Страница 20 из 28
Эбен нашёл Джек на улице, где в предзакатном свете, она стояла без пальто по колено в снегу, а её потрясающее красное платье с каждой секундой всё больше приходило в негодность. На её лице, обращённом к небу, читалось отчасти ангельское, отчасти опустошённое выражение.
Она не повернулась, когда он закрыл за собой дверь кухни, чтобы отгородиться от пустого дома, в котором одиночество преследовало его с того дня, как Джек ушла. Она продолжала неподвижно стоять под падавшим снегом, и Эбен поймал себя на мысли, что завидует снежинкам, которые ласкали её лицо.
Он долго наблюдал за ней, не шевелясь. Возможно, если он никогда не пошевелится... если никогда не заговорит... возможно, тогда этот момент никогда не закончится, она не уедет, и он больше не останется один.
Но заговорить всё-таки пришлось:
– Прости.
– За что? – спросила она, глядя в небо, и благодаря какому-то безумному порыву он повернулся и посмотрел на облака, как будто они могли ответить за него. Однако они этого не сделали. Возможно, потому что он слишком многое должен был искупить.
"За всё".
– За то, что вёл себя, как осёл.
Её полные, зацелованные снежинками губы изогнулись в едва заметной улыбке, которая исчезла прежде, чем он успел ею насладиться.
Потом Джек спросила:
– Почему ты не женился?
– Я никогда не хотел.
Ложь.
– Я уверена, что твоего внимания добивалось бесчисленное количество женщин, – проговорила она. – Уверена, что они были красивы, забавны, богаты и идеальны.
Нет, они не добивались его внимания. А даже если бы и добивались, трудно было представить себе женщину лучше Джек. Но он не знал как такое сказать. Поэтому повторил:
– Я никогда не хотел.
Она оглянулась на него, её щёки раскраснелись от холода.
– Даже на мне.
"На тебе. Только на тебе".
– Что ты имела в виду, сказав, что люди меняются?
Джек опять отвернулась.
– А я так сказала?
– В столовой. За обедом.
Она слегка улыбнулась, всё поняв.
– А я-то гадала, подслушивал ты или нет.
– Я не подслушивал.
Она скользнула по нему взглядом.
– Разве?
Его щёки зарделись.
– Нет. Невозможно подслушивать, находясь в собственном доме.
– Это совершенно неверное утверждение.
Когда Эбен не ответил, она задумалась над своими следующими словами, что совсем не походило на Джек. Ему это совсем не понравилось. Он хотел услышать сиюминутный ответ, а не осмотрительный. Правду, а не ложь.
– Полагаю, я имела в виду, что нет ничего невозможного в том, чтобы ты снова обрёл счастье.
Ответ ему тоже не понравился. Как будто Эбен был бездомным, о котором нужно позаботиться.
– Так вот оно что? Ты здесь, чтобы приложить руку и попытаться меня исправить?
Она не ответила на вызов, прозвучавший в его словах.
– А тебя можно исправить?
– Не с твоей помощью.
– Почему же?
– Потому что... – начал он, но не договорил.
"Потому что я не хочу исправляться для того, чтобы обрести счастье с другой женщиной".
Такого он чертовски точно не собирался ей говорить.
Её огромные глаза, казалось, всё равно видели его насквозь, видели всё, что он пытался скрыть с тех пор, как Эбен обнаружил их обладательницу на своей кухне глубокой ночью. И даже до того. Наконец, она кивнула и снова отвернулась, переключив внимание на снегопад.
– Уже темнеет. Скоро мы не сможем разглядеть снег.
Его взгляд был прикован к снежинкам, запутавшимся в её волосах, у него чесались руки распустить их и завершить преображение Джек в рождественского ангела.
– Ты всегда мечтала о снеге на Рождество.
Она улыбнулась, разрывая ему душу.
– И я его получила.
– Возможно... – он замолчал прежде, чем слова успели сорваться с языка. Откашлялся и продолжил: – Возможно, это знак.
Она обернулась.
– Какой знак?
– Будущее может принести тебе всё, что ты пожелаешь.
– Начиная с сегодняшнего дня?
Он пожал плечами.
– Думаю, что брак - это лучшая отправная точка.
– Значит, начиная с завтрашнего.
Он кивнул, возненавидев комок, застрявший в горле.
– Один последний день в прошлом, а потом - будущее.
Джек развернулась к нему лицом.
– Ты имеешь в виду одну последнюю ночь.
Она говорила о том, о чём он подумал?
"По ночам мы всегда ладили лучше".
Эбен кивнул.
Что бы он только не отдал, лишь бы провести эту ночь с ней.
Как бы она отреагировала, если бы он попросил её об этом? Как в старые добрые времена. Или, что ещё лучше, протянул руки и схватил в объятья? Он мог бы. Его пальцы жаждали прикоснуться к ней. Им не терпелось снова зарыться в её волосы, вынуть шпильки и притянуть Джек к себе. Сколько раз он это делал? Почему бы не сделать ещё раз?
Ему потребовались все силы, чтобы оставаться неподвижным.
Она переключила внимание на сад, оглядев его таинственным взглядом.
– Перед тем как вернуться домой мы посетили Грецию. В состав Кикладских островов, в самом сердце Эгейского моря, входит остров под названием Наксос. Вода там синяя, как сапфиры, а здания белые, как облака. Главным городом там считается рыбацкая деревушка, где живут старики, которые играют в настольные игры блестящими гладкими камешками, дети, которые визжат и плещутся в воде, молодые мужчины, которые ловят рыбу и молодые женщины, которые её чистят.
– На холме возвышается Хора2 острова Наксос, улочки там настолько запутаны, что в буквальном смысле представляют собой лабиринт. Они могут вывести к твоему дому или вместо него к городской больнице, книжному магазину, ресторану, а могут привести на то же самое место, откуда ты начал свой путь. Местные жители говорят, что город сам выбирает, кому позволено в нём остаться. В центре лабиринта располагается рынок, где продают безделушки, угощения, медовые конфеты и кульки с рыбой. А ещё там живёт, по меньшей мере, сотня кошек, животные только и ждут, когда смогут обвиться вокруг твоих лодыжек, чтобы выпросить обед. И это самое красивое место, которое мне удалось посетить.
Он приревновал к этому месту, о котором она сохранила такие тёплые воспоминания. И рассердился, ведь оно заняло значимое место в её сердце, а Эбен его не видел. Несмотря даже на живописные описания, благодаря которым ему могло показаться, будто они сейчас находились там и зарывались ногами в тёплый песок, а не в холодный снег.
– В полумиле к северу от города находится Портара, массивная мраморная арка высотой тридцать футов, она возвышается над морем и тянется к небу. Это развалины храма, которого больше не существует и о котором больше никто не помнит. Но местные жители называют её "дверью Аполлона". – Она замолчала. – Ты знаешь историю Аполлона и Дафны?
– Нет, – прохрипел он.
– Аполлон был... – она уклончиво махнула рукой, – богом практически всего. Скота, охоты, музыки, поэзии, недуга, здоровья, солнца, знаний. А ещё считался великим воином в придачу.
– Складывается ощущение, что он был мерзавцем.
Она улыбнулась.
– Так и есть, он был мерзавцем. И изрядным хвастуном.
– Неужели Дафна сбила с него спесь?
Она вновь обратила взор к быстро темнеющему небу и заговорила:
– Аполлону не нравилось, что люди так чествуют Эроса...
– Эроса? Это тот пухлый младенец, Купидон?
Она бросила на него хитрый взгляд.
– Пухлый младенец с очень острыми стрелами.
Эбен немного расслабился и улыбнулся, наслаждаясь происходящим. Он всегда любил слушать её истории.
– Продолжай.
– В любом случае... ты многое почерпнёшь из этого мифа, поскольку и Аполлон считал, что Эрос заслуживает меньшего уважения, чем он сам, и сказал ему об этом.
Эбен засунул руки в карманы и принялся раскачиваться с пяток на носки.
– Я полагаю, что наш юный друг не впечатлился.
– По правде говоря, нет. Он тут же натянул тетиву лука и выстрелил одной из своих золотых стрел, угодив Аполлону прямо в сердце, и бог без памяти влюбился в нимфу. В юную, и до боли красивую, Дафну.