Страница 108 из 124
- Мой отец, великий вождь кайова, мудр и справедлив. Он выслушает своего сына.
До сих пор старик говорил так, словно его душа витала где-то далеко, словно он пребывал в состоянии умопомрачения. Однако когда его взор остановился на сыне, глаза его заблестели, а голос зазвучал ясно и спокойно.
- Почему мой сын произносит такие слова? Разве бледнолицый по имени Сантэр требует то, что ему не принадлежит?
- Неужели мудрый вождь кайова поверит, что бледнолицый по имени Сантэр сумел бы взять в плен Сэки-Лату? Когда мы пришли к Наггит-циль, Сантэр лежал связанный, во власти Сэки-Латы. Мы окружили его, и он не стал защищаться, не ранил никого из нас, а добровольно сдался мне. Скажи, чей он пленник?
- Твой.
- Кому принадлежит его конь, оружие и все, что у него имелось?
- Тебе.
- Я получил большую добычу! Какое право имеет Сантэр требовать говорящую бумагу?
- Потому что эта бумага принадлежит ему.
- Сможет ли он доказать свое право на нее?
- Он говорит, что поехал к Наггит-циль, чтобы отыскать там эту бумагу. Но Сэки-Лата нашел ее раньше его.
- Если он искал бумагу, то должен знать, о чем она говорит.
- Ты прав, сын мой. Пусть Сантэр скажет нам, какие слова говорит бумага, и она станет его.
Новый поворот дела смутил Сантэра. В замешательстве он поглядывал то на меня, то на старого и молодого вождей. Конечно, можно было догадаться, что письмо касается золота, спрятанного в Наггит-циль, однако он боялся, что если письмо начнут читать, то тайна, которой он стремился завладеть, перестанет быть тайной. Поэтому он нашел верный ход.
- Если бы я знал, о чем говорит бумага, я не стал бы ее искать. Олд Шеттерхэнд же знает, о чем там идет речь, только потому, что случайно нашел ее раньше меня. Разве то, что я поехал за ней в Магворт-Хиллз, не подтверждает мою правоту?
- Он говорит умно, - поддержал Сантэра Тангуа. - Пусть забирает бумагу.
Однако я не собирался сдаваться.
- Он говорит умно, - заговорил я. - Но это умная ложь.
Старый вождь вздрогнул, услышав звук моего голоса, словно человек, услышавший голос преисподней.
- Бледнолицая собака снова принялась лаять, - прошипел он злобно, - но пощады ей не будет!
- Пида, молодой вождь кайова, сказал, что Тангуа мудр и справедлив, продолжал я, не обращая внимания на злобное шипение старика. - Пида ошибся, иначе Тангуа рассудил бы нас по справедливости.
- Пида не ошибся.
- Тогда скажи, подозреваешь ли ты меня во лжи?
- Нет. Сэки-Лата - самый опасный среди бледнолицых и мой смертельный враг, но у него никогда не было двух языков, - вынужден был признать Тангуа.
- Тогда выслушай меня. Никто, кроме меня, не мог знать о существовании этой бумаги. Я, а не он приехал к Наггит-циль, чтобы найти ее. Я, а не он достал ее из тайника, он же только подсматривал за мной. Надеюсь, ты мне веришь.
- Тангуа думает, что Сэки-Лата говорит правду, но и Сантэр утверждает, что говорит правду. Как мне поступить, чтобы рассудить вас по справедливости?
- Правильно поступает тот, кто соединяет справедливость с мудростью, Сантэр часто ездил в Наггит-циль, чтобы искать там золото. Тангуа сам разрешил ему бывать в тех горах. Я говорю, что и на этот раз Сантэр поехал туда на поиски золота.
- Это ложь! - взорвался окончательно пришедший в себя Сантэр.
- Пусть Тангуа спросит у тех троих бледнолицых, - ответил я возмущенно.
По знаку вождя Гейтс, Клай и Саммер приблизились и подтвердили, что Сантэр привел их во владения кайова на поиски золота.
И все же обескуражить Сантэра было не так-то просто.
- Ну и что же? Я ехал туда за бумагой, а заодно захватил с собой товарищей, чтобы поискать сокровища. О бумаге я ничего не говорил, потому что она касается только меня.
Слова Сантэра снова склонили чашу весов на его сторону. Старый вождь после некоторого колебания произнес:
- Похоже, что прав все-таки Сантэр.
И тут я пустил в ход свой последний козырь:
- Если бумага принадлежит Сантэру, то он должен знать, кто ее написал.
- Уфф! - воскликнул Пида, устремляя на меня взгляд, в котором к уважению примешивался восторг.
- Сэки-Лата прав, - твердо решил старый вождь. - Тот, кто знает, кем написана бумага, и станет ее хозяином.
Я загнал Сантэра в угол. Даже если Сантэр и догадывался, что письмо написано Виннету, он никак не мог сказать об этом, потому что ни один краснокожий в здравом уме не поверил бы, что вождю апачей вздумалось оставить послание убийце своего отца и сестры. Назвать любое имя белого человека было вдвойне опасно, так как тогда ложь мгновенно выплыла бы наружу.
- Имя этого человека ничего вам не скажет, - заявил Сантэр. - Письмо написано одним из моих друзей, которого вы не знаете.
- Пусть молодой вождь достанет говорящую бумагу из моего кармана и покажет последний лист тем трем бледнолицым, - обратился я к Пиде с просьбой.
Тангуа не возражал и только молча смотрел, как его сын достает бумаги и протягивает их вестменам.
- Виннету! - воскликнул пораженный Гейтс. - Письмо подписано Виннету!
По рядам зрителей снова прокатилось удивленное "уфф!". Сантэр схватился за голову и набросился с упреками на Гейтса:
- Болван! Неужели нельзя было назвать любое имя! Сказали бы "Джонс" и вся недолга!
Старый вождь внимательно смотрел на меня. Пида так и стоял, разглядывая непонятные знаки, начертанные рукой Виннету!
- Теперь я ясно вижу, что говорящая бумага принадлежит Сэки-Лате, произнес Тангуа. - Только ему мог оставить послание вождь апачей у могил на Наггит-циль. Теперь Виннету мертв. Знаки, начертанные рукой нашего смертельного врага, могут иметь особую силу. Поэтому я решил: бумага станет талисманом моего сына. Пида, спрячь ее в свой мешочек с "лекарствами". Возможно, эта добыча ценнее, чем оружие Сэки-Латы.
Пида повиновался. Он медленно сложил листы бумаги и спрятал их в мешочек, висевший у него на шее. Я переиграл Сантэра, но ничего от этого не получил. Теперь, даже если бы мне удалось бежать, я не могу получить завещание Виннету обратно. Краснокожие никогда добровольно не расстаются со своими талисманами, берегут их как зеницу ока, а похитителя преследуют всю жизнь. Однако нет худа без добра: теперь и Сантэру не добраться до бумаг, хотя их ценность в его глазах значительно возросла.