Страница 17 из 28
И всякий раз, когда она спрашивала его, зачем он это делает, Эбен всегда отвечал:
– Ради тебя.
Но всё это было не ради неё. И никогда не будет.
Она лишний раз убедилась в своих догадках, когда он покачал головой.
– Я... ничего не...
Эбен не приготовил для неё подарка. Джек кивнула.
– Я и не ждала. – Но надеялась. – Возможно, ты сыграешь для меня чуть позже. – Он удивлённо вскинул брови, словно забыл, что когда-то играл для неё на скрипке. – Я скучаю по твоей музыке, – тихо проговорила она, лишь в этом Джек могла рискнуть ему признаться.
Он снова посмотрел на коробочку.
– Не думаю...
Она прервала его, не желая в полной мере испытать боль от его отказа, и вместо этого указала на подарок.
– Открывай.
Эбен повиновался, но его действия были лишены того волнения от предвкушения увидеть подарок. Когда он снял крышку с красиво отделанного кожаного квадратного чехла, чтобы заглянуть внутрь, Джек затаила дыхание.
Не говоря ни слова, он вынул золотые карманные часы, повертел их в руке и провёл большим пальцем по изящной филигранной гравировке.
– Лучшего подарка я в жизни не получал.
– Там есть надпись, – подсказала она, не в силах удержаться. – Внутри.
Он нажал на затвор, и задняя крышка часов распахнулась, обнажив работающие шестерёнки часового механизма. Эбен взял свечу и поднял её вверх. Джек изо всех сил пожелала, чтобы он разглядел тайный смысл в словах: "Пока у нас ещё есть время".
И в крошечной, идеально выгравированной снежинке под ними.
Джек так хотела, чтобы он увидел, как она по нему тоскует. Как сильно любит. И что больше всего на свете мечтает об их совместном будущем.
Но он не увидел.
По крайней мере, он никак этого не показал, когда посмотрел на неё и поблагодарил:
– Спасибо.
Её лицо омрачилось, но он не заметил. Потому что уже отвернулся и снова уставился в гроссбух. Уже забыв о подарке. И о самой Джек.
– Счастливого Рождества, – тихо сказала она. Как только Джек произнесла эти слова, они тут же растворились в тишине. Исчезли в темноте.
"Я люблю тебя". Но она не призналась в этом вслух. Просто не смогла.
– Я приду на обед, – ответил Эбен.
И он пришёл. Ровно в два.
Джек, однако, так и не появилась.
Глава 7
Рождество
Когда Эбен пришёл в столовую, остальные уже приступили к обеду.
Он намеренно опоздал, говоря себе, что хочет заставить их ждать... хочет, чтобы им было не всё равно, придёт он или нет. Неправда. Он хотел, чтобы ей было не всё равно.
Но, в действительности, Эбен боялся, что Джек сама может не прийти.
Он остановился перед дверью, понимая, что не должен этого делать, зная, что прятаться в коридоре и подслушивать разговоры в соседней комнате не лучшая затея. Но он поступил так всё равно, поэтому, когда Эбен подошёл к столовой, он счёл справедливым тот факт, что внутри царило бурное веселье, будто эти трое дружили целую вечность и их объединяло весёлое прошлое, в котором ему не было места.
– Я вам не верю! – настаивал Лоутон.
– Клянусь, это правда, – смеясь, ответила Джек, и это вывело Эбена из себя.
– Я должен поверить, что он играет...
– Не просто играет, – перебила Лоутона Джек. – У него бесспорный талант.
Эбен затаил дыхание.
– Само собой разумеется, – пошутил Лоутон. – Я должен поверить, что у него превосходный талант к игре на скрипке.
– Верно.
– У Эбена, герцога Олрида.
Троица снова разразилась громким раздражающим смехом.
– У того самого, – подтвердила Джек.
– И он не просто играет произведения Моцарта или кого-то в этом духе... а беззаботную, весёлую музыку.
– Я никогда не слышала, чтобы он сфальшивил, – сказала она, голосом, в котором сквозили воспоминания о былом. – Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь играл с такой же скоростью, как он, и ни разу не сфальшивил.
Перед глазами промелькнули воспоминания. Джек не раз танцевала в бурном ритме его музыки, пока Эбен играл всё быстрее и быстрее, заставляя струны чуть ли не воспламениться, а она всё кружилась и кружилась. А потом наступал черёд Эбена воспламениться, когда они с Джек падали в ворохе её юбок, тяжело дыша и смеясь от счастья. Он представлял себе, что она будет танцевать для него каждый день до конца их жизни.
Пока всё не испортил.
– Прошу прощения, – проговорил Лоутон, вернув Эбена в настоящее. – Мне трудно представить Олрида расслабленным, а уж тем более весёлым и беззаботным.
Эбен нахмурился. Он мог вести себя расслаблено.
Столовая погрузилась в тишину. А потом, послышался тихий голос Джек:
– Я с трудом припоминаю моменты, когда бы он не веселился.
Его сердце готово было выскочить из груди.
– Потому что не хочешь, глупышка, – последовал короткий и досадный комментарий тёти Джейн. – Но ты должна помнить, что под конец от веселья не осталось и следа.
Эбен возненавидел эти слова и дальнейшее молчание, будто никому в комнате и в голову не пришло оспорить их правдивость.
Хотя, с чего вдруг?
Он не развлекался и не веселился. Всё из-за того, что был слишком сосредоточен на восстановлении поместья, титуле и своей жизни, убеждая себя в первостепенности этих вещей, благодаря которым станет достойным Джек. И его так волновало стать достойным любимой женщины, что о ней самой Эбен позабыл.
Каким же ослом он был. И продолжал им оставаться. Она, без сомнения, обрадуется приезду своего шотландского жениха, который, скорее всего, ослом не был.
А если и был, то Эбен с удовольствием его придушит.
Он хорошо понимал иронию этого утверждения.
Но вдруг Джек сказала:
– Ну, возможно, люди меняются.
Прежде чем он успел обдумать её слова, тётя Джейн и Лоутон рассмеялись, как будто Джек рассказала шутку, смешнее которой они не слышали.
Всё, с него хватит. Он вошёл в столовую, как хищник, готовый к схватке. Жаждущий схватки. Но тут увидел Джек.
На ней было одето красное бархатное платье, пришедшее на смену утреннему рабочему. Он думал, что прошлой ночью она выглядела изумительно в зелёном, но в красивом тёмно-красном, пронизанным золотыми нитями, Джек походила на рождественский подарок. Который хотелось развернуть. И заслужить.
Эбен хотел её заслужить.
Отбросив эту мысль в сторону, он перевёл взгляд на стол, на уже порезанного гуся, разлитое по бокалам вино и поданный картофель. Эбен призвал на помощь герцогский авторитет, выгнул бровь и проговорил:
– Я так понимаю, что в это Рождество мы решили не церемониться.
Лоутон откусил кусочек гуся и ухмыльнулся.
– Мы сочли, что не стоит позволять еде остыть.
– Ты имеешь в виду, не стоит дожидаться хозяина дома?
– Мы не думали, что ты вообще собираешься прийти, – сказала Джек.
Неужели она всерьёз считала, что после того, как Эбен поцеловал её в кабинете, после того, как она ответила, его не станет тянуть к ней, словно магнитом? Конечно, он пришёл на ужин. Эбен не мог не прийти, несмотря даже на то, что не заслуживал сидеть за её столом и наслаждаться её едой. Ему не было места рядом с ней в это Рождество, он не имел права греться в её лучах.
Она ему не принадлежала, и не имело значения, что сам он навеки останется принадлежать только ей.
Она выбрала другую жизнь. Другого мужчину.
Благодаря Эбену.
И всё же в глубине его души таилась слабая, но чрезвычайно опасная надежда, которая манила словно грех, нашёптывая соблазнительные невероятные идеи. Ведь Джек ответила на поцелуй.
– И всё-таки, я здесь, – сказал он, обратив внимание на место во главе стола, где должен сидеть хозяин дома.
Когда его взгляд упал на инструмент, лежащий рядом, Эбен замер. Это была потрёпанная скрипка с обшарпанным смычком.
Его скрипка.
Он посмотрел на Джек, в её ясные глаза, подметил загадочную, едва заметную улыбку на её губах.