Страница 17 из 18
Здесь он, отыскавший в себе зачатки божественного вдохновения и поклонившись Каукет, создал свой театр теней, с которым было не страшно отправиться на гастроли в Рим.
Случай не заставил себя ждать. Появление в поселении римлян, сопровождавших императрицу, вдохнуло в него надежду, а удача, которой наградила его Каукет, позволившая расправиться с Антиноем, придала ему уверенности и поманила доступностью цели…
Об этом он мечтал всю свою несносную и замысловатую жизнь – убрать с пути негодяя Лупу, завладеть громадным наследством сенатора Регула, чтобы полноправно осесть в Риме, откуда уже без особых помех можно было запустить свои щупальца-тени по всему миру.
– …Насчет Лупы мне все известно, – прервал он Витразина, распалившегося от одной только мысли, что какой-то дакийский волчонок сумел обойти его, Витразина, в умении добывать себе честь не по чину и славу не по заслугам. – Что ты можешь сказать о частной жизни нашего любимца?
– Я поручил своему человеку отыскать какого-нибудь болтливого слугу в доме отпущенника. Скоро он все разузнает.
«Хитер, мошенник! – восхитился старик. – Вроде бы и помог прежнему наставнику и в то же время ничего лишнего не сказал. Это ладно. С такого, как Витразин, хотя бы шерсти клок», – а вслух добавил:
– Витразин, благодарю тебя за доброе ко мне отношение. Порекомендуй какого-нибудь отважного человека, которому все равно, каким способом добыть деньги.
– Ты можешь найти его в харчевне «Три пескаря», что на Бычьем рынке. Зовут его Опрамоаса, но лучше обращаться к нему Террорин. Сошлешься на меня.
Когда Витразин покинул Антиарха, тот немедленно позвал Викса и приказал ему наладить добрые отношения с хозяйкой.
– И не тяни. У нас в запасе полтора месяца. Пока наверху дерутся.
В тот же вечер Википед на глазах у хозяйки покормил кошку, погладил ее и был допущен до разговора. Плевое дело – прикинуться сиротой (что было неправдой), дакийцем (что было правдой), в детстве вывезенным из-за Данувия и сумевшим прибиться к Антиарху – этому прозорливому, много повидавшему и много знающему наставнику. Старик на пальцах объяснил ему, глупому несмышленышу, что земная жизнь – это юдоль греха и надо стремиться туда…
Викс указал рукой на облака, высоко плывущие над вечным Римом – туда, туда…
Манилия – грозная красивая дама в греческой пале и накидке, сброшенной на плечи, – приказала:
– Пусть зайдет ко мне.
Глава 7
История Опрамоасы была стара, как сумерки.
Скорее вечерние, чем утренние… К такому выводу пришел Антиарх, когда впервые встретился с бывшим гладиатором из варваров.
Опрамоаса был калека – левая кисть его была отрублена, что, по словам грузного и крепко выпившего дака, не мешало ему «вправлять мозги тем, кто плохо относится к Витразину».
После этих слов он подозрительно взглянул на старика:
– Как ты относишься к герою арены?
– Лучше некуда!
– Смотри, а то Террорин, – он указал на себя обрубком, – быстро намнет тебе бока.
– Одной рукой? – изумился Антиарх.
– Одной рукой я владею лучше, чем кое-кто двумя.
В правой руке Опрамоасы неожиданно блеснул нож. Он повертел его между пальцев, затем обрубком левой руки указал Антиарху куда-то в сторону, и нож исчез в рукаве.
Антиарх не поддался на уловку и продолжал пристально следить за крупным, ведущим себя нарочито уверенно варваром.
Потом старик попросил:
– Дай-ка мне сикарий!
Дак протянул старику нож.
Антиарх накрыл его рукой, а когда поднял руку, ножа не было.
– Ты фокусник? – удивился дак. – Случаем, не из наших?
Старик промолчал, потом заявил:
– Играть сикарием – дело нехитрое. На, возьми… И без нýжды не показывай. Чем ты занимался у Витразина?
Дак, понимая, что наклевывается заказ, сбавил понт и развел руками:
– Так, по мелочи. Мы с Витразином старинные друзья. Закон не нарушаем. Наоборот, чуть кто-то где-то вякнет насчет закона, мы ему быстро объясним, что старших надо уважать и не соваться за подрядами, не отблагодарив похлопотавшего за тебя хозяина.
…Отсюда следовало, что, для того чтобы добыть заказ, надо пригласить в помощь такого, как сидящий напротив дак. Дела все мелкие, не того ранжира исполнитель требовался Антиарху.
– А до Витразина где обретался?
Опрамоаса усмехнулся:
– Есть тут один, называющий себя Люпусианом.
Антиарх носом почуял поживу, однако спросил тихо, безмятежно, только ради того, чтобы поддержать разговор:
– Какое отношение ты имеешь к Люпусиану?
– Это давняя история, – уклончиво ответил дак.
– Ничего, я послушаю.
– Был у него рабом, – признался Опрамоаса, затем мгновенно обозлился. – А ведь я из княжеской семьи! Мой отец – Диупарней, а кто такой этот Лупа, сын Амброзона?! Так, мелочь, выдвинувшаяся при Децебале. Я участвовал в обряде отбора гонца, которого отправили к небесному отцу Замолксису, а он где отирался? После разгрома под Тапами я попал в рабы, и к кому – к своему бывшему земляку из худого рода.
Опрамоаса махнул рукой.
Антиарх поинтересовался:
– Но ведь ты не сразу попал к Люпусиану?
– Конечно, нет. Сначала меня сослали в каменоломни, но до них я не добрался. Ланиста из Анконы купил меня и еще пару наших и увез к себе в гладиаторскую школу. Там нас и отыскал Лупа. Он предложил выкупить нас с условием, что мы составим надежную охрану его дома в Риме. Мы, конечно, согласились. Любой согласился бы… Не так ли, старик?
– Что было дальше.
– Ну, мы ехали, радовались – теперь нам не придется резать друг друга на арене, а когда приехали, обомлели. Мы как рассчитывали, Лупа – вольноотпущенник, набрал нас по приказу своего хозяина. Все-таки лучше, чтобы за нами присматривал свой человек. Как считаешь, старик?
Антиарх не ответил. Зачем отвечать – ясно было, что Опрамоаса сидит на мели, если не при последнем издыхании.
– А оно вон как обернулось… – продолжил дакиец. – Старик, закажи вино, душа горит. Не бойся, буянить не буду.
– Я не боюсь, – заверил его Антиарх. – Витразин рекомендовал тебя как разумного и решительного человека, желающего и умеющего не упустить удачу. Она перед тобой, Опрамоаса.
– Ты, что ли? – скептически ухмыльнулся дак.
– Я… – подтвердил Антиарх. – Рассказывай дальше.
– Что дальше! Приехали, осмотрелись и чуть разума не лишились. Какой-то сын Амброзона, природный волчонок, вдруг оказался хозяином громадного дома и огромной кучи денег. Скажи, старик, с каких таких заслуг?
– Что было дальше? – потребовал Антиарх. Он уже уверенно вел беседу. Хвала Хрѝсту, он, кажется, нашел нужного человека, если бы только у этого бродяги были мозги, а не одна только кипящая зависть и отшибающая мозги жадность.
– Через полгода все это объявленное братство, обязательная верность и ежедневная благодарность стали донимать меня хуже чесночной приправы, которой кормили нас на кухне.
– Ты не любишь чесночную приправу, особенно если полить ею гороховую кашу с мясом?
– Если каждый день одно и то же, не только разлюбишь, но и взвоешь. А этому наверх носили и то, и это. По какому праву, старик?
– Что ты все о правах! Право – это тьфу, пустяк. Твое право – желание.
– Это верно, но я уже не мог совладать с собой. В общем, меня связали… Этот негодяй предложил мне самому выбрать свою судьбу – отправить к префекту, в провинцию на сельские работы, или на арену. Я выбрал арену. Этот искалеченный звереныш даже удивился. Тебе, Опрамоаса, не дорога твоя жизнь? Я ответил: дорога, и я постараюсь продать ее подороже. И не ошибся… А может, ошибся. Как посмотреть, старик…
– Смотри прямо в глаза. Мне в глаза…
Дак уставился на Антиарха. Они долго разглядывали друг друга, потом дак рассмеялся:
– Я знаю эти штучки. Ты пытался извлечь из меня душу и сделать послушным рабом?