Король (ЛП)

- Мой английский безупречен, - ответил Кингсли. - Значит, дело в другом - я хочу чего-то другого. Я хочу, чтобы вы держали свою церковь подальше от моего города, и я хочу, чтобы вы прекратили пытать подростков-геев.

- Это терапия, а не пытка.

- Электроды на гениталиях? Меня однажды пытали, и даже они не делали этого со мной.

- Я не врач и не психотерапевт. Я предоставил нашим лицензированным специалистам выполнять их работу. Эти методы лечения жестки, да. Но они работают. И если вы думаете, что остановите наши попытки помогать этим бедным больным детям, вы нуждаетесь в такой же терапии, как и они.

- Мы можем прийти к компромиссу? - спросил Кингсли. - Я оставлю вам здание под церковь, а вы закроете лагеря?

- Или как насчет того, чтобы вернуться к своему развращенному образу жизни и оставить нашу церковь в покое, чтобы она могла спокойно выполнять Божью работу? А я перестану собирать информацию, которая может уничтожить вас. Это мой компромисс.

- Уничтожить меня? Что вы можете сделать со мной такого, что еще не сделано? - Кингсли раскатисто засмеялся. - Вам нужны угрозы получше.

- Судя по тому, что я вижу, у меня на вас больше информации, чем у вас на меня.

- Я не остановил поиски. И, в отличии от вас, я не стыжусь того, что вы можете узнать обо мне, - ответил Кингсли, надеясь, что Фуллер поверит ему. У него было больше, чем несколько секретов, которые он предпочел бы сохранить. - Не думаю, что вы можете сказать то же самое.

- Мне нечего скрывать.

- Хорошо, - ответил Кингсли. - Так будет легче найти то, что мне нужно.

- Вы ничего не найдете. А если продолжите искать, продолжу и я. И не только на вас.

- Моим друзьям так же нечего скрывать.

- Даже священнику в семье?

- Вам я расскажу о нем все, что вы хотите знать. Вы знали, что в детстве он подвергался насилию? Он был госпитализирован после того, как его отец сломал руку? Вы знали, что он убил сексуального насильника в своей школе? Он также отказался от огромного состояния, чтобы стать священником после того, как овдовел в возрасте восемнадцати лет. Он провел несколько летних месяцев добровольцем в колонии прокаженных в Индии. Сколько времени вы провели добровольцем в лепрозориях?

Кингсли долго и многозначительно посмотрел на Фуллера. Фуллер не ответил.

- Послушайте моего совета, - сказал Кингсли, - и смотрите на меня. Если вы будете смотреть на него слишком долго, вы можете узнать что-то о том, что значит быть человеком Божьим.

Фуллер вздернул подбородок.

- Мистер Эдж, вы свободны. Думаю, мы достаточно поговорили как мужчина с мужчиной.

- Согласен. Не хочу опаздывать на игру. На мою другую игру.

Кингсли театрально поклонился и развернулся.

- Мистер Эдж? - Крикнул ему вслед Фуллер. Кингсли повернулся на каблуках.

- Oui?

- У меня больше денег, чем у вас. И еще больше контактов. И друзья в высших кругах. Помните об этом.

- Прямо Голиаф, не правда ли? - Кингсли снова улыбнулся. - Когда я заполучу ваш отель и превращу его в клуб, я трахну мужчину в ночь открытия в вашу честь. Кстати, у вас есть сыновья?

- Простите за мой французский, мистер Эдж, но убирайтесь к чертовой матери из моего кабинета.

Кингсли с радостью подчинился.

Он вышел из дома Фуллера и направился к своей машине. В его встрече с Фуллером не было ничего продуктивного. Никаких секретов не было раскрыто. Никакой правды. И все же...

Фуллер был напуган, и Кингсли заметил это. Страх означал только одно - Фуллеру действительно было что скрывать. И Кингсли выяснит что это.

Но встреча показала кое-что еще. В его личной охране была утечка. У пяти человек был его личный номер телефона. Пять подозреваемых. Сэм, Блейз и Сорен вне подозрения. Сэм ненавидела Фуллера больше, чем он. Блейз активно агитировала против них. И Сорен не выдал бы Кингсли Фуллеру, даже если бы к его голове был приставлен ствол.

Значит остался его адвокат и друг в полиции. Кингсли очень скоро позвонит им обоим.

Но не сейчас. Сейчас у него были дела поважнее. И если не важнее, то, однозначно, более приятные.

В Уэйкфилд он добрался за час до игры и нашел Сорена за работой в его кабинете. Он был в колоратке и сутане, а на столе громоздились стопки книг, на которых были отмечены страницы записных книжек. Единственная фотография в кабинете стояла на столе Серена - он в белом облачении рядом с симпатичной блондинкой, смотрящей на него с обожанием. Сорен и его мать в день его рукоположения. Небольшой, но элегантный кабинет. Неприкосновенное место, посвященное обучению и молитве. Более непохожим на кабинет Фуллера он не мог быть. Ни намека на клюшки для гольфа.

- Если ты пришел исповедоваться, - сказал Сорен, отрывая взгляд от своих записей, - рассказывай сейчас. Я не буду в состоянии благодати после этой игры, если мы проиграем.

- Мы не проиграем.

- Знаешь, что сказал мне их пастор после прошлой игры? Он сказал, что их команда была обречена на победу. Теперь я понимаю, как начинаются священные войны.

Кингсли рассмеялся и сел в кресло напротив стола Сорена.

- Могу я задать тебе глупый вопрос? - спросил Кингсли.

- Ты только что это сделал, - ответил Сорен, делая пометки на белой карточке.

Кинсли молчал, и после рассмеялся.

- Что? - Сорен оторвался от своей писанины.

- Déjà vu. Ты же никому не давал мой личный номер телефона, не так ли? Записывал? Передавал секретарше?

- Нет. Я запомнил его и никогда никому не скажу, если только это не вопрос жизни и смерти. Почему ты спрашиваешь?

- Ничего. Готов идти? - спросил Кингсли. - Нам стоит разогреться.

- Думаю, да. Это будет лучшее использование моего времени, чем это. - Сорен положил блокнот в верхний ящик стола.

- Над чем ты работаешь?

- Над докторской диссертацией.

- Я могу придумать бесконечное количество дел, на которые с большей пользой можно потратить твое время. И к твоему удивлению, только половина из них сексуальные.

- Только половина?

- Две трети, - ответил Кингсли. - Пойдем.

- Иду, - ответил Сорен. - Мне нужно зайти домой и переодеться. Встретимся на поле.

- Ты и по субботам должен носить колоратку?

- Нет. Но я стараюсь изо всех сил.

- Для чего?

- Потому что здесь Элеонор, и мне нужно как можно больше защиты вокруг нее.

- Она здесь? - Кингсли выпрямился.

- Нет.

- Ты только что сказал...

- Притворись, что нет.

- Можно мне ее увидеть?

- Категорически нет.

- Почему?

- Она занята, и я не хочу, чтобы ты ее отвлекал.

- Ей шестнадцать. Что такого важного она делает?

- Молодёжная группа.

- Это так же ужасно, как и звучит?

- Сегодня здесь семинарист. Он общается с группой подростков о том, как распознать Божью волю в их жизни. Элеонор приказано быть очень внимательной.

- Ты приказал своей юной подружке провести субботнее утро во время летних каникул в молодежной группе?

Сорен дьявольски улыбнулся, встал и обошел вокруг стола.

- Иногда глубина моего садизма удивляет даже меня.

- Ну хоть кого-то, - ответил Кингсли, вставая, чтобы выйти из кабинета.

Сорен ответил быстрым шлепком по центру спины Кингсли, быстро и жестко ударяя по группе рубцов.

Вздрагивание и шипение стали ответом, и Кингсли пришлось ухватиться за дверную раму, чтобы поймать равновесие, когда боль захлестнула его.

- Я помню этот звук, - ответил Сорен, захлопнув дверь кабинета и заперев ее.

- Что ты...

- Стой смирно.

Он не принадлежал Сорену одиннадцать лет, но приказ есть приказ. Сорен сказал "стой смирно!" и Кингсли стоял.

Сорен ухватился за нижнюю часть футболки Кингсли и стянул ее с него. Кингсли услышал одобряющий свист.

- Ревнуешь? - спросил Кингсли.

- Только впечатлен. У тебя синяки поверх синяков. Чья работа?

- Никого из тех, кого ты знаешь.

- Чем они сделаны? - Сорен вычерчивал полукруги на спине Кингсли. Легкие прикосновения к его ободранной коже причиняли достаточно боли, чтобы возбудить его. Ему пришлось дышать во избежание впечатляющей эрекции в кабинете священника. Он не был католиком, но предполагал, что это не одобряется.