Страница 2 из 7
– Здравствуйте, товарищи! Захарова не видели?.. Ах, и вы здесь! Идите, полковник вызывает!
Окинув придирчивым взглядом ловкую, подтянутую, даже чуть щеголеватую фигуру капитана, полковник остался доволен.
– Войсковая часть полевая почта 19999-А (она вчера вышла из Галичина) просит нас помочь ей в розыске рядового Тимофея Николаевича Никитина и старшины Василия Дмитриевича Курского – военнослужащих данной части, пропавших третьего дня. Старшина и рядовой вышли из расположения части в город и в срок, указанный в увольнительных, не вернулись. Не пришли в часть и наутро. Днём командир разыскивал их своими силами, но не нашёл, а вечером часть выступила из города. Вот и всё. Вот тут приложены фотографии пропавших, их анкетные данные и разные справки…
Полковник передал бумаги Захарову.
Приняв все обычные в таких случах меры, то есть запросив комендатуры, госпитали, Захаров ещё раз тщательно изучил все имеющиеся у него материалы и тяжело вздохнул, на что имел полное основание. Действительно: два военнослужащих вышли из части – и как в воду канули. Куда они направились? Вдвоём или с кем-нибудь ещё? Вместе или порознь? Были ли у них в городе знакомые? Куда они заходили? – ни на один из этих вопросов никто ответить не мог.
Несчастный случай почти исключался: любое лечебное учреждение немедленно сообщило бы о пострадавших в их часть. Проверить это, конечно, было необходимо, но… Захаров почти не останавливался на этой версии, тем более, что проверить её не составляло никакой трудности. Самовольная отлучка двух ветеранов части, отличных бойцов-комсомольцев также исключалась. Вероятнее, пожалуй… Захаров ещё раз перечитал документы: Никитин был рядовым-автоматчиком, старшина же Курский – работник штаба.
«Так, так, так. Этот, безусловно, представляет немалый интерес! – подумал Захаров. – Скорее всего солдат и старшина явились жертвами притаившегося в городе врага. Допустим, что это предположение правильное. Но где же всё-таки искать след пропавших? Велик арсенал подлости у политических бандитов: убиты ли Курский и Никитин, или похищены, увезены, или спрятаны где-то в городе – таких «или» можно привести до бесконечности».
Размышляя и пока что не чувствуя под собой сколько-нибудь реальной почвы, Захаров, однако, не бездействовал. Связавшись с органами гражданской власти, следователь узнал, что за истекшие сутки было зарегистрировано два террористических акта: один советский работник чудом спасся от удара «случайно» упавшего с крыши камня, и местный выдающийся журналист-демократ был убит на улице пистолетным выстрелом из подвального окна.
«Значит, бандиты стали на путь открытого террора, а это уже даёт право предполагать худшее в судьбе двух военнослужащих – Курского и Никитина», – подумал следователь.
Поставив себя на место преступников, Захаров пытался сообразить, куда можно скрыть жертву. Сжечь? – опасно: летом печей никто не топит, готовят в Галичине на газовых плитах, и дым из трубы в июле месяце может привлечь внимание.
Подбросить тело в пустующую квартиру? В мусорный ящик? В подвал или на чердак? – в такую жару это через час станет обнаружено, и собака-ищейка легко возьмёт след. Утопить? Негде. Хотя…
Через пять минут Захаров был на улице и, лёжа на животе, заглядывал через открытый люк в трубу подземного канала. Галичане пояснили следователю, что когда-то на месте бульвара, посередине улицы Легионов, текла маленькая грязная речушка – ручей, оформленный под канал. Потом эту «водную артерию» догадались заключить в большую трубу, которую сделали главным канализационным стоком.
Разыскав контору, ведающую саночисткой города, следователь вооружился планом канализационной системы и через некоторое время в разных точках города у открытых люков встали люди, опустив в подземный канал металлические сетки на шестах. Весенние воды схлынули давным-давно, дождей тоже давненько не было, и на дне бетонной полутораметрового сечения трубы лениво тёк маленький мутный ручеёк, немощно неся какие-то тряпки, консервные банки и прочие отбросы. Но люди терпеливо стояли на своих местах, а тем временем сопровождаемый солдатом Соболем следователь действовал в других направлениях. K вечеру он вернулся в гостиницу ни с чем и, узнав, что посты на канализации тоже ничего интересного не обнаружили, сел в машину и поехал проверить их. Но убедившись, что люди в точности исполняют его инструкцию, Захаров вернулся к себе.
Он решил было промыть некоторые боковые линии, проходившие под наиболее глухими кварталами, и обратился за помощью к пожарным. Но те оказались несостоятельными: испорченная бандитами система гидрантов ещё не была отремонтирована. Захаров продумывал все варианты, подсказанные ему опытом, но мысли упорно возвращались к каналу.
Тем временем от поста к посту неторопливо передвигался человек, подолгу задерживаясь у каждого открытого люка, заглядывая в него и внимательно наблюдая за манипуляциями с железными сетками. Так он переходил до тех пор, пока его не задержали и не отправили к Захарову.
Появление этого немолодого, сутуловатого, спокойно-насупленного мужчины вызвало самый неподдельный интерес следователя.
– Гнат Остапчук, – степенно опускаясь на стул перед следователем, назвал себя задержанный.
На вопросы Захарова Остапчук отвечал рассудительно, немногословно и чрезвычайно спокойно.
– А вы человек выдержанный, – заметил следователь.
– Да, ничего: и в двуйке був, и в дифензиве, и в гестапе трохи не згинул, але не злякався…
Вскоре Захаров убедился, что Остапчук – человек порядочный. Непонятным было только его любопытство к действиям следователя. Но немолодой украинец сам поднял этот вопрос.
– Я до вас, капитан, маю пытання: подывився я на ваших хлопцев, але ничого не зрозумив, – що це ви там шукаете? – откровенно полюбопытствовал Остапчук.
Захаров некоторое время молча смотрел в глаза Остапчуку и вдруг пояснил, что ищет одну очень важную вещь, которую бандиты, наверное, бросили в канализацию.
Остапчук понимающе покивал головой и с той же неторопливостью обратился к следователю с неожиданным предложением. Оказалось, что Игнат Остапчук когда-то работал по ремонту канализации, отлично знает её устройство, неоднократно спускался в трубы и сейчас готов снова спуститься, если это может помочь важному делу.
– Це тильки я сможу зробыть, бо там сторонней людыне загибнуть – раз чохнуть, – закончил Остапчук.
…Когда улицы почти опустели и звон часов на башне ратуши доносился до отдалённых кварталов, Остапчук спустился в люк, обвязавшись на всякий случай верёвкой. Посвечивая себе фонарём, он пробирался по трубе. Возраст и годы оккупации сделали своё дело: старику было тяжело. Он задыхался, голова шла кругом, ноги и руки деревенели. Пуще всего сказывался недостаток кислорода в тесном бетонном туннеле. Не помогал и противогаз: в нём непривычному Игнату было ещё хуже.
Но старик крепился. Так он спускался в одном месте, потом в другом, третьем. В четвёртый раз Захаров и солдаты, проследив, как Остапчук скрылся в трубе, стали наблюдать за верёвкой: извиваясь, она змеёй уползала вслед за Игнатом, потом остановилась, снова дёрнулась и опять задержалась. Люди наверху насторожились. Прошло несколько секунд – верёвка не шевелилась.
– Остапчук! – крикнул Захаров, наклонившись над люком мостовой.
Труба молчала.
Подтянув ремень, Соболь крикнул товарищам: «Держите!», и, не задумываясь, скользнул по верёвке в люк. И ещё не успели солдаты распрямить спины, как из трубы послышался вскрик, верёвка сильно дёрнула людей, и они чуть было не нырнули вслед за Соболем. Солдаты всё-таки удержали верёвку. Вскоре она ослабла, и глухой голос скомандовал снизу: «Тяните!» Солдаты извлекли из люка Остапчука: голова его бессильно опустилась, а руки висели, как плети. Вслед за Игнатом был извлечён и Соболь.
– Вот чёрт! Не успел шагу сделать, как в щель угодил: сверху грязь, а наступил и – бултых! – чуть не по уши провалился.
Глотнув свежего воздуха, Остапчук пришёл в себя и тут же собрался снова лезть в трубу.