Страница 11 из 18
– Слышь, есть вопрос!
Я обернулся и увидел три силуэта. Один из них пошел быстрее и припустил за мной. Я опустил правую руку в карман и нащупал диск с итальянским или балканским фильмом. Средний палец я просунул в отверстие и прижал край к основанию ладони, чтоб кромка диска торчала наружу, достал из кармана и ускорил шаг. На мое плечо опустилась рука и постаралась развернуть. Я поддался усилию, добавил движения и широким взмахом от плеча полоснул по чьей-то щеке острием. Сила высокого кинематографа была очевидна – он заверещал, схватился за лицо и согнулся. Двое с разбегу кинулись на меня, я сразу скатился назад на спину, чтоб исключить падение, и отбивался ногами лежа. Это были не спортсмены, уличные хулиганы, поэтому они не успели сразу меня убить.
– Что, сволочь, давай, давай! – кричал я одному, стараясь захватить его ногами, другой заходил к голове, но я вертелся, закрывался руками и уходил от его ударов.
– Стой, стой! – крикнул тот, что за моей головой, и его голос показался знакомым. Силуэт у моих ног прекратил свою атаку.
– Фок? – Я убрал руки от головы.
– Да, Фока, Фок! Вставай, хулиган пьяный! – Фока протянул руку и помог подняться.
– Это не я хулиган, это вы хулиганы! – очень спокойно заметил я.
– Ну, жизнь-то идет… – как-то не очень по делу заметил Фока.
– А с ним что? – Я махнул головой в сторону раненого.
После недолгого общения парни постановили, что они «обознались», им нужен был внутренний вердикт, формальность, которая позволяла погасить конфликт. Поэтому сейчас Фока изображал крайнее расположение ко мне, чтоб оправдать себя перед сообщниками – ведь нельзя прощать такое кому попало! Я предложил отправиться в травмпункт – ближайший был в парке у моря – и зашить разорванную щеку – «хлопоты беру на себя». По дороге нас остановил один патруль, но Фока похохотал с ними, рассказал забавную историю, и мы пошли дальше. Нельзя сказать, чтоб раньше мы были особо дружны, хотя жили рядом и часто общались. Еще в детстве Фок «пошел по хулиганке» и сейчас выглядел не слишком привлекательно – был высушенный, тощий, в шрамах, но ум его был острым, а характер независимым. Мы обсуждали знакомых, которых больше никогда не увидим, вспоминали свой небольшой двор и уже в самом деле общались как добрые знакомые, которые не видели друг друга много лет…
Светало, мы стояли в парке, один из хулиганов, со скобками на щеке, заклеенными пластырем, угрюмо посматривал в сторону.
– Ну – по рукам! – Фока широким движением махнул ладонью в сторону, и я с хлопком поймал ее своей.
– Без обид! – Я протянул руку раненому.
– Без обид! – угрюмо, но честно подтвердил он.
Мы попрощались, Фока с товарищами двинулся в сторону центра, а я спустился к морю. Жилетка была разорвана, правый кроссовок тоже, штаны – грязнее некуда. Я завалился на холодный песок и смотрел на волны. Нужно было разбираться с машиной, снимать сюжет, у меня начиналось похмелье, я не спал всю ночь. Зато голова была свободной от переживаний – кажется, я и в самом деле добился, чего хотел. Поэтому я подышал еще немного утренним морем, поднялся в парк и в круглосуточном ларьке купил бутылку минеральной воды.
Я шел по утреннему городу, навстречу людям, которые спешили на работу. Солнце начинало согревать, и я снял изувеченную жилетку. Я подошел к дому, открыл машину и почему-то оставил жилетку на заднем сиденье. Прошел во двор, поднялся по террасе и ввалился в квартиру. Сразу захотелось спать, но я помылся очень горячей водой, долго оттирая себя мылом и губками рыжей, и тогда завалился под плед. Я отключил телефон, поставил будильник на три часа сна. Голуби о чем-то громко спорили, машины непрерывно мчали по брусчатке, но я уснул сразу.
Три года назад я напоил ее так, что мы делали это прямо на песке. Четырех-пяти коктейлей и встречи после долгого ожидания оказывается достаточно, чтоб поверить в любовь. Или действительно влюбиться? Я гнал от себя эти размышления. Времени катастрофически не хватало, а сделать надо много. Интервью лидера ждала столичная газета, мы не успевали с правками, фотография была неподходящей. Через полчаса начиналось очередное мероприятие, девочки уже все подготовили на месте, и я должен был выезжать. Журналисты с телевидения просили согласовать сюжет, а ролик все не приходил на почту. Секретарь настойчиво ждала рядом с бумагами в руках, а я заканчивал разговор с жителями одного из дворов центра – на их территории какие-то приезжие незаконно построили то ли автомагазин, то ли автомойку. Мозг кипел от жары и перегрузки, я старался скорее попрощаться и в то же время остаться вежливым. Я положил трубку, и секретарь сразу обрушилась на меня:
– Вот здесь надо подписать – мы заказываем новый принтер. Так, да. А это – заявка на подарок обществу инвалидов, медтехника, там согласовано, заявка должна быть от тебя.
Я наспех просматривал бумаги, но внимательно слушал. Посмотрел на часы и понял, что уже опоздал – похоже, и сегодня я остаюсь без обеда, в машине лежат яблоко и бисквиты, придется так.
Я мчал в центр, отвечая на телефонные звонки. В пиджаке было жарко, я бросил его на сиденье рядом, рубашка была с короткими рукавами, и так, без «верха», с галстуком, я выглядел весьма глупо. Но меня это интересовало мало, я жевал яблоко, старался спокойно разговаривать по телефону, переключал передачи и смотрел по сторонам. Я подумал о том, что на улицах вижу все больше девушек, возраст которых определить не могу. Глядя на их фигуру, я скорее мог бы сказать, сколько они весят, но девятнадцать им или двадцать пять, уверенно сказать я уже не мог, зато теперь я весьма успешно отличал тридцать пять от тридцати двух. У меня появилась привычка часто проводить рукой по голове – новая стрижка. Чтоб наметившаяся лысина не бросалась в глаза, я просто снял машинкой все волосы, и теперь щетина приятно щекотала ладонь. «Видимо, эти явления взаимосвязаны», – заключил я насчет девушек и лысины.
Площадка перед пресс-центром была забита людьми – меня уже предупредили, что политические оппоненты вывели на улицу студентов, а они изображали из себя возмущенных демонстрантов, и я подъехал со стороны небольшого переулка. Припарковал машину, накинул пиджак и пошел ко входу в пресс-центр. В толпе я уловил волнение и поймал взгляд бородатого. Он кивнул, и я ответил – это было похоже на рукопожатие боксеров перед поединком. Мол, «ничего личного, только спорт». Он был наемником, и я это понимал, но в свои ряды он собирал идейную молодежь – они были готовы к уличным столкновениям и провокациям, в отличие от «студентов за деньги». Второй год я видел их в работе – пока ничего серьезного они не сделали, только несколько человек успели «сесть» в сомнительном статусе политзаключенных, а наш оппонент – давно знакомый мне политик-националист из столицы – активно их поддерживал и заявлял о «репрессиях», проще говоря, использовал их. Полицейские в форме старались сохранить какой-никакой порядок, обеспечивая «коридор», в толпе сновали журналисты с камерами и фотоаппаратами. Я уже представлял кардинально противоречивые сюжеты: одних каналов о том, как на улицы в защиту национальных интересов вышли граждане, других – о «проплаченной» демонстрации и политических провокациях. Уже у самых ворот я уловил некоторое замешательство – из-за ажурной решетки персонал пресс-центра что-то оживленно доказывал моим коллегам.
– Привет! Что здесь? – прокричал я через толпу нашему социологу, который, держась рукой за большие ворота, автоматически их покачивал.
– Да вот, смотри – кусачки большие ищем! – На воротах красовалась цепь, протянутая через решетки обеих створок. Звенья цепи были скреплены массивным амбарным замком. Раздался звонок, я посмотрел на трубку – лидер.
– Ну что там? Открыли? – Он был в курсе ситуации и звонил, видимо, всем кому мог. Было слышно, что он на нервах.
– Нужно перепилить цепь, ищем инструмент, – отрапортовал я, не имея на самом деле никакого понятия о происходящем.