Страница 4 из 18
Такого же рода принципиальные расхождения касались и ног сенаторов.
Право-левые не жалели сил и средств, доказывая, что каждый гражданин Потогонии, если хочет быть счастливым, должен вставать с правой ноги.
Лево-правая партия, разумеется, высмеивала это суеверие и, не жалея средств и сил, предлагала точный рецепт для потогонийского расцвета, а именно — вставание с левой ноги!
Эти противоречия целиком поглощали время сенаторов обеих партий, естественно, не оставляя места для менее серьезных расхождений. Таким образом, во всех других вопросах между право-левыми и лево-правыми царило трогательное единодушие.
Однако в результате сложных интриг и подкупов на последних выборах большинство в сенате получили лево-правые, окончательно посрамив своих противников во главе с их лидером — сенатором Портфеллером.
Но кто бы мог подумать, что дело зайдет так далеко и даже знаменитому Портфеллеру придется искать убежище на старой свалке!..
— Минуточку, сэр! — сказал Генри. — Тут, рядом, валяются предвыборные плакаты. Я проверю.
Генри обогнул две-три кучи мусора и очутился прямо перед громадным железным щитом, с которого улыбалось увеличенное в сотни раз лицо толстяка. Да, это был он, сомнений не оставалось.
«Голосуйте за друга народа Гарри Портфеллера! — призывал плакат. — Только наш Гарри сможет научить вас шагать по жизни правильно, с правой ноги!»
А почти рядом, на ветхом ящике, жалобно поскрипывающем от непривычной тяжести, стоял во весь рост живехонький, хотя и похожий на гранитный монумент, сам друг народа. Это было зрелище величественное и захватывающее.
И вряд ли вызовет удивление то, что уже через несколько минут после самоводружения монумента рядом с ним стояло десятка два самых пожилых и самых юных жителей Города Улыбок и с восхищением глазело на полную достоинства фигуру сенатора.
— Рэд, мчись к «Бриллиантовой конуре», — тихо сказал Генри. — Может быть, придется запускать кота на орбиту. Возьми Ноя, а Лиз пусть останется. В случае чего она подаст сигнал.
Затем Кларк повернулся к Портфеллеру, который продолжал стоять на ящике, и с подобающим случаю уважением сказал:
— Да, да. Нет сомнения. Это именно вы, сэр. Рад нашей встрече Так почему же все-таки бастуют сенаторы?
— Видите ли, леди и джентльмены, — тоном завзятого оратора начал Портфеллер, — лево-правое большинство хочет сегодня протащить закон Шкафта. Вы знакомы с этим законопроектом?
— Конечно, — промолвил Генри. — Он запрещает рабочим бастовать. А если кто-нибудь попытается начать забастовку, его посадят в тюрьму.
— Я, как друг народа, — громко произнес Портфеллер, — не могу голосовать за этот закон. Мои избиратели никогда бы мне этого не простили.
— Все ясно, сэр, — сказал Генри.
— Что ясно? — удивился Портфеллер. — Что именно вам ясно?
— Сегодня же заседание сената! — догадливо улыбнулся Генри. — А вы не хотите на нем присутствовать, чтобы не участвовать в этом грязном голосовании. Если лево-правые примут закон, это произойдет без вас. Очень благородный поступок, сэр!
— Вы совершенно точно обрисовали обстановку в сенате, — поклонился Портфеллер. — Если зал будет полупуст, заседание не состоится. Поэтому мы и забастовали. Мы — это я и мои друзья-сенаторы. Нас ищет полиция и депутаты лево-правой, которые хотят нас силой затащить в сенат. Но мы не дадимся. Мы против насилия!
— Так слезайте же, сенатор, — испуганно произнесла ближайшая старушка. — Ведь так, на ящике, вас наверняка заметят с шоссе.
— Прятаться — не в моих принципах! — гордо сказал сенатор. — Мы живем, слава богу, в свободной стране, а не где-нибудь за стальным занавесом! Никто не заставит меня пойти против убеждений. Пусть сюда придут хоть все танки генерала Шизофра! Я буду тверд и незыблем, как скала!
Генри поглядел на торчащую в стороне рекламу авиакомпании. Лиз уже сидела на ее вершине.
— Послушайте, сэр, — сказал Генри, — а может быть, вы хотите, чтобы вас силой привели на заседание?
— Что вы говорите? — возмутился Портфеллер. — Я друг народа! Поэтому я пришел к нему в тяжелую минуту жизни!
— Что ж, тогда ваш визит к нам можно считать историческим! — усмехнулся Генри и сказал землякам: — Леди и джентльмены! Вы слышали? В этот трудный для себя день наш сенатор решил оказаться среди избирателей! Как трогательно! Гип-гип!
— Гип-гип! — подхватило несколько голосов.
Пухленький Портфеллер церемонно поклонился во все стороны, отчего ящик под его ногами жалобно заскрипел.
— Сейчас нашего дорогого сенатора, конечно, приметят и препроводят прямехонько в сенат, — продолжал Генри. — Но наш верный друг мистер Портфеллер будет ни при чем. Избиратели (то есть мы) засвидетельствуют, как его силой повлекли на это заседание! А так как не в его принципах сопротивляться насилию, то и закон Шкафта будет принят, и доверие избирателей сохранено! Ловко придумано, сенатор!
Тут наконец до горделиво озирающегося забастовщика дошел смысл тирад Кларка. Портфеллер несколько минут хлопал глазами, а затем, глубоко вздохнув, завопил:
— Не слушайте этого смутьяна, дорогие мои! — Он проникновенно прижал толстенькие ручки к груди. — Я всегда с вами! Ваши беды — мои беды!
— Лучше, если бы было наоборот, — резюмировал Генри, — наши беды пусть будут вашими, а ваши — нашими. Оставайтесь жить с нами, здесь, а ваш особняк в Адбурге отдайте под жилье рабочим…
— Он красный, клянусь богом! — воскликнул Портфеллер, воззрившись на Генри. — Эти бунтовщики везде! Опасайтесь их, дорогие мои друзья!
В этот момент откуда-то сверху неожиданно раздался громкий свист. Лиз, по всем правилам мальчишечьего братства, сунув пальцы в рот, подала сигнал, приметив, как у поворота на шоссе остановилось несколько автомобилей.
— Друзья, к нам в гости пожаловала полиция! — крикнул Генри.
Избиратели исчезли так мгновенно, словно провалились сквозь свалочную труху.
Портфеллер, убедившись, что его белый костюм давно уже примечен молодчиками Шизофра, облегченно вздохнул и с неожиданной для себя легкостью соскочил с ящика.
Лиз ящерицей сползла с рекламного щита. Это служило сигналом для ребят. Рэд и Ной могли начинать отвлекающую операцию, известную нам под названием «Запуск кота на орбиту».
Генри одобрительно кивнул головой.
— Вы, мистер… — сказал Портфеллер Кларку, — простите, не знаю вашего имени…
— Просто избиратель, — уточнил Генри.
— Так вот, чтобы вам не оказаться просто арестантом, — по-отечески нежно сказал Портфеллер, — выбросьте из головы всю эту агитационную чепуху.
— Я уже старался, — вздохнул Генри, — но ничего не получается.
Где-то вдалеке раздался истошный многоголосый лай. Сенатор вздрогнул.
— Это охотятся за мной? — испуганно спросил он. — От моих друзей из лево-правой можно ожидать чего угодно!
— К сожалению, не за вами, — учтиво сказал Генри. — Это — за котом. Простите, сенатор, сюда идут. Ого, сколько их! Мне нечего делать в таком избранном обществе. Желаю вам, сэр, быть счастливо доставленным в сенат. Передайте привет коллегам!
Генри завернул за ближайшую афишу, потом сделал еще несколько шагов и забрался… в фонарный столб.
Не удивляйтесь, пожалуйста, этот столб не был столбом. Просто так ловко была свернута из серой фанеры труба — бренный остаток некогда великолепной рекламы телеграфного оборудования фирмы «Суккен и сын». Труба была тесновата, но достаточно удобна для наблюдения: сквозь пробитые гвоздями дырочки можно было отлично видеть все происходящее вокруг.
…Сенатора окружили одетые в штатское полицейские. Портфеллер некоторое время протестующе жестикулировал, а затем покорно побрел к машинам.
— Я не сопротивляюсь только потому, что это не в моих принципах! — донесся до Кларка прощальный вопль сенатора. — Я подчиняюсь грубому насилию! Кстати, — вдруг спокойно и деловито произнес Портфеллер, — а сколько сенаторов еще не поймали?
— Ах, сэр, — ответил один из полицейских, кивая на ящик, — если бы все были так сообразительны и предусмотрительны, как вы!..