Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 83

- Я знал, тебе понравится идея. Признайся.

- Поквитаться с Фуллером и его чертовой церковью? За дело.

- Сохрани ту бутылку шампанского, которую я купил сегодня.

- Зачем?

- Мы выпьем ее вместе, ты и я, в ночь открытия.

- Я к вашим услугам, Ваше Величество. - Сэм с издевкой поклонилась.

- Хорошо, - ответил Кингсли. - А теперь давай построим королевство.

Глава 15

Кингсли был разочарован, но не удивлен, когда духовенство Фуллера отказалось продавать ему «Ренессанс». Он повысил цену, и они наотрез отказались. Он пытался купить здание с помощью одного из самых законных его вариантов, фальшивое туристическое агентство, которым он «владел», чтобы управлять избыточным денежным потоком, но Фуллер все равно не продал.

Время для плана Б.

- Что за план Б? - спросила Сэм, листая прикрепленные страницы на планшетке. Уже неделю она работала на Кингсли, и пока она выполняла все, что он велел ей, своевременно и эффективно. Он сказал ей пойти и купить компьютер, если он ей был нужен. Вместо этого, она держала всю его жизнь в порядке на своем планшете.

- План Б - это шантаж, - ответил Кингсли, усаживаясь за стол. - Нам нужна грязь на Фуллеров. Настоящая грязь.

- Какого рода грязь?

- Любая грязь годится, лишь бы прилипла. Ты знаешь что-нибудь компрометирующее о церкви?

- Эм... ну, они ярые консерваторы. Они убеждены, что женщины должны подчиняться своим мужьям.

- Это ужасно. А что, если муж сабмиссив?

- Кингсли, будь серьезным. Многие мужчины в церкви бьют жен из-за такого мировоззрения.

- Я верю, но неважно насколько это ужасно, эта грязь на церковь, а не на Фуллеров. Нам нужно узнать, избивает ли Фуллер свою жену. Или изменяет ей. Или отмывает деньги. Или что-нибудь еще. Но что бы то ни было, это должно быть чем-то, во что он непосредственно вовлечен. Нам не нужна пуля. Нам нужна бомба.

Сэм вздохнула и провела рукой по волосам. Ее теплые карие глаза светились глубоким умом, и он был впечатлен тем, как быстро она выучила имена всех в его доме.

- Бомба? Это будет непросто. Фуллеры существуют уже целую вечность, - ответила она. - Кажется, преподобный Фуллер унаследовал паству от отца.

- Странно.

- Что именно?

- Унаследовать церковь от отца. Мой единственный опыт общения с религией связан с католической церковью. У священников иногда бывают сыновья, но они не передают им ключи от церкви.

- Я не много знаю о католиках. Мне комфортно быть агностиком. А ты кто?

- Я француз, - ответил Кингсли.

- Я спросила о религии.

- Это и есть моя религия. И натягивание Фуллера - моя новая религия, - ответил Кингсли.

- Ты уверен в этом? Я тоже хочу натянуть Фуллера, но он силен. Сильнее, чем ты.

- А это больно.

- Ты говорил, у тебя в рукаве окружной прокурор и его жена. В руках Фуллера - губернатор. И мэр.

- Мне плевать, с кем он дружит. Мне плевать насколько большая у него церковь. Я не позволю ему превратить этот город в его песочницу, Сэм. Это мой город, - сказал Кингсли. Мысль о том, что какой-то фанатичный проповедник принесет свое послание ненависти в Нью-Йорк, выворачивала Кингсли. Он мог представить, что Фуллер сказал бы о нем и Сорене, и о том, что было между ними в школе. Кингсли знал глубоко в душе, если она у него была, все, что было между ним и Сореном, не было грехом. Фуллер и ему подобные могут идти к чертям собачьим.

- Так что ты хочешь, чтобы я сделала? - спросила Сэм.

- Достань мне все, что сможешь на Фуллера и его церковь.

- Кинг, я уже просмотрела все, что на него есть. Я ничего не нашла. Он ублюдок, не пойми меня неправильно. Напыщенный проповедник и фанатик. Но это ставит его в один ряд с другими проповедниками-телепроповедниками. Никаких сплетен об измене, никаких слухов об избиении жены, никаких слухов об изнасиловании детей.

- Что-то есть. Должно быть что-то.

- А что, если нет?

Кингсли встал и обошел стол.

- Я скажу тебе кое-что, и пусть это останется между нами. Это не всегда будет секретом, но сейчас это так.

- Что? - спросила она.

- В отеле я сказал тебе, что знаю садиста мирового класса, который может рассечь сигарету надвое кончиком кнута. Но что я тебе не сказал, так это то, что он тоже католический священник. Посмотри мне в глаза, Сэм.

Она посмотрела ему в глаза, как было приказано.

- Всегда есть что-то, - произнес Кингсли.

- Хорошо, - ответила она и сделала глубокий вдох. - Я посмотрю еще раз. Чем ты собираешься заняться?

- Ничем из того, что тебе нужно знать, - ответил он.





- Ни намека?

- Начинается на С, - ответил Кингсли.

- Свидание? Собеседование? Секс... анальный? Они начинаются на С.

- Я собираюсь кое-кого пригласить на свидание. Увидимся позже, - попрощался он и выпрямился. Рубцы сегодня болезненно натягивались.

- Ты в порядке?

- Конечно.

- Я видела, как ты поморщился. Тебе больно?

- Не беспокойся обо мне. - Он пригрозил ей пальцем. - Как только у тебя появится эта привычка, ты не сможешь остановиться.

- Это тебя беспокоит, верно?

Кингсли поднял руки и начал загибать пальцы, пока говорил.

- Один. Мои родители погибли в железнодорожной катастрофе, когда мне было четырнадцать. Два. Моя сестра покончила с собой, когда мне было семнадцать, вскоре после того, как вышла замуж за мужчину, которого я любил. Три. Я убивал людей для секретной организации внутри французского правительства. Четыре. Я разозлил опасных людей с хорошей памятью. Пять. Мой самый близкий друг - католический священник, вышеупомянутый садист, который влюблен в девушку из своего прихода, чей отец имеет судимость длиной с твою ногу и некоторые очень мерзкие связи с мафией. И это, Сэм, только начало списка причин, по которым тебе стоит беспокоиться обо мне.

- Шесть. Тебе больно.

- У меня старая рана, которая медленно заживает. Не о чем волноваться. Я не стою волнения. Так что, не волнуйся.

- Тебе надо показаться врачу.

- Ненавижу врачей.

- Мне плевать. Все равно сходи.

- Ты забываешь, что я твой босс. Не наоборот.

- И я твой ассистент. Я помогаю тебе. Тебе нужно обратиться к врачу.

- Я ухожу. Прощай. - Проходя мимо, он похлопал ее по плечу.

- Я записываю тебя на прием к врачу, - крикнула она ему вслед.

Кингсли остановился в дверях, развернулся и подошел к ней.

- Ты нарушаешь субординацию, - сказал он.

- Ты нанял меня, чтобы я помогла тебе, - заупрямилась она и уставилась на него своими яркими глазами. - Позволь помочь.

Кингсли сел на край стола и посмотрел на нее.

- Я могу ориентироваться по планетам, используя твой нос в качестве секстанта, - сказал он, щелкнув по его кончику. - Такой он правильной формы.

- Это единственная правильная часть меня. А теперь прекрати отвлекать и скажи, чем я могу тебе помочь.

- Перестать так одеваться.

- Я одеваюсь, как мужчина. Я не буду извинятся. Я ощущаю себя не в своей тарелке в юбках и платьях. Понятно?

- Мне все равно. Мне даже все равно, если я никогда не увижу тебя в платье или в юбке, пока я жив. - Он указал рукой на свои джинсы, и футболку, и пиджак. - Но ты одеваешься лучше меня, а я твой работодатель. Ты должна поумерить пыл.

- Может, это тебе стоит поддать жару?

- Поддать жару?

- Ты сказал, что хочешь быть королем своего королевства, верно? Тогда ты должен одеваться соответственно.

- Мне придется надеть цилиндр и фрак, чтобы затмить тебя.

Она приподняла голову и оглядела его с головы до ног.

- Ты будешь потрясающе выглядеть в смокинге.

- Думаешь?

- Мне нравятся сексуальные французские пингвины, - произнесла она.

- Я ухожу.

- Bon voyage, - ответила она. - Я назначу прием.

- Никаких врачей, - повторил он.

- Я говорила о портном.

Кингсли с улыбкой на лице покидал Сэм. Улыбка поблекла, когда он вышел из дома. Его водитель, Джиа, ждала в машине, но он отпустил ее, сказав, что сегодня прогуляется пешком. В конце концов сегодня был прекрасный майский день. Прогулка пойдет ему на пользу. Безусловно, настоящая причина, почему он не хотел, чтобы Джиа отвезла его, была в том, что ему не хотелось, чтобы кто-либо знал, куда был его путь. Он прошел четыре квартала и поймал такси. Он все еще не мог поверить, что Сорен уговорил его на это. Он не принадлежал Сорену с семнадцати лет, и все же, вот он, следует приказам Сорена, словно эти одиннадцать лет были одиннадцатью днями. Прошло столько времени с тех пор, когда он чувствовал себя таким значимым для кого-то, вне зависимости живым или мертвым он был, и мужчина не мог не отступить, когда Сорен заставил его прийти сюда.