Сброд

Глаза рыжебородого здоровяка, вновь стали наливаться кровью, и он уже было шагнул к обидчику, тоже подавшемуся вперёд с гордо выпяченной грудью, но остальные атаманы, снова их растянули и успокоили.

Духовлад понимал, что спор насчёт дальнейших действий назревает нешуточный, и не хотел, чтобы при нём присутствовали пленники, а тем более, простые разбои. Он обратился к последним, притихшим в присутствии атаманов:

– Охраняйте пленных, а нам нужно принять решение.

Призвав за собой атаманов, Духовлад вместе с ними вышел из Зала Совета. Зал находился на втором этаже центральной постройки крепости, а напротив его парадных дверей находился большой полукруглый проём в стене, как бы образовывающий балкон, выходящий как раз на проход к воротам крепости. Отовсюду доносился шум возни, выкриков, треск ломаемой мебели: «Медвежье Воинство» без стеснения хозяйничало в палатах, предназначенных для благородной знати. Изредка небольшие группки разбоев сновали туда-сюда, очевидно уже основательно разорив очередное помещение и находясь в поисках следующего.

– У кого какие соображения? – хмуро спросил Духовлад, из-под лобья оглядывая атаманов.

– Какие соображения?! – воскликнул Ворон, как будто не веря своим ушам, и вдохновенно продолжил, немного расставив в стоны руки, оглядывая могучие каменные своды восхищёнными глазами, готовыми вот-вот прослезиться от радости – Мы захватили крепость! Самую могучую во всей Земле Ругов! Это же Судьба! Возможность стать чем-то большим, нежели кучкой занюханных лесных налётчиков, шарахающихся от любого мало-мальски серьёзного военного отряда! Да и управляющий прав: теперь Батурий с нас точно не слезет. Так что, либо мы его, либо он нас!

Ратибор, наблюдавший за Вороном с плохо скрываемым пренебрежением, взял слово, едва тот умолк:

– Всё это чушь! «Стать чем-то большим…», с кем?! С кучкой перепуганных, необученных мужиков, разбегающихся едва завидев, что враг готов принять бой?! Я не боюсь смерти, но погибнуть напрасно, в заведомо проигрышном деле, я не желаю! А этому тут уже какое-то величие пригрезилось! (Последние слова он сказал о Вороне, и добавил гнусавым голосом, слегка разведя руки, несуразно подёргивая плечами и пялясь в потолок, скривив глупую рожу) «Мы захватили крепость!» … дурачок!

– Всё, жирный, достал! – злобно резюмировал Ворон, и бросился к рыжебородому с кулаками.

– А ну, унялись оба! Не соображаете, что твориться?! Разберёмся с угрозой, а там выбивайте друг из друга дерьмо, хоть до второго пришествия Исы!

Голос, вырвавшийся из глотки Духовлада, как будто не принадлежал ему. Жёсткий и решительный, он заставил даже Вука и Мстивоя инстинктивно выпрямить спины. Сам от себя не ожидавший такого, молодой боец даже подумал о том, какбы ему теперь не пришлось объясняться за грубость с обоими грозными атаманами, но те наоборот, вняли его рыку и мигом успокоились, лишь изредка молча хлестая друг друга негодующими взглядами. Мстивой и Вук тоже переглянулись, обменявшись одобряющими улыбками, после чего слово взял Вук:

– Мне такая засада не кажется безнадёжной. Меня тревожит другое: этот Афанасий, управляющий Кременца, как-то слишком легко готов предать своего господина. Видок у него холёный, на недовольного жизнью он не похож. С чего бы ему так рьяно помогать нам? Ты, Мстивой, как бывший дружинник, ничего о нём не слыхал?

Мстивой молчал, сосредоточившись на своих мыслях. Потом он выглянул в полукруглый проём, выходящий на проход к воротам крепости. Там, возле нескольких телег, которыми всё ещё был перекрыт выход из Кременца, до сих пор стояли два десятка людей Ворона, явно не ослабивших готовности к внезапной атаке на их участок. Среди них был и Волибор. Он же, наоборот, с головой ушёл в размышления, и казался несколько подавленным. Глядя на него, Мстивой наконец ответил Вуку:

– По-моему, когда-то давно, в дружине ходила некая история об управляющем Кременца, точнее, о его маленьком сыне. Я никогда не любил слушать истории простых дружинников, которые передаются у них из уст в уста. У каждого нового рассказчика, они обрастают новым слоем нелепых домыслов и выдумок, в правдивости которых, он готов поклясться здоровьем всех своих родных. Вобщем-то, поэтому я ничего и не запомнил. А вот наш проводник – бывший тысячный – вполне может знать эту историю, да ещё и из первых уст, как человек приближённый к князю. Эй, Волибор!

Громкий и чёткий крик Мстивоя, заставил бывшего тысячного вздрогнуть, оторвавшись от душевных терзаний. Он мигом нашёл взглядом атамана, в полукруглом проёме на втором этаже, и вопросительно на него уставился.

– Волибор! – на всякий случай повторил Мстивой – Подымись сюда, к Залу Совета, будь добр. Нам нужно кое-что узнать у тебя.

Мгновение нерешительно помявшись, бывший тысячный всё же выдвинулся в указанном направлении, а Мстивой повернулся к остальным атаманам. Волибор шёл сейчас к залу совета так, как будто ноги у него окаменели. Ему хотелось, чтобы этот непродолжительный путь, сейчас сделался бесконечным. Разные мысли вихрями кружились в голове бывшего тысячного, то взбалмошно взлетая, то, притихнув, опускаясь. Сейчас угрызения совести, сомнения в правильности своего решения, относительно помощи разбоям в овладении Кременцом, уступили место банальным опасениям за свою жизнь. Волибор видел, что его роль уже сыграна, и понимал, что разбои в принципе больше в нём не нуждаются. Для чего его сейчас позвали? Зачем он им ещё может быть нужен? Хотят от него избавиться? Но зачем им это? А всё ли, что делают эти люди, имеет смысл? Могут убить просто так, чтобы показаться значительнее самим себе… Единственным, что слегка успокаивало Волибора, было оружие, которое у него так и не отобрали. Погладив рукоять меча, бывший тысячный твёрдо решил, что если почувствует явную угрозу, то перед смертью постарается зарубить одного-двух атаманов.

Когда Волибор, наконец, поднялся по ступенькам, и приблизился к атаманам, те рассказали ему о разговоре с Афанасием, о том, что Батурий уже возвращается из Радовежа, и о предложенной управляющим засаде. Атаманов больше всего интересовало, известны ли Волибору какие-либо обстоятельства, на основании которых, можно было бы поверить, что Афанасий действительно готов предать Батурия. Выслушав всё это, бывший тысячный, как бы нехотя, ответил:

– Я не могу сказать, в действительности ли решился Афанасий предать Батурия, но повод для этого у него есть. Правда, повод этот очень старый, и многие, думаю, о нём уже позабыли. Лет восемь назад, у Афанасия был сын, которому тогда было пять лет отроду. Мальчишка был смешлив, и страшно любопытен. Однажды он тайно пробрался в княжьи покои, и стал играть в оружейной палате. Разыгравшись, малыш опрокинул одну из стоек с оружием. На грохот сбежались слуги, заставшие его на месте. Узнав об этом, князь приказал всыпать мальчишке двадцать плетей. Взялся за исполнение, один из личных слуг Батурия. Выполняя волю владыки, он проявил завидное рвение, не жалел сил. После этого, мальчик ещё три дня промучился в горячке, и умер. Никто не видел, чтобы после смерти сына, Афанасий хоть раз заплакал, он продолжал прилежно выполнять свои обязанности. В эти обязанности, входит лишь управление работой прислуги в крепости, а за кухней и покоями князя, следят его личные слуги, которые управляющему Кременца не подчиняются. Так что даже при желании, Афанасий не смог бы чем-нибудь навредить Батурию. Но тот, на всякий случай, всё же приказал следить за управляющим. Те же, кто следили, докладывали князю, что Афанасий лишь прилежно исполняет свои обязанности, не позволяя себе даже хулы в адрес владыки. Так шёл год за годом, и всё это время, управляющего Кременца не за что было упрекнуть. Лично я много раз слышал, как Батурий ставил Афанасия в пример другим своим подданным, мол, даже после такого, тот остаётся верным и старательным слугой. Кстати, несколько лет назад, у того слуги, который исполнял приговор князя – порол сына Афанасия – нашли дорогой кинжал очень тонкой работы, украденный из оружейной палаты князя. По приказу последнего, ему отрубили руки по локти, и изгнали из крепости. В среде прислуги крепости тогда пробежал слух, будто это месть Афанасия за сына, но поводов официально обвинить его не было. Вполне может быть, что всё это время, он только и ждал случая отомстить князю, но только так, чтоб наверняка.