Страница 8 из 28
Лоутон вышел, хлопнув дверью, отчего пульсирующая боль в голове Олрида усилилась и стала ещё хуже, когда он прокричал вслед проклятие.
Чёрт возьми. Зачем вообще употреблять спиртное, было выше его понимания. Глупая привычка принесла весьма незначительную пользу. Ведь именно в ту самую единственную ночь в году, когда он пил, чтобы забыть, та, которую он пытался стереть из памяти, вдруг материализовалась во плоти на его кухне.
И что за великолепная плоть перед ним предстала.
Джек осталась такой же, какой была, в годы их юности: высокой и фигуристой, с теми же дерзкими глазами, яркой улыбкой и бронзовой кожей, покрытой веснушками от слишком долгого пребывания на солнце.
Нет, не слишком долгого, а в самый раз.
Он годами думал об этих веснушках, лёжа по ночам на грани между сном и реальностью, и пересчитывал их в уме. Он мечтал провести языком по их россыпи на переносице и скулах, поцеловать их созвездие на левом плече, отыскать все оставшиеся, которые жаждали его внимания, но были скрыты под слоями атласных и льняных тканей.
Теперь веснушек стало больше на груди и плечах. Поцелуи солнца, морщинки в уголках глаз и более округлые формы тела, всё говорило о том времени, которое она провела вдали отсюда. Он хотел изучить все эти перемены по отдельности.
При мысли об исследованиях тела леди Жаклин Мосби его плоть снова затвердела, хотя голова и раскалывалась от последствий прошлой ночи. Олрид выругался и отошёл к тазу для умывания в дальнем конце комнаты, чтобы раздеться и освежиться, плеснув холодной водой в лицо и усилием воли избавиться от последствий своего неуместного желания.
Стратегия провалилась. Последние двенадцать лет он изо дня в день старался не вспоминать о ней. Пытался не думать о том, как она повзрослела. Как изменилась. Как, должно быть, превратилась в роскошную, полноценную женщину, усовершенствованную версию той девушки, которую он знал.
И любил.
Девушки, на которой должен был жениться.
Теперь не надо было представлять. Он знал наверняка.
Впрочем, это не имело значения. Она должна была выйти замуж за другого. За Фергюса, сладкоречивого полудурка-шотландца.
Олрид яростно плеснул холодной водой в лицо и начал растирать ладонями кожу, будто бы мог таким образом стереть её из своих мыслей. Наконец, он погрузил всю голову в таз, наслаждаясь резким ощущением прохлады, зачерпывая воду и поливая волосы и затылок.
Он полагал, что шотландец не заслуживает таких эпитетов... не мог себе представить, чтобы Джек связала себя с кем-то, у кого нет мозгов, но так было легче представлять, что мужчина, которому суждено занять его место, в некотором роде, хуже него.
Занять его место.
При этой мысли он вынырнул, вцепившись в стол, на котором стоял таз, не замечая стекающих капель воды.
Ему не место рядом с Джек.
Возможно, когда-то оно было там, но он сделал свой выбор. Олрид предпочёл ответственность за поместье по уши в долгах и дискредитированный титул. Она заслуживала большего. Ведь он ничего не мог ей предложить. Ни денег, ни удобств и ни минуты своего времени.
Джек была права, когда бросила Олрида.
Даже несмотря на то, что украла его сердце и забрала с собой.
А он этого даже не заметил, пока не понял, что любимая больше не вернётся.
Он потряс головой, усилием воли заставляя воспоминания улетучиться вместе с разлетевшимися каплями воды.
Чёртовы праздники и сентиментальная ностальгия. Выбраться из Мейфэра казалось чертовски хорошей идеей.
Он провёл пальцами по волосам, слегка пригладив их, прежде чем почистить зубы и прополоскать рот. Лоутон пообещал кофе и горячую еду. Что ещё более важно, эта трапеза пройдёт вдали от Жаклин Мосби и демонов, которые следовали за ней по пятам.
Вот только, спускаясь на кухню по лестнице для слуг, справедливо гордясь собой, что смог обойтись без помощи камердинера, он вдруг понял, что избежать Джек и её спутников - демонов, ему сегодня не удастся.
Она опять находилась на его кухне.
И на этот раз она была ещё более опасной, потому что смеялась. Эбен не слышал этого смеха двенадцать лет. Даже дольше. В какой-то момент, во времена их далёкой юности, она перестала это делать.
Или он перестал слышать.
Но вот опять раздавался её смех, по которому он так соскучился и даже не заметил, как забыл его звучание. Красивый и безудержный, как чудо. Или проклятие. Да. Проклятие. Джек была проклятьем Рождества.
Он остановился у входа в кухню, где находилась Джек и выглядела так, словно ей здесь самое место. На ней было надето повседневное платье пастельного оттенка, поверх него повязан передник, а на губах засверкала широкая улыбка, когда она плавно пододвинула чашку в сторону Лоутона.
Джек и вправду здесь было самое место.
Эбен попытался выкинуть эту мысль из головы. Его деловой партнёр долго смотрел в чашку, прежде чем поднять голову и обратиться к Джек:
– Я не знал, что здесь можно отыскать шоколад.
Её улыбка стала ещё шире, она вытерла руки об белый передник.
– Теперь вы можете его пить, когда только заблагорассудится.
На протяжении многих лет Лоутон раздражал Эбена, ведь его партнёр был настолько беззаботным, насколько Эбен осмотрительным. Транжирил деньги на нелепые пустяки вроде расшитых золотом жилетов и лакированных фаэтонов. Он постоянно насмехался над бережливостью и скверным характером Эбена. В любой день недели половина актрис из театра "Друри-Лейн" могла заглянуть к Лоутону на ланч, потому что женщины доставались ему так же легко, как и деньги, и он с радостью этим пользовался.
Но, наблюдая за тем, как его напарник и Джек обмениваются ослепительными улыбками, Олриду захотелось причинить ему боль. К чёрту деловое партнёрство и дружбу.
Она не должна улыбаться Лоутону.
Или другим мужчинам.
Только своему жениху.
Игнорируя предательскую мысль, Эбен придал лицу серьёзное выражение и проговорил:
– Не факт, что ему удастся пить шоколад, когда заблагорассудится, ведь он принадлежит мне.
– Считай это платой за моё виски, – самодовольно протянул Лоутон, уткнувшись в свою чашку.
– Это вашим виски он так напился? – весело задала вопрос Джек. – Спиртное прекрасно сделало своё дело.
– Правда? – спросил Лоутон, приподняв брови и с любопытством посмотрел на Эбена, когда понял, что Джек стала свидетелем его пьянства. Эбен послал ему сердитый предостерегающий взгляд, но его друг добавил: – Как голова, герцог?
Он проигнорировал вопрос.
– Поскольку никого из вас не приглашали, не мог бы кто-нибудь объяснить мне, какого чёрта вы делаете в моём доме?
Слова прозвучали холодно и грозно, любой другой человек в Лондоне съёжился бы в углу или поджав хвост сбежал.
Никто из его незваных гостей не двинулся с места.
Вместо этого Джек широко ему улыбнулась, и теперь именно он подумывал о побеге. Её пыл был гораздо более опасным, чем холод внутри него. Её улыбка мгновенно согрела его промёрзший дом, словно в каждом очаге заполыхал огонь.
– Счастливого Рождества, Эбен.
Он не обратил внимания на поздравление и то, как оно на мгновение отозвалось в его сердце.
– Я не ясно выразился?
Она вынула ложку из кастрюльки на плите.
– Я сварила шоколад.
– Потому что в твоём доме его нет?
Она наклонила голову, и этот жест произвёл на него странное впечатление.
– Возможно. – Она сделала паузу. – А если я скажу, что приготовила рождественский ланч, это изменит твоё мнение?
– Нет. – Так вот откуда восхитительный запах. – Иди домой.
Она покачала головой и отвернулась к плите.
– Нет.
Прежде чем Эбен собственноручно попытался выдворить её из дома, Лоутон ухмыльнулся:
– Представь моё удивление, Эбен, когда сегодня утром я обнаружил у тебя на кухне красивую женщину.
Олрид зарычал при упоминании этого имени, которое Лоутон никогда не произносил до сего момента. Никто кроме Джек не употреблял его имя с такой лёгкостью, даже сам Эбен.