Страница 33 из 186
Глава 18
Взгляд рассеянно скользил по небрежной каменой кладке пятиметровой стены, следя за линиями разломов, в которые набился вездесущий снег. Поймала себя на мысли, что ищу граффити, скабрезные надписи и объявления – обычное явление на родной Земле. Там относительно ровная вертикальная поверхность долго не пустовала бы, став площадкой для творчества и доской объявлений в одном.
В ожидании умотавшего за седлами Леона, мы встретили рассвет под защитой городской стены. Фикса скучая и позевывая, прислонилась к кладке, разглядывая лоточников, разложивших свой нехитрый товар недалеко от входа, собирая первых зевак и покупателей. Рядом вилась Дин, стреляя глазами по сторонам. От вынужденного безделья и пережитого стресса чувствуется упадок сил, неодолимо клонит в сон. Устав пялиться в пустую городскую стену, я повернула голову в сторону уходящей к горизонту хорошо накатанной дороги, берущей начало от Северных городских ворот. Взгляд задерживается на утреннем небе, размыто-голубом, почти белесом. Утомительно-однообразное царство монохрома.
На дороге пара широких саней, которые неспешно тянули понурые шурхи, удалялась в сторону деревни, узнаваемой по тонким и высоким столбам дыма, уходящим в небо.
Я с любопытством разглядывала свой ночной кошмар – небольших с высокого человека ростом ящеров, от холки до основания хвоста, покрытых серой густой шерстью. Аккуратная голова с большими глазницами, неустанно принюхивающимися ноздрями, вырезанными в графитовой коже, и широкой пастью, усеянной парой рядов зубов-игл. Мощные, привыкшие к долгим переходам задние лапы и крошечные передние почти скрыты в густой шерсти на груди. Хвост как третья нога лысый, нервно вздрагивает, касаясь снега. Я залюбовалась шагом широким, мягким и пружинистым, представляя, как такой зверь будет смотреться под седлом.
Неожиданно сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Я оглянулась, ища глазами ребенка. Несколько событий произошло одновременно. Малышка ужом скользнула мне за спину и сунула в руку, что-то прохладное. Вопль негодования разнесся по воздуху, заставляя встрепенуться до селе дремавших в ожидании. Ко мне метнулся взъерошенный мужик неопределенных лет и, ткнув в грудь пальцем заорал, привлекая внимание:
- Воровка! Она ножик украла! Там и клеймо мое стоит. Мастера Гурьяна.
Толпа из двадцати с лишком человек собралась моментально, словно из воздуха выткалась.
И где только стояли до этого?
Не понимая, о чем ведет речь мужик, я подняла руку посмотреть на холодившую ладонь штуку. Малышка сунула мне небольшой нож, который годился фрукты чистить. Украшенная перламутром ручка. На лезвии разобрала витиеватое имя мастера Гурьяна.
- Вот! Я же говорил,- обличая, потряс пальцем перед моим носом неопрятный мужик.- Схватила и не заплатила. Она воровка. На плаху ее!
Я обернулась к девочке, жмущейся к моим ногам. На бледном личике округлившиеся от страха, полные непролитых слез глаза. Вымученно улыбнувшись малышке, погладила успокаивающе по голове, принимая решение взять вину на себя. В голове мелькнула мысль выхватить эльфийский кинжал из ножен, ранить мужика, подхватить девочку и бежать. Но я не успела ее даже додумать, на плечи легли тяжелые руки, стиснув в железном захвате.
Толпа окружила кольцом, отрезая пути к бегству, загомонила, стыдя меня и поддерживая пострадавшего мужика-лотошника.
- Сама мамаша уже, а воруешь! Стыдоба!
- Ребятенка-то чему учишь, непутевая!
- Одета-то хорошо, а туда же – торговый люд обижать.
- На плаху, воровку! И дело с концом…
- Отрубить ей руку…
Передо мной встала картина годичной давности, повторявшаяся точь-в-точь. Понимая, что мне подписывают смертный приговор, сдерживала слезы, кусая губы. Нож выпал из ладони, но на это никто не обратил внимание. Ожидание кровавого шоу захватило разум скучающих горожан. Из толпы вышел дюжий мужик и схватил меня за больную руку. Его ладонь соскользнула, не задержавшись на привычной кисти. Он подхватил культю и потряс перед народом. Рев, пополнившихся зеваками рядов, потряс воздух. Руки Дин, обнимавшие меня, исчезли.
- Как есть воровка! Руби ей голову, чего уж!
- Нет ужо! Руку руби, как по закону. Пущай безрукой походит, милостыню попросит, ежели кто подаст. Подохнуть ей с голоду!
Участь моя была быстро решена. Моего слова не спрашивали, да и что я могла сказать в свое оправдание. Я обвела толпу обреченным взглядом. Ни одного сочувствующего лица, только глумливые рожи, ждущие веселого зрелища. Не хватало Максимилиана и палача. За вторым не станет. Любой согласится наказать нерадивую воровку, покусившуюся на чужое.
Мужик, оказавшийся кузнецом, лихо стянул до плеча рукав дубленки, заголив правую руку, схватил протянутый доброхотами клинок, радостно сверкнувший на солнце в ожидании свежей крови. Среди собравшихся послышались одобрительные возгласы и злорадный смех. Металл сверкнул еще раз на замахе. Я зажмурилась, стиснула зубы и пальцы, еще живой кисти, приготовившись к боли. Мой палач неожиданно крякнул, и железный зажим чужих пальцев на запястье исчез. Протерев залитое слезами лицо, я заметила осевшего к моим ногам кузнеца с глубокой раной на боку. Истошно заголосила баба. Толпа кинулась в рассыпную, бросая кузнеца-палача на произвол.
Похоже, произвол – любимое занятие горожан в этом городе.
Еще не веря, что в этот раз обошлось, я почувствовала, как кто-то торопливо поправлял на мне одежду.
- Лекса, давай же,- в ухо жарко выдохнул сероглазый брюнет голосом Леона.- Пора сматываться. Девчонки уже далеко от сюда.
Еще не отошедшую от мирского правосудия меня потащили вдоль городской стены в сторону от разбегающихся граждан. Я разглядывала своего спасителя и проводника: высокий, широкоплечий, лет тридцати. Темный хвост волос собран высоко на макушке, на висках выбриты знаки, переходящие в татуировки, спускающиеся на шею и прячущиеся за меховым воротом плаща. При повороте головы виден шрам пересекающий скулу. В ухе сверкает, покачиваясь в такт шагов, алмазная слезка. Из-под обледенелого края плаща мелькают кожаные сапоги. Носы сапог украшены серебром.