Король (ЛП)

Кингсли посмотрел в глаза Сорену. Он произнес это слово в прошедшем времени. Любил, а не люблю. Но и этого было достаточно. Сегодня этого было достаточно.

- Вот мое признание, - сказал Кингсли. - Я трахаюсь ради денег.

Сорен посмотрел на него в шоке и смятении.

- Почему? - прошептал он. - У тебя есть все деньги мира.

- Дело не в деньгах. Это бумажный след. Так проще шантажировать людей, если я оставляю бумажный след. Вот куда я ходил, когда оставил тебя наедине с Блейз. К жене окружного прокурора. Я заплатил окружному прокурору, чтобы вытащить твою королеву-девственницу из тюрьмы.

Сначала Сорен молчал. Тишина была чистейшим адом.

- Сколько ты берешь? - наконец спросил Сорен.

- А что? Хочешь купить час со мной? Я дам тебе скидку как родственнику.

- Хочу знать, какую цену ты назначил за то, что я считал бесценным.

- Секс не бесценен.

- Таким он был с тобой.

Внутренности Кингсли теперь сжимались от печали и вины. Сорен положил руку на голову Кингсли.

- Я прощаю тебя, - прошептал он.

- Я убивал людей.

- Я освобождаю тебя.

- Я перетрахал половину Манхэттена и три четверти Европы.

- Я освобождаю тебя.

- Освобождаешь меня? Я не католик.

- Это я тоже прощаю.

Кингсли снова рассмеялся, на этот раз по-настоящему. Сорен рассмеялся вместе с ним. Затем смех утих, в комнате снова воцарилась тишина, тишина кроме слабого плеска воды о борт бассейна от движений Кингсли. Сорен подошел еще ближе. Кингсли уперся лбом в грудь Сорена, он слишком устал, чтобы держать ее прямо.

- Ты должен перестать наказывать себя, - сказал Сорен, обхватив затылок Кингсли. - Суд только Божий удел. Ты совершаешь медленное самоубийство тем, как живешь. Это грех, от которого я не могу тебя освободить.

- Я так устал, - признался Кингсли, стыдясь поделиться даже этой малейшой слабостью. - Из-за кошмаров я боюсь спать. Неважно, как сильно я устал, мне не хочется спать. Но если со мной в постели есть кто-то, я сплю лучше. Они ждут, что я сначала их трахну. Нельзя же их разочаровать?

- Ты хотя бы осторожен?

- Не часто.

- Кингсли, ты должен.

- Священник читает мне лекцию о презервативах.

- У тебя будет гораздо больше, чем это, если ты не будешь осторожен. И тебе нужно перестать принимать наркотики. И ты не можешь пить столько.

- Я кутила.

- Ты самый несчастный кутила, которого я когда-либо встречал. Выпивка для празднования, а не для самоубийства.

- Мне нечего праздновать.

- Мне есть. Отпразднуй со мной.

- Что ты празднуешь?

- Много лет я понятия не имел, где ты, чем занимаешься, как живешь. А потом в тебя стреляли, и ты оказался в госпитале, и умирал. Вот почему они связались со мной. Вот как я нашел тебя. Теперь ты здесь, прямо передо мной. Бог вернул меня к тебе, вернул тебя ко мне. Я не перестаю праздновать с той ночи, когда впервые вошел в этот дом и снова увидел тебя.

- Ты был зол на меня.

- У меня сердце разрывается, когда я вижу тебя таким.

- В это я не поверю. Не верю, что у тебя есть сердце.

Сорен прикоснулся к щеке Кингсли и провел большим пальцем по скуле. Нежное прикосновение, любящее прикосновение. Кинг бы предпочел пощечину. Она бы причинила меньше боли.

- Ты помнишь все те заметки, которые делал в моей Библии? - спросил Сорен.

- Я писал их на французском, чтобы никто не смог прочесть.

- Они все еще у меня. Они все еще внутри моей Библии. Думаю, Кингсли, которого я помню, все еще здесь.

- Ты сохранил мои записи? - повторил Кингсли. Это последнее, что он ожидал услышать. Записки, остатки его пули... Что еще осталось от Кингсли у Сорена? Кроме его сердца?

- Все до единой.

- Почему? Ты больше не влюблен в меня.

- Я дорожу памятью о том, что у нас было. И молюсь, чтобы сейчас у нас было нечто лучше, глубже.

- Что?

- Дружба. Настоящая дружба.

- Ты больше никогда не трахнешь меня, верно?

- А если бы я это сделал, ты был бы мне верен?

- Это серьезный вопрос? - спросил Кингсли.

- Допустим, да. Допустим, я нарушу свои обеты с тобой. Допустим, я даже подумаю о том, чтобы оставить ради тебя сан. Мог бы ты быть верен мне?

- Только ты и я?

- Ты. Я. Элеонор. Втроем, как мы с тобой мечтали.

- Ты шутишь.

- Притворись, что да, - ответил Сорен, не отрывая от него взгляда. На долю секунды Кингсли поверил ему. - Это будет единственный раз, когда я сделаю тебе такое предложение. Ты. Я. Элеонор. Втроем. Навсегда.

- Навсегда?

- Элеонор согласна на вечность. А ты?

Кингсли закрыл глаза. Он мог получить Сорена и девушку, о которой они мечтали. И что? Больше никого? Никогда? Вечность – это так долго. И он был свободен от Сорена одиннадцать лет. Только Сорен? Только эта девушка, которую он никогда не встречал?

- Беру свои слова обратно, - ответил Кингсли. - Ты все еще волк.

Сорен схватил полотенце из стопки у лестницы. Он взял уголок и вытер им лицо Кингсли. Если Кинг мог бы заснуть прямой здесь, прямой сейчас, пока Сорен заботился о нем, то уснул бы и никогда не просыпался. Если он умрет сейчас, пожалуй, он умрет почти счастливым.

- Ты помнишь... - начал Сорен и выжал воду из волос Кингсли. - Было ли когда-нибудь время, когда ты чувствовал, что делаешь то, для чего Бог послал тебя на эту землю?

- Однажды.

- Когда?

- Когда мы были любовниками.

- Кингсли, серьезно.

- Я серьезно. Ты был таким одиноким, - сказал Кингсли. - Я никогда не встречал кого-то более одинокого, чем ты тогда. Все боялись тебя. Никто не говорил с тобой. Они обращались с тобой как с прокажённым. А ты этого хотел.

- Ты не хотел.

- Я был напуган. Но я любил тебя больше, чем боялся. Я должен был узнать тебя. И в ту ночь в коридоре, когда ты сказал, что не знаешь, почему Бог создал тебя таким, ты гадал, по какой причине...

- Je suis la raison, - повторил Сорен. – Вот, что ты ответил мне.

- Причина во мне, - прошептал Кингсли.

Сорен кивнул.

- Именно так, - сказал Кингсли. - В ту ночь я чувствовал, будто Бог послал меня на землю, чтобы показать тебя, почему он создал тебя таким. Ты нуждался во мне так же сильно, как и я в тебе.

- Верно. До тебя я думал, что был единственным, кто хотел того, чего хочу я.

- Ты никогда не делал мне больно. Ты знаешь об этом? Даже когда причинял боль, ты никогда не делал больно. Я любил боль. Было больно, только когда ты останавливался.

- Мне тоже было больно, - ответил Сорен проведя пальцами по волосам Кингсли. Прошло одиннадцать лет с их последней ночи вместе, а Сорен все еще помнил, как прикасаться к нему так, как он больше всего любил и нуждался. - Я ошибся. Мне не стоило жениться на Мари-Лауре. Я думал, что так решу все наши проблемы. Это было высокомерно и глупо, и теперь я это понимаю.

- Это было чертовски глупо, - согласился Кингсли. - Твоя Королева-Девственница была права. Ты идиот.

Сорен опустил руку в воду и в качестве наказания плеснул Кингсли в лицо.

- Приятно знать, что ты такой же ублюдок, как и всегда, - заметил Кингсли, схватил полотенце и вытерся.

Кингсли отбросил полотенце на пол и снова посмотрел вверх.

- Я не знаю, что делать, - признался Кингсли, наблюдая за танцем света на потолке. Теперь тот двигался быстрее, потому что он и Сорен находились в воде.

- Сейчас? Завтра? Вечность?

- Со своей жизнью. Мне не нужно работать. Ты видел это. Я не знаю, что с собой делать. Заводить врагов у меня хобби. Я пью, чтобы убить себя. Я трахаюсь, чтобы забыться.

- Я не могу указывать тебе, что делать с твоей жизнью, - ответил Сорен. - Это между тобой и Богом. Но сначала ты должен знать, что хочешь жить. Как только ты будешь уверен в желании жить, то найдешь причину жить.

- Я не знаю, хочу ли жить. Я смотрю в будущее и ничего не вижу. Оно черное. У меня нет ни снов, ни видений, ни надежды. И даже ты не хочешь меня больше так, как хотел.