Болевые точки

Вадим сидел перед столом с яствами. Слюна выделялась стаканами. Но странное дело! На столе не было тарелок.

– Ты без стеснения! Что на тебя смотрит, то и бери! У нас, крестьян, всё просто! Без буржуйского налёту!

Юрок взял рюмку и налил в неё самогон.

– Ну, бывай, браток! С праздничком! – опрокинул в рот содержимое.

Вадим чувствовал себя неловко. Что ни говори, а кушать из общей посуды он не привык.

– Юра, мне бы тарелку, а то я…

– Ха! Тарелку! – загоготал Юрок. – Нету! Всё же под продуктами! Но, – он на секунду задумался и тут же метнулся к печке, – во! Не тарелка, но всё ж!

Юрка поставил перед Вадимом средних размеров чугунную сковороду.

– Валяй сюда!

Тут он себя хлопнул по лбу ладошкой.

– Совсем забыл! Телёнку воды дать нужно! Ты сиди рубай, а я сейчас!

Моментально испарившись из-за стола, он через десять секунд уже был на веранде, где переоблачался в «брата».

Ещё через минуту он уже важно входил в переднюю комнату.

– Кушайте! Кушайте! Оно ж праздник! А где Юрок?

– Телёнка поить пошёл.

– А! То добре! Телёнка надо поить, бо квёлый он у нас. Корова, што его родила, совсем никакуща, но то ладно! Вы кушайте! Вы ж гость!

С этими словами «брат» вышел из передней в холодную веранду.

Через минуту в комнату влетел Юрок.

– Чё, брат заходил?

– Ага! Вы с ним так похожи, я только по одежде и пробору и различаю. Ну, ещё он ходит по-другому и говорит медленно…

– Ну да! – Юрок наливал себе в рюмку самогон. – Он же ещё в школе менингитом переболел, так и стал таким.

Рюмка опорожнилась сама собою, чуть коснувшись рта радушного хозяина.

Вадим аккуратно кушал мясо со сковороды.

– Он же у меня сидел на зоне.

– За что? – поднял округлившиеся глаза Вадим.

– Так у него ж после менингита завихрения в мозгу. Если рюмку выпьет, то всё! Кранты! Кто рядом будет, того и порешит. Беспощадный он у меня. И кровожадный. Почитай уж лет семь, как с зоны пришёл, так и не пьёт.

– Вот оно что…

– Да ты не серчай! Он трезвенник! Вот же голова садовая! Собаку не покормил! Ты кушай! Я быстро…

Понятное дело, что через минуту к столу подошёл «брат».

Молча взял бутылку с самогоном и наполнил гранёный стакан до краю.

Вадим смотрел на него, не зная, что делать.

Тот молча влил в себя содержимое стакана и, выдохнув в сторону, взял с тарелки помидор. Смачно вцепившись в него зубами, он расправился с маринованным овощем в секунду.

Вадим смотрел на «брата» ошалелыми глазами.

– Это… Вам же нельзя! – тихо выговорил он то, что первым пришло на ум.

– Ты хто? – не мигая, вопрошал «брат».

– Гость Юры, – так же тихо отвечал Вадим.

– Так это твой гроб на колёсах возле двора?

– Мой.

– Сейчас в село поедем. Дело у меня там есть.

Вадим похолодел от данной перспективы. Ещё когда «брат» взял стакан в руку, он хотел выскользнуть из-за стола, но теперь было поздно.

– Юрка! – вдруг зарычал «брат». – Гад! Порешу! Я што, зазря зону топтал? Вот ты мне скажи! Гость! В *опе гвоздь! Что я, зря по «мокрому» делу срок тащил?

Вадима сковал страх. Он желал только одного: поскорее выбраться из этого «гостеприимного» дома.

– Так! Я сейчас Юрку позову, и узнаем, что ты за птица такая! – он медленно двинулся к двери.

Услышав, как во дворе «брат» зовёт Юрку, Вадим опрометью бросился на выход, а после к калитке. В кабине своего «ГАЗ-66Т» он оказался в три прыжка. Вездеход, взревев двигателем, рванул с места, только пыль пошла столбом.

***

На следующее утро Вадим приехал на работу и рассказывал мужикам о своём приключении. Те гоготали и крутили пальцем у виска.

– Ты чё, парень! У Юрки две сестры старших! Никакого брата отродясь не было у него.

– Ну как же не было, когда я своими глазами видел его? И на зоне он сидел! У него ещё менингит был в школьном возрасте.

Вадим распалился и не на шутку расходился, доказывая всем, что брат есть.

– Ладно! Не кипятись, парень! Ты что-то путаешь! Да и не было вчера праздника в деревне. Да и быть не может. Там, где Юрка живёт, вообще храма нету.

Вадим с нетерпением ждал прихода на смену Юрки. Смена у того выпадала на субботу.

«Ладно! На следующей неделе его увижу и всё узнаю!» – думал Вадим, крутя баранку вездехода «ГАЗ-66Т».

Но узнать Вадиму от Юрки так ничего и не удалось. В субботу Юрка отработал смену и написал заявление на расчёт. В понедельник он уже ехал в пассажирском поезде «N-ск – Москва», подвязавшись в строительную бригаду на работу каменщиком.

Здор

Медицинский врач после института – это гремучая смесь. А если это девушка с красивыми глазами, длинными ногами и грудью третьего размера? Короче, Алка была сногсшибательна.

Одевалась она, по меркам провинции, стильно или, как нынче говорят, креативно.

На «скорой» работали в основном фельдшеры, и к тому же почти все были как-то связаны с сельским хозяйством. Почти все выросли в деревнях да сёлах, а выучившись на интеллигенцию сельского разлива, с настойчивостью Голиафа рвались в городской коммунальный рай. Аллочка же была продуктом городским. С рождения жила в трёхкомнатной квартире, откуда и выпорхнула в один из медицинских вузов, который и закончила, большей степенью глазами, чем усердием в науках.

Неудачные заигрывания с молодым врачом мужских особей с дипломом среднего специального образования привели весь мужской коллектив к стойкому убеждению, что, мол, стерва редкая и не по зубам. Она же продолжала сводить с ума и заставляла рвать мозг многих из персонала местной «скорой» на предмет фривольностей в одеждах, разговоров на тему свободных отношений между полами, абсолютным попиранием ячейки общества как таковой и стойким убеждением, что красота спасёт мир.

Короче, Алка настроила против себя всех и вся, и только те, кому было до 23 лет, со смехом смотрели на то, как Алла Станиславовна издевалась над «мужиками». Теперь сама суть.

Познакомилась она с неформальным челом, да так увлеклась им и его отношением к жизни, что сама не заметила, как перешла через точку невозврата в отношениях с ним. Только вот он не торопился. Да и ему, в принципе, всё было в кайф. Он не работал, жил на скромную мамину пенсию и проповедовал философию отрицания какого-либо подчинения, по самой сути подчинения как такового.

Алла ненавидела сало как продукт. Она его не воспринимала вообще, не вынося даже его вида. Девушка она была в меру толерантная, и всё новое воспринимала как необходимое для испытания на себе.

У Вита был дом недостроенный, и процесс строительства двигался со скрипом, если не сказать иначе. В доме, к пребыванию в нём как в жилом помещении, была только одна комната на втором этаже. Комната мансардного типа, обита деревянной сосновой вагонкой и покрыта лаком. Комната была холодной и годной только в тёплые месяцы.

В общем, дело молодое, всем знакомое и, как водится, однажды утром они проснулись в одной постели.

Вит начинал своё утро с презрения к соседям. Открывая окно, он справлял малую нужду прямо в раскрытые настежь фрамуги. Это его веселило неимоверно, и как сам он выражался: «Сие деяние – мой вызов серости и презрение к мелкобуржуазному мещанству, что окружает меня!»

Галиматья великая, но в том и сила «базаровщины» как таковой, что не находится аргументов на высокопарное пояснение лености и трусости перед необходимостью ежедневного труда, что облагораживает индивидуума, позволяя тем самым рассматривать себя не с позиции «эго», а по отношению к обществу тебя самого.

Вит, проделав нехитрую утреннюю процедуру, подошёл к журнальному столику, где на разделочной доске лежал оплывающий жиром свежий кусок розово-белого несолёного сала. Чикнув стальным пером острого немецкого ножа по продукту, он обильно его посолил и отправил в рот. С удовольствием и чувством удовлетворения он пережёвывал сей продукт, причмокивая губами, со своеобразным звуком «мм-м-м», переходящим в конечной фазе на французский манер в нос.