Болевые точки

Выйдя в холодный коридор, Юрка надел резиновые галоши и пошёл в сторону нужника лыжным шагом. Галоши были размера на три больше.

«Опохмелиться бы…» – с тоскою забилась синицей оголтелая мысль в мозгу, но денег только на чекушку, да и то… Тёща цербером будет на калитке стоять. Галка, Юркина жена, точно объявила «комендантский день» для мужа.

Горестно вздыхая, побрёл тем же маршрутом к крыльцу. Уныние Юрку было неведомо. Он был мастер на всякие штуки. Улыбка на его лице блеснула эдаким бесом в муторном утре ноября.

– Мама, может, вам подсобить чем по хозяйству? – ласково и с виноватым видом спросил Юрок спину тёщи.

– И не проси! Опохмелиться не дам! Галина велела!

– Вот же! Ещё чего! На опохмел у меня деньги водятся! – с горделивой обидой ощетинился Юрок.

– Да иди ты! «В кармане блоха, да и та плоха!» – в сердцах отмахнулась тёща.

Юрок порылся в кармане форменного бушлата, что ему выдали, как охраннику, на службе. Выудил из недр несколько купюр и монетки. Демонстративно их подсчитал и с видом Гарун-аль-Рашида молвил:

– Пойду четвертинку себе возьму!

Тёща молча взирала на это действо, и было видно по ней, что внутренняя борьба за денежные знаки в её подсознании, вопреки просьбе дочери, склонялась в пользу денежки.

– Тебе бы только деньги из дому вынести. Давай я тебе продам! – тёща, сама того не желая, ступила на тонкий лёд сговора, предавая интересы дочери. Но что тут скажешь, коли самогонные реки лились по деревне.

Гнали самогон, в основном на продажу, практически в каждом дворе. Спаивали соседских мужиков, пришлых работяг, молодёжь. Морально-нравственные аспекты уходят на второй, а то и третий план, коли самогонная нажива является единственным источником дохода.

Зять мельком взглянул на тёщу и молча положил две купюры на стол.

– Тут же больше чем на четвертинку, а сдачи у меня нету! – развела руками тёща.

– Мама! Что за разговор? Пусть, то вам за сервис, так сказать.

Тёща молча смахнула купюры и подошла к настенному шкафу. Молча открыла дверку и сунула деньги под жестяную коробку с лекарствами. Там лежали карбованцы «с горелки», так тёща называла выручку с продажи самогона. Деньги эти она пускала в оборот бюджета лишь на неправедные дела. Заплатить за свет, дрова, уголь. Так как считала, что праведное дело – это внуки, дочь, здоровье, одежда, корм для скота и сама скотина.

– Жди! – коротко бросила она в сторону зятя и пошла из дома в сторону погреба, что исполином стоял в углу подворья.

Юрок посмотрел в окно и, удостоверившись, что тёща, открыв навесной замок, скрылась за массивной дверью, опрометью метнулся к настенному шкафу. Вынув из-под банки свои купюры, он аккуратно поставил жестянку на место, сохранив «пейзаж» нетронутым. После прошёл в горницу и натянул на себя спортивные брюки, что служили ему домашней одёжкой. Свитер, что достался от сына, с броской надписью по животу "BOYS".

Тёща уже входила в переднюю. Юрок пошёл на звон стекла. То тёща доставала ему рюмку и нехитрую снедь из холодных деревенских закусок. Сало с проростью, солёные огурцы, хлеб, репчатый лук, варёный картофель в чугунке.

Юрок вышел в переднюю и приступил к трапезе. Тёща заметно подобрела к зятю на фоне свершившейся финансовой сделки.

Нерадивый зять махнул рюмку и захрумкал маринованным огурчиком.

– Что в деревне? Новости какие, а, мам?

– Да ничего особого нету. Бабу Параску схоронили, так ты это знаешь.

Юрка молча кивнул головою и махнул вторую рюмку.

Продолжая утреннюю трапезу, он слушал тёщу, а сам крутил в голове мысли.

Оглядевшись, он почувствовал, что муторное утро отступило и мыслям в голове уже стало свободно.

Вылив в рюмку остатки самогона, он отставил её в сторону.

– Пойду на двор. Гляну, что там в хлеву, да почищу у свиней, – твёрдо сказал он и встал из-за стола.

– О! То дело! – удовлетворённо кивнула головою тёща и стала прибирать посуду со стола.

Уборкой это вряд ли можно было назвать. Тарелки с продуктом просто накрывались другими тарелками и выносились в холодную веранду, где и покоились на столе до следующего потребления снеди.

Пока Юрок надевал сапоги, тёща выносила посуду. Надев обувку, он потопал сапогами об пол, чтобы те хорошо сели по ноге. Взял рюмку с водкой и опрокинул ту в рот.

Юрок вышел во двор и пошёл к хлеву. Он честно трудился в течение часа.

Грузил свиное дерьмо в тележку и свозил в огород, что начинался прямо за хозяйственными постройками. Там была навозная куча, накрытая полиэтиленом. По углам прижатая кирпичом да досками. Это удобрение для следующей посевной. Картофель – основная сельскохозяйственная культура, с неё и жили. Ею питались, кормили скотину, продавали, обменивали на растительное масло и т. д.

Сделав работу, Юрок вошёл в переднюю и обратился к тёще:

– Ну что, мама, я там всё сделал. У меня ещё есть четыре гривны. Может, продадите четвертинку.

Маму долго уговаривать не пришлось. Транзакция деньги-товар происходила с задержкой доставки товара. Юрок отдал деньги, те переместились в настенный шкаф, под жестяную банку. Выдача бутылки через пять минут, но снова всё на доверии. Бутылка на столе, деньги у Юрки в кармане. Тёща вносит снедь. Юрка выпивает, закусывает. Тёща молчит, но ещё в «союзнических» отношениях с зятем.

Допив самогон, Юрок выходит за калитку. Смотрит на прохудившийся штакетник у палисадника: «Столб заменить или постоит ещё?»

Раздумий на минуту, и вот уже штакетник отделён от прохудившегося столба. Через два часа работы Юрок заваливается в переднюю и предлагает тёще сделку.

Та уж и не рада, но, видя результаты проделанной работы, отметает все сомнения, да и будем честны – алчность берёт верх над здравым смыслом! Сценарий тот же, но отличие в том, что после третьей четвертинки Юрка уже чуть пьян. Тёща возится с чугунами в печи, так как готовит варево свиньям. Запах варёной картошки «в мундире» – это обычно для крестьянского дома.

– Так! – Юрка уже хмельной, но хочется ещё. – Давайте, мама, мне ещё одну, и я спать! Потрудился сегодня на славу!

– Оно-то, конечно, да! – подала голос тёща. – Только вот напился снова. Галя придёт с работы, ругаться на меня станет. Ты уж не говори ей, что я тебе продавала.

– Могила! – утвердительно кивнул головою Юрок.

Сложно поверить, но всё повторилось в том же порядке.

После очередной выпитой рюмки Юрок смотрел в окно осоловелым взглядом.

Тёща присела на табурет и сложила руки на льняном переднике.

– Ох и дурак же ты, Юрка!

– Чегой-та? – перевёл взгляд на тёщу наш герой. Образ женщины чуть расплывался в затуманенном алкоголем подсознании.

– Шестнадцать гривен пропил сегодня. Разве ж не дурак?

Юрка молчал. Пауза затягивалась. Тёща ликовала! Крыть зятю нечем, а она и гешефт соблюла, да и поработать зятя заставила.

– Сама ты дура! – заплетающимся языком выдавил из себя Юрка и налил себе в рюмку остатки горелки.

– Отчего же я дура? – оторопела тёща.

Под вопрос тёщи Юрка опрокинул обжигающую жидкость в рот. Гримаса на лице от выпитого. Шумный выдох. Сдавленным голосом Юрка припечатал тёщу.

– Потому что я за четыре гривны напился. Кому сказать, не поверят! – уронив голову на руки, он шумно захрапел прямо за столом.

Женщина метнулась к настенному шкафу. Пересчитав купюры, она грязно выругалась в адрес зятя, но тот почивал сном пьяного индивида.

Жажда наживы

Сосновый бор раскинулся на многие сотни гектаров. Лес был высажен практически вручную. Чудесное место! Восхитительный вид с Петровского редута! С Петром Первым ли связано название, не стану утверждать. Легенд по сему поводу великое множество, но нет подтверждений. На том и остановимся.

Юрка работал охранником на этом «полигоне». Название его мудрёное. На стенде у входа надпись: ИССО. Испытательная станция стрелкового оружия. Как мне говорили, из оружия – ружья и установка по запуску спортивных тарелок. Что сказать, знают толк в отдыхе генералы.