Криптия

Гордиан вовсе не был обрадован поручением, но вынужден признать, что предложение хозяйки разумно. Но и он внес свою лепту:

– А вы, хозяйка, сделайте так, что ваши слуги проследили, чтоб никто не сбежал.

– Я сейчас распоряжусь. Остальных прошу подождать в зале. Девушки принесут что-нибудь поесть.

Когда офицеры и хозяйка покинули зал, забытый всеми сказитель пробормотал:

– А бельмастый-то прав. Нехорошее это дело…

– Чего уж хорошего, – откликнулся Боболон. – Мальчишку порешили зверски, а убивец где-то среди нас спрятался.

– Оно, конечно. Только я не о том. Демонов и духов злых, разрушительных так призывают… а они на призыв ответят. Вскорости. Вот увидите.

Ланасса, отдав распоряжения Роху и конюху, не вернулась в зал, но и к себе не проследовала. Она поднялась туда, где располагались комнатушки Дучи с Нунной, а также убиенного Бохру. Дверь его комнаты Ланасса и распахнула.

Это тоже было разумно – обыскать комнату убитого. Как уже говорилось, в «Лапе» существовало правило – шлюхи обслуживают приезжих в их собственных комнатах, а не приглашают к себе. Но Ланасса подозревала, что Бохру это правило нарушал. Потому-то и старался держать свою комнатушку запертой. Там не было ничего, что могло бы вдохновить на особые любовные утехи. Но Ланасса, с ее жизненным опытом, знала – некоторых людей возбуждает именно нищета и убожество. А убийца, предположительно, человек с извращенными пристрастиями.

Утром, когда Боболон искал Бохру, дверь была закрыта, но не заперта. И Бобо не заметил там ничего подозрительного. Но он и не приглядывался. Увидел, что Бохру нет, – и ушел.

Ланасса тщательно обыскала жалкие пожитки Бохру – несколько рубашек, ларчик с браслетами, гребнем, щипцами и маслом для волос. Под кроватью стоял запертый сундучок. Ланасса извлекла из волос шпильку и без особого труда отперла сундучок. Там хранились деньги. Конечно, спрятать накопления под замок – это понятно, однако была договоренность, что заработанное ночным трудом хранится у Ланассы. Стало быть, Бохру утаивал часть заработанного.

Еще здесь было несколько чистых листов бумаги и принадлежности для письма.

Ланасса задвинула сундучок обратно под кровать и продолжила искать, но непонятно было, что она искала. Она принялась простукивать стены и пол комнаты.

Тайник обнаружился за нишей с лубочной картиной, изображавшей Фио, богиню любви. Там тоже находилось несколько листков, на сей раз исписанных.

Ланасса бегло их проглядела. Лицо ее, и без того спокойное и холодное, стало жестким и злым.

– Значит, не ошибалась я. Вот где крыса завелась, – прошептала она. – Жаль, сучонок… до тебя кто-то раньше добрался. Не повезло тебе – я бы убила чисто.

Димн

Хотя Монграна не числил себя великим стратегом и тактиком, он понимал, что полностью избавить Димн от угрозы Похитителей ополчение Грау не сможет. Победить степняков с их излюбленным приемом «бей-беги», в основном, удавалось лишь при условии, если воинские силы были очень хорошо организованы, либо имелся значительный численный перевес, когда противника просто вырезали под корень. Городское ополчение Димна ни тем, ни другим похвастать не могло. Вдобавок, пусть вокруг Димна – не степи, а пустоши, но пространства все же большие, Рисэй со своими отрядами там может скрыться без труда.

Приходилось рассчитывать на то, что Грау – бывалый воин, за долгие годы на службе отлично изучивший свое ремесло. Как истый димниец, он трезво оценивает свои деяния и отвечает за них. А вот Рисэя не зря прозвали Безголовым. Он, конечно, лих – но нынче не прежние времена, на одной лихости даже среди степняков не продержишься. Да и войско его – не настоящая орда, а так, ошметки. Правда, степняки еще во времена Данкайро научились побеждать не только числом, но Рисэю эти уроки впрок не пошли.

И расчеты оправдались. После месяцев изматывающих боев Грау удалось заманить Рисэя в ловушку у реки Мероссы и окружить его. Степняки, когда дело оборачивается для них плохо, отнюдь не бьются до конца, а бегут. Но тут Грау сработал очень даже недурно. Его саперы подготовили оползень, который если не прибил Похитителей, то перекрыл им пути к отступлению. Часть вражеских воинов, в том числе сам Рисэй, все же сумела прорваться и бежать, но консула это не слишком беспокоило. Потерпев позорное поражение даже не от имперской армии, а от ополчения, Рисэй потерял лицо в глазах соплеменников. И, как бы он ни рвался отомстить, не скоро соберет он тех, кто решится пойти за ним. А если сунется, собирая сторонников, на земли Владык Степи, то станет безголовым по-настоящему.

Таковы были сведения, полученные Борсом Монграной и вскорости просочившиеся в город. При вести о том, что Рисэй разбит, а ополчение возвращается с победой Димн возликовал. В порыве всеобщей радости как-то не думалось о том, что ополченцы тоже понесли большие потери – и убитыми, и ранеными, – а известия об этом Монграна тоже получил. Он знал, что потери ему непременно припомнят, не Грау, именно ему, как правителю города, когда подсчитают убитых (димнийцы все всегда считают), когда прибудет обоз с ранеными, когда выяснится, что плод победы не так сладок и сочен, как это показалось сначала.

Но пока следовало воспользоваться всеми выгодами создавшегося положения. Поскольку пути и морские и сухопутные – на какой-то срок стали безопасны, Димн снова может стать самым оживленным торговым городом в этой части обитаемого мира, каким и был до Великой войны со Степью. Что особенно важно, оживятся отношения с Михалем – королевство Михаль поставляет лес в Димн, а Димн должен неуклонно увеличивать и улучшать свой флот. При этом можно перехватить первенство на морских путях у герцогства Нанна, не говоря уж о Лунных островах. Недобитые Похитители Людей без своего полоумного вождя предпочтут не воевать с Димном, а сбывать здесь единственный товар, выставляемый ими на рынки, – рабов, и это очень полезно. Не только потому, что привлечет сюда иноземные капиталы. Димн как никогда нуждается в дешевой рабочей силе.

И есть время заняться некоторыми другими делами, которым в пору войны уделялось мало внимания. Тем более что наживка закинута, и, что бы ни говорил Керавн насчет своей незаинтересованности в деле, вряд ли стоит ему верить.

И правильно. Высокоученый доктор сам испросил разрешения на встречу.

Это произошло уже после того, как передовые отряды ополчения вернулись в Димн, а городской сенат выдержал одно из самых напряженных заседаний за свою историю. Потому. что надо выделять деньги на празднование – народное ликование дорого стоит, надо выплачивать офицерам жалованье и премиальные (рядовые ополченцы жалованья не получали, считалось, что они служат чисто из благого желания защитить родной город, но они находились на полном содержании ремесленных и купеческих гильдий, к которым, как предполагалось, ополченцы принадлежат). Вдобавок вдовы и сироты потребуют выплат за утерю кормильца, а инвалиды – пенсий… а репараций ждать не приходится, дивиденты эта кампания принесет позже… а городская казна, хоть и наполняется понемногу в последние годы, не бездонная!

После подобных препирательств магия – даже черная, как могильная земля, как предмет обсуждения может показаться детским развлечением.

Правда, предлог для беседы с доктором имелся вполне примыкающий к пресловутому заседанию. Керавн – врач, а в город должны прибыть раненые. Вообще-то в Димне лекарей хватает, даже если не брать в расчет промышляющих врачеванием жрецов, а также разнообразных знахарей, травниц и шептуний. Но наши доблестные воины достойны лучшего лечения, вот и капитан Грау так считает… Правда, Грау на заседании говорил не столько о размещении раненых в лазаретах, сколько о хваленых пенсионах. Но если раненых своевременно вылечить, количество вдов и сирот уменьшится, а следовательно, и выплат будет на порядок меньше. Иногда милосердие выгодно.

Керавн заверил консула, что, буде городское самоуправление испытает нужду в его услугах, то оно их получит. За умеренную плату (если б доктор сказал «безвозмездно», Монграна бы отнесся к этим заверениям подозрительно). А потом сказал: