Ириш Иралис

Я замерла, переваривая услышанное от блондинки, моторчик внутри замолчал. Подняла голову, упершись в небритый подбородок уже не своего мужчины.

— Замолчи и убирайся, — глухо проговорил Вадим.

Женщина сплюнула на пол и язвительно произнесла:

— И уйду! Неудачник и потаскун! Кому ты сдался, выпивоха несчастный!

Женщина развернулась, громко ругаясь, хлопнула входной дверью. Вадим облегченно выдохнул и отпустил меня на обеденный стол. Я присела, после всего услышанного лапы не держали.

Мужчина полез в холодильник и закопошился, выкладывая на стол дешевые рыбные консервы и початую бутылку водки. Я оглядела бывшую когда-то моей кухню. Вокруг царило запустение и грязь. Лапки липли к грязной столешнице. Вдоль стены выстроилась шеренга пустых бутылок из-под алкоголя. Кружевная шторка в подпалинах от сигарет. Печка заляпана, на полу кое-как замыто пятно от пролитого кетчупа.

— Все меня бросили. Сначала Ирка исчезла. Потом любовницы одна за другой. Одна ты у меня, Риша, осталась… и мама, — пожаловался Вадим, выбирая из горки грязной посуды стакан почище.

Тяжело опустился на табурет, налил себе, открыл банку и подвинул мне под нос.

— Ешь, — он выпил, не закусывая, сморщился. — Что она понимает в любви, дешевка. Я любил Ирку, но…

Мужчина вздохнул и налил себе еще. Махнул и погладил меня по спине. Немытой вилкой подцепил рыбку и закинул в рот, капнув томатным соусом на стол и себе на домашний халат. Халат сама покупала ему на День мужчин. Засаленный на манжетах и в пятнах от еды, он просился в стирку.

— Любил, Риш, но она… — мужчина сморщился то ли от водочной горечи, то ли силясь подыскать нужные слова, — … такая вся… правильная.

Опершись локтем на столешницу, запустил пятерню в давно немытые и отросшие лохмы. Мужчина замычал, тряхнул головой и потянулся к бутылке.

— Вся такая честная и чистая. И глаза… — трясущейся рукой, он налил полстакана и опрокинул в себя. — Смотрела так, будто я божество какое. Я подыгрывал, притворялся правильным. Спортсменом-суперменом. Супер-пупер… И драл этих… всех их… как хотел…

Откинувшись на стену в грязных пятнах, Вадим тяжело вздохнул, зарычал и ударил кулаком по столу. Стакан жалобно звякнул, из банки выпала вилка, пачкая все вокруг томатным соусом.

— Понимаешь, Риш, я ей не мог даже намекнуть, что жизнь, секс — это не утренник в садике, я не мальчик-колокольчик. Мне нужно другое… Как я ее ненавидел в такие моменты… и любил… Эх…

Тяжело поднявшись, Вадим качнулся на неверных ногах, ухватился за холодильник, удержался на ногах и пошаркал к окну. Несколько раз чиркнул зажигалкой, пытаясь прикурить. Выругавшись, зашуршал сигаретной фольгой. Затянулся дымом, тяжко выдохнул, одернул замурзанную шторку и уставился в мутное окно.

Я, не смея шелохнуться, следила за неловкими движениями, переваривая все сказанное. Исповедь Вадима оглушила. Я же считала, что у нас все в порядке. А он, оказывается, терпел. Казавшаяся идеальной жизнь только что разбилась вдребезги. Моя вторая половинка, мой идеальный мужчина оказался моей же выдумкой, которую он поддерживал во мне из тщеславия. И ненавидел за вынужденное притворство, за неприятие его настоящего. Мужчина таков, какую женщину выбирает. Вадим выбрал меня, чтобы казаться порядочным, но не быть. Мучился собственным несовершенством. И меня ненавидел, что не притворяюсь хорошей, а такая и есть. Что не стану ломать чужие отношения только потому, что понравился мужчина или не иду на измену, из-за вспыхнувшего желания к другому. Но я — это я, и имею право быть собой. Вспомнились слова магистра Орташа, объяснявшего странное поведение магии при Аруа, подтвердившие все то, что сейчас сказал Вадим. А сам Орташ кого выбирал? Маркизу Гройскую? Куртизанку Эвелину? Распутную Диз? Непостоянную саламандру? Про Алирау вообще молчу… Я никому не подхожу из тех, с кем пытаюсь связать жизнь. Они врут себе, стараясь казаться лучше, но долго на цыпочках не простоишь. Родное «болото» позовет, и они уйдут к своим… таким же…

Рядом зашуршало, звякнули стаканы, Вадим вновь приложился к бутылке. С горечью смотрела в опухшее от многодневной пьянки, когда-то симпатичное лицо. По шерстяным щечкам катились слезы. Здесь мне делать нечего.

— Шай-Ти, я хочу вернуться!

— Уже? Быстго ты, дгагоценная! Воля твоя…

Котик тихо мяукнул, я проваливалась в темноту перехода.

Глава 66

Глава 66

— Опять слезы, — констатировал факт шатен, фыркнув. — Видно стагею, кгасавицы гыдают со мной, а когда-то… Ладно, давай дгугое желание. Я сегодня добгый. И ты, моя пгелесть, это заслужила. Думай, я подожду.

Я покачала головой, хотелось залезть в кровать у себя в комнате и заснуть, сбежав от всех проблем подальше. Не в общежитие же просить перенести себя. Ужас ознобом пробежал по коже. Воспоминания вернули монстра три дня мучившего меня. Перед глазами промелькнула залитая кровью постель, раскуроченная ванная, сломанная мебель. И среди разгромленной комнаты черное лоснящееся в свете фаеров чудовище. Алирау так и остался переродком, которому угрожает смерть за случившееся. Я ношу его ребенка. Как мне объяснить мальчику, когда он начнет спрашивать, что его отец монстр, кровожадное чудовище? Лиру никто не поможет. Вернуть обратное состояние после «ярости победителя» невозможно. Зелье запускает ускоренную, необратимую мутацию. Если Шай-Ти не поможет, не поможет никто. Я должна постараться для сына. У него будет нормальный, любящий отец.

— Шай-Ти, — позвала колдующего над панелью шатена.

Тот швырял десятипудовые валуны, целясь в мечущихся по лесу зеленокожих орков, норовя зашибить больше черных старателей. При удачном попадании, мужчина радостно вскрикивал, потрясал кулаками и пел хвалебный гимн победителя. Я отвела глаза, понимая, что за каждым метким попаданием стоит чья-то смерть и горе семьи. Но что я могла объяснить Хранителю, у которого свои понятия о добре и зле. Он любит созданный им мир, и уничтожает все, что грозит его миру бедой. А сам факт уничтожения превращает в развлечение, интерактивную игру. Цинично и бесчеловечно. Но ведь он не человек.

— Уже, дгагоценная? — нехотя оторвался шатен и буркнул про себя:- Надеюсь, на этот газ обойдется без слез.

— Алирау Лирван, темный эльф, выпил зелье «ярость победителя» и запустил мутацию. Отцу Владиру удалось приостановить процесс, но вспять повернуть не получается. Шай-Ти, прошу, помоги ему вернуть прежний облик.

Шатен картинно закатил глаза и скривил лицо.

— Ладно, но… — у меня оборвалось сердце.

С обреченностью приговоренного ожидала, что стоит за его «но».

— Да…

— Он забудет все, что пгоизошло и тебя, и чувства к тебе, — ожидая моего ответа, Шай-Ти подошел совсем близко, наклонился и приблизил лицо к моему:- Все забудет и станет пгежним. Согласна?

Я кивнула и хрипло заверила:

— Я согласна. Только верни его… прежнего.

Разочарованно фыркнув, шатен отстранился, махнул рукой. Посреди комнаты вспыхнула точка портала и начала расти, наполняясь клубящимся туманным маревом. Глядя мне за спину, он тоном повелителя рявкнул, оглушая до звона в ушах:

— Вы оба, забигайте ее и надеюсь больше не встгетимся. Дгакон остается. Нужно многое обсудить.

Я рванула к порталу, споткнулась и едва не растянулась на полу, как сильные руки подхватили, удерживая на весу. Меня окутали тепло и аромат вишни и дерева. От портала тянуло стылой прохладой и запахом мертвых земель Запределья. Лица уже коснулось колыхающееся марево, когда в спину прилетело:

— Игиш, я не пгощаюсь, дгагоценная. Ты мне должна одно желание.

Обернувшись, удивленно выдохнула, но решила, что спорить себе дороже. Алирау-монстру может помочь только Хранитель Шай-Ти. Не стоило его злить.

— Конечно…

* * *

Терсин прятался за плотной пеленой облаков, оставляя унылые земли Запределья в вечном сумраке. Я медленно брела за Иваром, разглядывая камешки, попадавшие под ноги. Пустынное, каменистое плато с одинокими хилыми деревцами тянулось до самой границы с Невия-Эльтус. Мы держали путь к портальной точке. Риан, пристроившийся рядом, бросал на меня тревожные взгляды. Говорить не хотелось, оставшись совершенно без сил, старалась поскорее добраться до портала, вынырнуть сразу в кровати и заснуть на сутки. Ивар ушел вперед, у меня же подгибались ноги, догнать прыткого темного не получалось.