наступали, называют его «битвой под Сандепу», а называют его так потому, что и генерал Куропаткин, и командующий 2-й армией Гриппенберг развитие всей операции ставили в зависимость от успеха боя за Сандепу, за эту своего рода Ореховну на тамошнем театре военных действий. Название этого городка было так созвучно их помыслам, их планам, их тревогам и надеждам, что оно предопределило и название всего сражения. И вот, игра случая, японцы, которые перешли в контрнаступление, окрестили то же самое сражение совсем по-другому – «битва под Геи-кау-таи», под другой Ореховной, ибо именно здесь они познали весь ужас разгрома, столкнувшись с отборными войсками русских, именно это название связалось в их сознании с самыми большими трудностями и тревогами, с самыми большими потерями. В своих лекциях я всегда любил приводить этот пример, называя его комедией ошибок и образцом комического недоразумения. Я всегда предупреждал своих слушателей, чтобы в военных операциях, как малых, так и крупных, они всеми силами избегали ловушек, скрытых в географии и геометрии. И пусть меня простит мой уважаемый противник по войне 1920 года, если теперь, наряду с Сандепу, я буду приводить пример Ореховны. Когда я перейду к анализу боевых действий, то, думаю, мне удастся доказать, что упорное топтание мыслями вокруг подобных проблем у полководцев почти всегда неизбежно ведет тоже к топтанию, но уже ногами солдат, неутоптанной земли полей сражений с огромными затратами времени и сил.
Я задержал внимание читателя на этой части размышлений п. Тухачевского потому, что сам он, собственно говоря, анализ своих намерений и планов строит на одном только эпизоде – маневре поворота основных своих сил под прямым углом сразу после овладения, как он пишет, «Смоленскими воротами». Очевидно, что мысли п. Тухачевского были очень сильно заняты этим маневром, который он осуществил два раза: первый раз – во время майской операции, второй – в июле во время главного наступления, закончившегося под Варшавой. Это было связано со стремлением использовать железную дорогу Полоцк – Молодечно в качестве наиболее удобной транспортной магистрали для обеспечения главных сил его армии.
Мысль простая и понятная, но занятие и прикрытие главной операционной линии вовсе не требует ее, так сказать, физического вытаптывания основными силами в строгом соответствии с назначенными на ней географическими пунктами. Такая непосредственная увязка мыслительной работы полководца с географическими названиями и геометрическими фигурами всегда, повторяю, приводит в итоге к ловушке, смысл которой заключается не в чем ином, как в игнорировании при разработке плана дальнейших действий главнейшего препятствия, которое только может существовать на войне, – войск противника и их действий. Последние, в свою очередь, вовсе не обязательно увязывают свои действия с теми же географическими и геометрическими фигурами, а чаще всего имеют свою Ореховну, не совпадающую с Ореховной противника. У меня еще будет возможность вернуться к этим выводам при анализе действий п. Тухачевского.
Анализируя стратегическую группировку своих сил и сил противника, п. Тухачевский делает это очень коротко, говоря о себе, и значительно более обширно в отношении нас. О себе он говорит немного. Здесь он, как подчиненный, связан решениями своего Верховного главного командования. А оно, в свою очередь, выбрало место сосредоточения основной группировки своих войск и определило количество сил, которые под командованием п. Тухачевского должны идти в бой. С исторической точки зрения эти подробности очень интересны, но на них автор почти не останавливается. Он только отмечает, что ему был назначен район сосредоточения Витебск – Орша – Толочин и выделено под его командование до 21 дивизии.
Действительно, если подсчитать количество дивизий – в том числе 2 кавалерийские, – с которыми п. Тухачевский начал свое главное наступление в июле, то получится именно это количество войск, выделенных ему для проведения операции. Однако первая, майская попытка предпринималась только 13 дивизиями, то есть менее чем ⅔ сил, предназначенных для наступления.
Группировку своих сил п. Тухачевский рассматривает на основе анализа построения наших войск. В общих чертах его мнение о нашей группировке следующее: польские войска кордонно растягивались по всей занимаемой ими линии более или менее равномерно. Очень жаль, что другую часть своих стратегических рассуждений – рассуждений, представляющих собой украшение всей книги, п. Тухачевский поместил в другом месте, в анализе главной, июльской операции. Может быть, причиной тому было нежелание долго останавливаться на неудачном майском наступлении, но, признаюсь, я с определенным трудом пошел на то, чтобы в своей работе сохранить этот, на мой взгляд, нелогичный способ изложения. Сомневаюсь, чтобы п. Тухачевский, который свое майское наступление продумывал так же тщательно, как и июльскую операцию, не проигрывал в уме те же самые таранные действия, которые он так красноречиво описывает лишь при анализе главного наступления. Более логичная последовательность изложения была бы для меня удобней, так как давала бы мне большую возможность сказать несколько слов в отношении критики – с моей точки зрения несправедливой – стратегического построения нашей армии и моих личных приказов по этому поводу.
Итак, характеризуя кордонную группировку наших сил, п. Тухачевский утверждает, что такое равномерное расположение войск вело к тому, что «никакими усилиями польское командование не могло бы сосредоточить на любом направлении главные массы войск. Наше наступление непременно сталкивалось бы лишь с незначительной частью польской армии и после этого последовательно встречало бы контратаки резервов» (стр. 37). На этой основе п. Тухачевский предлагает создать такую обстановку, когда бы «войсковые массы давили и в полном смысле слова упраздняли в районе удара части передовой польской линии. После этого последовательные контрудары резервов уже становились не страшны…» (стр. 37).
Читая и перечитывая эти рассуждения п. Тухачевского, я мысленно возвращался к своим раздумьям над этим же вопросом. И если мои термины и мои мотивы отличались от тех, которые приводит п. Тухачевский, то результат, к которому я приходил, всегда полностью совпадал с мыслями п. Тухачевского и в общих чертах сводился к выводу, сделанному еще в конце 1919 года. Я пришел к заключению, что в нашей войне с Советами тот, кто энергично наступает, всегда добьется успеха и прорвет кордон или линию в выбранном месте. Поэтому, как я говорил в те времена, я всегда искал выход в маневре, даже если это был маневр назад, связанный с отходом войск. И, признаюсь, меня в определенной степени задело замечание п. Тухачевского, что польское «командование» выставило против него весной 1920 года слабенький кордон, с которым он собирался легко справиться.
Прежде всего, п. Тухачевский забывает о существенной разнице в ролях, которые выпали ему и его непосредственному противнику. Если ему было предписано захватить инициативу и атаковать неприятеля, то польские войска на Северном фронте, противостоящем п. Тухачевскому, наоборот, имели оборонительные намерения. А в обороне первый ее рубеж, ближайший к противнику, не может быть ничем иным, как только кордоном, тонкой, неглубокой линией. Даже сугубо окопная война, предусматривающая как принцип линию в ее чистом виде, пришла в своем развитии к необходимости иметь кордон – слабый, легко прорываемый и создаваемый единственно в целях наблюдения и в целях прикрытия. Кордон или линия в обороне необходимы, иначе невозможно выявить ни силы наступающего противника, ни его истинные намерения, ни направления его ударов. Это первая мысль, которая должна была прийти в голову п. Тухачевскому, если бы он глубже вник в положение своего противника. Таким образом, кордон был, и в этом кордоне, замечу, стояло на всем фронте против войск п. Тухачевского 6 пехотных дивизий и 2 кавалерийские бригады (дивизии – 8-я, 1-я литовско-белорусская, большая часть 3-й див. легион., 2-я див. легион., 14-я, 9-я).