Ты и я

Внезапно Рома понял, что скучает по ней. Когда год назад они расстались, он запретил себе скучать, он пустился во все тяжкие, как всегда поступал, когда ему было плохо, и спустя месяц беспробудного пьянства сумел забыть о ней. Будучи всегда навеселе, новости о ней вызывали в нем лишь легкую досаду, но он довольно легко справился с ее отъездом.

Когда она оказалась в его больничной палате, Рома опешил, изумился и мгновенно понял, что не может в этот раз так глупо ее отпустить. Да, он борется за свою свободу, да, ему не нужны обязательства, но он не хочет отвергать ее только лишь из-за каких-то принципов. Можно попробовать быть вместе, пока она сама не поймет, что ей это не нужно.

Но он не мог официально объявить, что они вместе: так опозорить Линду не хотелось. Заставить ее отвечать за его поступки, оправдываться перед журналистами — удивительно, но Рома не хотел создавать ей такие сложности, почему-то он беспокоился о ней.

«Она сказала «Прощай», — думал он, обнимая в это время другую лишь потому, что у него не было сил сопротивляться, — надеюсь, она не ушла. Поскорее бы домой, поговорить с ней, отдохнуть. Как же мне фигово. Неужели я реально скоро откинусь?»

Рома считал минуты до того момента, когда сможет уйти. Почему-то звонил Вася, но он не хотел отвечать, не было сил. Лена его раздражала, глаза слезились, внутренности болели. Единственное, что крутилось в голове, было: «Линда… Линда, Линда…»

Когда съемки закончились, Рома буквально бросился к выходу.

— Эй, ты куда? — Лена пошла за ним.

— Отстань от меня, — отмахнулся он, — и не звони мне больше.

Не дожидаясь какого-либо ответа, Рома бросился на улицу, вызвал такси и, наконец, поехал домой. Ему было тревожно на душе, и дело было не только в резком ухудшении здоровья, но из-за Линды тоже. Он вспоминал взгляд, которым она одарила его напоследок — в нем было столько мольбы и разочарования — а он не смог (не захотел) ее успокоить.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он поднялся на свой этаж, вытащил ключи из кармана и открыл дверь.

— Линда? — позвал он, но в ответ получил гнетущую тишину.

Рома, пытаясь сохранять спокойствие, снял куртку, разулся и вошел в ванную. Там было пусто. Он прошел в кабинет — никого, на кухню — пусто. Зайдя в гостиную, он улыбнулся, осознавая, что он до последнего оттягивает момент истины — оставалось заглянуть лишь в спальню. Но прежде, чем войти в нее, он включил телевизор, первый попавшийся канал, лишь бы заглушить гнетущую тишину.

— О, Борис Пастернак. Удачно я попал, — сказал он и, набравшись сил, направился в спальню. Там оказалось пусто. Что-то внутри предательски сжалось. Рома знал, что это за чувство, когда-то он уже его испытывал, и это не принесло ему ничего хорошего.

Забыв о плохом самочувствии, Рома достал из холодильника бутылку пива и пошел в гостиную. Сев на диван, он тупо уставился в телевизор и замер. Через какое-то время до него донеслись стихи:

«Борис Пастернак — Разлука

С порога смотрит человек,

Не узнавая дома.

Ее отъезд был как побег.

Везде следы разгрома.

Повсюду в комнатах хаос.

Он меры разоренья

Не замечает из-за слез

И приступа мигрени.

В ушах с утра какой-то шум.

Он в памяти иль грезит?

И почему ему на ум

Всё мысль о море лезет?

Когда сквозь иней на окне

Не видно света божья,

Безвыходность тоски вдвойне

С пустыней моря схожа.

Она была так дорога

Ему чертой любою,

Как моря близки берега

Всей линией прибоя.

Как затопляет камыши

Волненье после шторма,

Ушли на дно его души

Ее черты и формы.

В года мытарств, во времена

Немыслимого быта

Она волной судьбы со дна

Была к нему прибита.

Среди препятствий без числа,

Опасности минуя,

Волна несла ее, несла

И пригнала вплотную.

И вот теперь ее отъезд,

Насильственный, быть может!

Разлука их обоих съест,

Тоска с костями сгложет.

И человек глядит кругом:

Она в момент ухода

Все выворотила вверх дном

Из ящиков комода.

Он бродит и до темноты

Укладывает в ящик

Раскиданные лоскуты

И выкройки образчик.

И, наколовшись об шитье

С не вынутой иголкой,

Внезапно видит всю ее

И плачет втихомолку».

Дослушав последние строки, Рома почувствовал, как по его щеке скатилась слеза. Он улыбнулся.

— Ты отомстила мне, Линда. Раунд.

Мы

— Лиль, зайди ко мне.

— Иду, Юр.

Теперь мы общались не так часто и больше по делу, но всё же каждый день.

Юра стал руководителем отдела из двадцати человек и моим непосредственным начальником. Его дела пошли в гору: за последний год он купил себе новую машину, а вместо однушки — трешку. Неделю назад ему даже бывшая жена звонила. Ничего особенного, просто спросить «как дела», но я ведь знала. К счастью, Юра не захотел поддерживать с ней светскую беседу и быстро окончил разговор. Я радовалась этому: почему-то было важно, чтобы Юру не использовали, не причинили боль вновь.

— Привет, — я вошла в кабинет и остановилась на пороге: я всегда так делала, пытаясь сохранять субординацию, меньше всего я хотела строить из себя его приближенную (хотя это так и было), именно за это он меня ценил.

— Привет. Кофе будешь? — Юра встал с кресла и подошел к кофемашине.

— Нет, только чай выпила.

— Ладно, тогда подай мне, плиз, чашку.

Я взяла чашку и подошла к Юре.

— Спасибо, — он посмотрел на меня и улыбнулся. Мы стояли плечом к плечу, и я сделала шаг назад, чтобы не касаться его.

— От тебя несет перегаром уже второй день подряд, а сегодня вторник. Не часто ли?

Юра повернулся ко мне и положил руки на мои плечи. Он смотрел мне в глаза, а потом резко наклонился ко мне, словно поцеловать хотел. Я отшатнулась назад, и он рассмеялся.

— Ты такая предсказуемая, — сказал он и потрепал меня по макушке, — не думай о том, что я пью. Проблемы нет. Твой Хулиганский тоже пьет.

— И смотри, что с ним стало, — возразила я, — во-первых, он уже не пьет, потому что угробил здоровье, во-вторых, его популярность снова падает. Друзья, которых раньше он поднимал, получают за свои ролики больше просмотров, чем он. Если раньше им за счастье было, чтобы он появился на их канале, то теперь они такие ехидные по отношению к нему, такие высокомерные, хотя именно Рома сделал их популярными.

Юра молчал и смотрел в окно. Он выглядел недовольным.

— Что? — спросила я.

Наконец, он повернулся и посмотрел на меня. Смотрел долго, внимательно, с какой-то такой пронзительной улыбкой, что у меня всколыхнулось что-то в районе солнечного сплетения.

— Забавно, что даже тогда, когда мы говорим якобы о моих проблемах, ты всё равно переводишь тему на Рому. Не замечала?

— Я не виновата, что вы с ним похожи, — ляпнула я, не подумав.

— Вот как? — улыбка Юры стала еще более дерзкой. Я впервые видела его таким. Несмотря на его высокую должность и возросший материальный статус, он оставался всё тем же: простым, неряшливым, по-мужски беспомощным в бытовых вопросах, легкомысленным в вопросах своего здоровья. И вот теперь он смотрел на меня таким обжигающим взглядом, и я чувствовала, как между нами пролетают искры.

— Ну, — я смущенно опустила глаза, — вы всегда были похожи. А теперь еще и алкоголь.

— Лиля, — сказал Юра совсем не своим голосом, и мне окончательно стало не по себе.

— Мне пора, — сказала я, вставая, — и так на меня косо смотрят из-за того, что мы дружим. Я возьмусь за твое здоровье, а то совсем уже распустился.

Я пыталась шутить, но Юра был всё таким же загадочным.

— Иди-иди, — сказал он, — а я пока посмотрю обзор Рома на какую-нибудь выпивку.

Я рассмеялась и вышла из кабинета.

Вечером я смотрела новый обзор еды на канале Рома. В последнее время он был более спокойный, еще более мудрый и вообще какой-то грустный. Мне казалось, что ему, наконец, надоело быть клоуном, блогером для школьников. Он мог сделать гораздо больше, но не хотел. Его окружение не уважало Рому должным образом. Хотя, как по мне, он заслуживал всяческой похвалы. Он всегда был искренним и сам же из-за этого подвергался травле. Но нет, он не выглядел несчастным, просто немного разочарованным и уставшим, хотя его ролики по-прежнему были наполнены юмором, сарказмом и самоиронией.